Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Вадим Абрамович Сидур (28 июня 1924[1][2], Екатеринослав — 26 июня 1986[2], Москва) — советский художник и скульптор, авангардист (по собственному выражению Сидура, его позднее творчество относится к течению «Гроб-арт»). Участник Великой Отечественной войны. За свою жизнь создал более 500 скульптур, около тысячи гравюр и рисунков, также писал стихи и прозу.
Содержание
Биография
Родился 28 июня 1924 года в Екатеринославе в семье Абрама Яковлевича Сидура (1898—1972) и Зинаиды Ивановны Андриановой (1898—1970). Зинаида Ивановна работала преподавателем английского языка в школе, Абрам Яковлевич, экономист, работал на руководящих должностях. Одним из наиболее запомнившихся воспоминаний детства были события, связанные с Голодомором 1932—1933 годов[источник не указан 1006 дней]. В частности, в своём автобиографическом произведении «Памятник современному состоянию» Вадим Сидур упоминает о массовой смертности от голода в сёлах, о случаях трупоедства и каннибализма, о питании суррогатами
Великая Отечественная война
В 1942 году Вадим Сидур был призван в армию и направлен в Кушку, в Первое Туркестанское пулемётное училище. По завершении учёбы в 1943 году на 3-м Украинском фронте в звании гвардии младшего лейтенанта командовал пулемётным взводом, вступил в партию[4].
Пути войны, как известно, неисповедимы. И когда восемнадцатилетним младшим лейтенантом, командиром пулемётного взвода я дошёл до своего родного города и своей улицы, то уже от угла увидел, что от дома, где я родился и вырос, не осталось ничего. Только печная труба торчала как новаторский памятник моему детству и юности. … Потом я был убит на войне.
В марте 1944 года в селе Латовка, в бою под Кривым Рогом, был тяжело ранен. Сидура спасли восемнадцатилетняя Саша Крюкова и её мама. Из рассказа Александры Крюковой:
…Мама с солдатами принесла ещё одного раненого. Вместо лица — сплошная рана, одно мясо. Говорить не мог. Я догадалась, дала ему бумагу, карандаш. Он написал — Вадим Сидур. Приспособилась через трубочку кормить Вадима. Чуть-чуть отошёл, а тут новая напасть — начали гноиться раны. Боже, как он страдал, какие страшные боли терпел! Решили с мамой: надо везти Вадима в госпиталь. Приехали в Кривой Рог, а там всё разрушено, ни одной целой больницы. Пришлось везти в Днепропетровск — это от нас полторы сотни вёрст по разбитым дорогам в весеннюю распутицу… В январе 45-го пришло письмо от Вадима. Боже, как я обрадовалась, что он жив!
Демобилизован как инвалид II группы в звании гвардии старшего лейтенанта, награждён орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени и боевыми медалями. Осенью 1944 года в Сталинабаде поступил в Медицинский институт, но проучился там лишь один год. Избрав для себя профессию скульптора, он в 1945 году переехал в Москву, где продолжил своё лечение. Осенью 1945 года поступил в Высшее художественно-промышленное училище на факультет монументальной и декоративной скульптуры, окончил обучение в 1953 году[3].
После войны
Дипломная работа Сидура была принята только со второго раза, после переделки, и с заниженной на балл оценкой («четвёрка» вместо «пятёрки»), так как высота его композиции «Мир» в два раза превышала требуемую высоту в один метр[6]. По завершении учёбы занимался скульптурой и книжной иллюстрацией. С 1954 года Сидур сотрудничал со скульпторами Владимиром Лемпортом и Николаем Силисом (они вместе учились в Строгановке). Бывшие однокашники образовали творческое содружество «ЛеСС», чтобы работать в одной мастерской. Вместе они участвовали в резонансной III выставке молодых московских художников (1956)[7]. Однако со временем пришло понимание того, что и в творчестве, и в жизни у каждого из них свой путь. Содружество с Лемпортом и Силисом распалось в 1961 году, а в 1968 году Лемпорт и Силис ушли из мастерской на Комсомольском проспекте[7][8].
