Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Второе отречение Наполеона в пользу своего малолетнего сына Наполеона Франсуа произошло 22 июня 1815 года, после поражения при Ватерлоо. 24 июня Временное правительство[англ.] провозгласило о свершившемся французской нации и всему миру.
После разгрома вместо того, чтобы остаться на поле битвы со своей разбитой армией, Наполеон вернулся в Париж в надежде сохранить политическую поддержку своей позиции как императора французов. Обеспечив такую поддержку, он надеялся продолжить войну. Но вместо поддержки члены обеих палат создали Временное правительство и потребовали, чтобы Наполеон отрёкся от престола. Наполеон задумывался о государственном перевороте, аналогичном перевороту 18 брюмера, но не решился на него. 25 июня Наполеон покинул Париж в последний раз и, проведя ночь во дворце Мальмезон, отправился на побережье в надежде бежать в Соединённые Штаты Америки. Тем временем Временное правительство свергло его сына и попыталось договориться об условной капитуляции с силами коалиции. Им не удалось добиться каких-либо значительных уступок от коалиции, которая настаивала на военной капитуляции и восстановлении Людовика XVIII. Наполеон, понимая, что ему не уйти от королевского флота, сдался капитану Мейтленду[англ.], оставшись под его защитой на борту HMS Bellerophon. Британское правительство отказалось позволить Наполеону ступить на берег Англии и организовало его изгнание на отдалённый южноатлантический остров Святой Елены, где он умер в 1821 году.
Содержание
Возвращение в Париж
После поражения при Ватерлоо восторг французского народа, охвативший его с момента возвращения Наполеона из изгнания, быстро рассеялся, и им пришлось столкнуться с реальностью в виде нескольких армий Коалиции, продвигающихся во Францию вплоть до ворот Парижа.
Полевые командиры уговаривали его остаться и продолжать командовать на поле битвы, но Наполеон решил, что, если он так поступит, войска в его тылу могут сдаться коалиции, что сведёт на нет любые его успехи на поле. Наполеон прибыл в Париж только через два часа после того, как новость о его поражении в Ватерлоо достигла столицы. Его прибытие временно заставило тех, кто сговорился против него, затаиться[a].
Возвращение Наполеона в Париж, возможно, было политической ошибкой, потому что некоторые рассматривали его как дезертирство и даже как акт трусости. Если бы он остался на поле битвы, нация могла бы сплотиться, и Временному правительству, возможно, не удалось бы заставить его отречься[1].
Обсуждение в кабинете министров
Наполеон немедленно созвал кабинет министров. Он откровенно объяснил своим министрам критическое положение дел; но в то же время, с его обычной уверенностью в своих силах, заявил об убеждённости в том, что если народ будет призван к массовому восстанию, последует уничтожение врага; но если бы вместо того, чтобы вводить новые налоги и принимать чрезвычайные меры, палаты начнут дискуссии и станут тратить своё время на споры, всё будет потеряно. «Теперь, когда враг находится во Франции», добавил он, «необходимо, чтобы я был наделён чрезвычайной властью, властью временной диктатуры. Для безопасности страны я мог бы взять эту власть сам; но было бы лучше и более народно, чтобы мне её вручили палаты»[2].
Министры были слишком хорошо знакомы с общими взглядами и позицией Палаты представителей, чтобы прямо одобрить этот шаг; но Наполеон, понимая их колебания, призвал их высказать своё мнение о мерах общественной безопасности, необходимых при данных обстоятельствах. Лазар, граф Карно, министр внутренних дел, считал необходимым, чтобы было объявлено, что страна в опасности; федераты и Национальная гвардия должны быть призваны к оружию; Париж должен быть готов к осаде, и должны быть приняты меры по его защите; в случае его падения вооружённые силы должны отступить за Луару и занять укреплённые позиции. Эту точку зрения поддержали Декрес, министр военно-морского флота, и Реньо де Сен-Жан д’Анжели; но глава полиции Фуше и остальные министры отметили, что безопасность государства зависит не от какой-либо конкретной меры, а от сословных палат (парламента) и их единства с главой правительства, и что если проявить к ним доверие и добрую волю, они будут вынуждены объявить своим долгом объединиться с Наполеоном в принятии энергичных мер для обеспечения достоинства и независимости нации[3].
Политика Фуше
Впрочем, этот совет со стороны Фуше был искусным притворством. Он как никто другой знал настроения и взгляды различных фракций, а также характер и темперамент их лидеров. Он знал также, что крупные партии в палатах, за исключением сторонников империи, которые были в меньшинстве и которым он втайне обещал перспективу возведения на престол Наполеона II, были совершенно готовы свергнуть императора в пользу полной конституционной свободы и либеральных институтов. Эти знания, полученные с ловкостью и точностью, весьма свойственными этому знаменитому министру полиции, он полностью подчинил своим целям. С самого начала второго царствования Наполеона он заигрывал с фракциями таким образом, чтобы побудить каждую из них считать его незаменимым орудием в осуществлении своих надежд и оказывать это чрезвычайное влияние либо для поддержки, либо для подрыва власти Наполеона, в зависимости от того, будет ли удача на стороне последнего или нет. Решительная позиция союзников вскоре убедила его в том, что, хотя император мог бы ещё раз совершить какой-либо блестящий военный подвиг, он должен был в конце концов уступить твёрдой решимости других суверенных держав сокрушить его власть, а также той огромной массе войск, с которыми Европа готовилась покорить страну. Он поддерживал и продолжал поддерживать тайную связь с министрами и советниками Людовика XVIII и, следовательно, был полностью в курсе планов и намерений коалиционных держав[4].
Таким образом, когда предприятие Наполеона потерпело столь явный провал и повторная оккупация Парижа была неизбежна, Фуше ясно предвидел, что предполагаемая диктатура будет введена путём внезапного и насильственного роспуска палат, подразумевая, что недавние неудачи были вызваны предательством со стороны их депутатов, и что будет введена масса новых налогов в поддержку сил, которые ещё