В 1961 году Сидур пережил тяжёлый инфаркт, после которого некоторое время не мог заниматься скульптурой (ему было физически сложно справляться с тяжёлым камнем и металлом), вследствие чего сконцентрировался на графике[7].
1960-е — 1970-е годы
Сидур постоянно сталкивался с официальным неприятием своих работ, ему в вину ставили склонность к формализму и пацифизму. Тем не менее художник выполнял заказы на городскую декоративную скульптуру и частные заказы на надгробия, подрабатывал до 1972 года иллюстрированием книг. С его иллюстрациями вышли книги Анатолия Аграновского «Столкновение» (1966), Александра Борина «Случай 99-й» и «Нужен привереда», поэтические сборники Юрия Левитанского «Кинематограф» (1970) и Юнны Мориц «Лоза» (1970) и многие другие издания[9]. Писал стихи и прозу, имевшие хождение в самиздате и печатавшиеся на Западе.
При жизни он не имел возможности выставлять свои работы в СССР, за рубежом он обрёл известность гораздо раньше, чем на родине. Осенью 1970 года скульптор познакомился со славистом из ФРГ Карлом Аймермахером. Аймермахер ещё до поездки в СССР был знаком с произведениями Сидура по фотографиям, которые видел в Праге у журналиста Зденека Айса, и они произвели на него неизгладимое впечатление. Лично познакомиться со скульптором Аймермахеру предоставилась возможность во время поездки в СССР через славистку Инну Бернштейн, хорошо знавшую Сидура и его жену. Знакомство переросло в многолетнюю дружбу[10].
Аймермахер стал активным пропагандистом работ Сидура за рубежом, выступая с лекциями, устраивая выставки и экскурсии, писал работы, посвященные его творчеству, деятельно участвовал в издании книг о Сидуре. Первая выставка его работ была организована Аймермахером в год их знакомства в швейцарском Фрауенфельде[K 1]. За пределами СССР состоялось более 30 выставок, из них около двадцати были организованы Аймермахером. Скульптуры по моделям Сидура установлены в Германии — «Памятник погибшим от насилия» (Кассель, 1974), «Памятник современному состоянию» (Констанц, 1974), «Треблинка» (Западный Берлин, 1979), «Взывающий» (Хофгартен, Дюссельдорф), в США — «Голова Эйнштейна» и другие. Кроме того, в Мюнхене появились скульптурные портреты Эйнштейна, которые были отлиты по гипсовой модели Сидура 1967 года[12]. Первая монография о Вадиме Сидуре вышла за рубежом в 1972 году, её автор — австралийский искусствовед (англ. Sasha Grishin)[13].
Известность Сидура за границей и то обстоятельство, что его мастерскую посещало много иностранцев, обратили на скульптора внимание советских спецслужб. В прессе появились материалы, где Сидур обвинялся в формализме. Сначала, в 1972 году, его лишили возможности зарабатывать иллюстрированием, и Сидуру пришлось брать заказы на надгробные памятники[K 2]. Вскоре Сидура исключили из КПСС, а следующим шагом со стороны властей должно было стать его исключение из Союза художников, что повлекло бы за собой потерю мастерской. Однако в 1974 году власти переключились на борьбу с художниками — организаторами и участниками Бульдозерной выставки. После разгрома выставки нонконформистам, ради улучшения имиджа СССР за рубежом, была предоставлена относительная свобода[15].
Наиболее известные работы художника — «Раненый» (1963), «Отчаяние» (1963), «Памятник погибшим от насилия» (1965), «Бабий Яр» (1966), «Треблинка» (1966), «Формула скорби» (1972), цикл «Женское начало» (1977), «Взывающий» (1985).
Скульптор перенёс второй инфаркт в 1984 году, третий стал для него последним. Вадим Сидур умер 26 июня 1986 года. Похоронен на Переделкинском кладбище.
Семья
Жена (с 1957) — Юлия Львовна Сидур (Нельская) (1940—2006) — преподаватель французского языка, классный руководитель в московской специальной средней школе № 18[16]. С 1972 года оставила преподавание и работала помощником мужа до его смерти. Последующие годы посвятила сохранению и популяризации наследия Сидура[17].
Дети:- Михаил (1955—2010) — переводчик, художественный критик, автор монографии о В. Сидуре, директор Московского государственного музея Вадима Сидура;
- Дмитрий (р. 1975) — адвокат
Внуки:- Вадим (р. 2006)
- Василий (р. 2009)
- Пётр (р. 2013)
Творчество
Сам Сидур делил свою жизнь на четыре этапа — первый, детский, когда желание стать художником ещё не было им осознано. Толчком к принятию решения послужило ранение на войне. На втором этапе, чтобы стать скульптором, он стремился «делать, как настоящие художники». Третий, длившийся примерно до середины 1950-х годов, — годы учёбы и первые годы после её завершения — когда Сидур получал классическое художественное образование и работал пока ещё в границах традиции. Уже «внутри третьего этапа» зарождается четвёртый — творчество самостоятельного художника, разработка и совершенствование собственного стиля[18].
В работах Вадима Сидура объединились две тенденции — идеи, приведшие к появлению на рубеже XIX и XX веков искусства модерна, и особенности «второй волны» искусства СССР конца 1950-х годов. Как в начале XX века в дискуссии с классическим реализмом рождался модерн, так и в конце 1950-х годов новое советское искусство развивалось в полемике с соцреализмом «социально-педагогической» направленности (Аймермахер). Сидур стал одним из создателей «второй волны» нового искусства, но его путь был путём мастера-одиночки, не подверженного внешним влияниям. Он не был осведомлён о новейших направлениях ни отечественного, ни зарубежного искусства и работал совершенно самостоятельно[19].
Питательной средой для Сидура-художника стал его собственный жизненный опыт и повседневная жизнь окружающих его людей. Война, ранение, утрата здоровья, уход близких, упадок духа, обретение семейного счастья, всё, через что прошёл он сам, нашло отражение в его произведениях, привело к обретению его собственного изобразительного языка, глубоко личного, но и одновременно всечеловеческого. Опыт индивидуума претворился в прочувствование проблем общечеловеческих, вопросов, которые ставит жизнь перед современниками — это стало содержанием искусства Сидура, объектом изучения, таким образом художник влился в процесс эволюции сознания настоящего времени[19].
Не примыкая ни к реализму, ни к абстракционизму, Сидур не имел официальных заказов, а его творчество обходили стороной критики. За рубежом он стал известен достаточно поздно[20]. Сидур последовательно отстаивал своё право на творческую индивидуальность и сознательно с 1958 года отказывался участвовать в любых коллективных выставках[14]. В России не было проведено ни одной его прижизненной авторской выставки, однако за границей их состоялось свыше тридцати[21].
Конец 1950-х годов
Сидур начинал свой творческий путь в годы, когда в системе художественного образования господствовали традиции, сложившиеся в Советском Союзе в конце 1920-х годов, причём между 1946 и 1952 годами наметилась тенденция к усилению их диктата. Однако тогда же в определённых кругах появилось понимание, что рамки, в которые было загнано изобразительное искусство, мешают ему плодотворно воздействовать на общество, скрадывают его воспитательную функцию. Постепенно приходило осознание того, что искусство нуждается в новых средствах выражения и новых темах. Уже начинающим художником Сидур жил и работал по-своему, избрал свой путь, который в сложившихся обстоятельствах вряд ли мог привести к признанию. Новые возможности развития его глубоко индивидуального творчества появились после XX съезда КПСС и с началом постепенного выхода СССР из изоляции[K 3]. Сидур входил в новые условия жизни, применяя весь свой личный опыт, в том числе опыт прошедшей войны, с пониманием проблем современного советского человека, как проблем общечеловеческого масштаба. Он обращался к тем же вечным темам, что волновали художников всех времён — жизни и смерти, любви и ненависти, войны и мира. Отойти от сиюминутного, мелочного помогало внимательное изучение древних культур — Египта, Греции, Мексики, Ассирии — в студенческие годы Сидур был постоянным посетителем Пушкинского музея, в собрание которого входит коллекция слепков с античной скульптуры[22][23].
|
|
.jpg){kind=link}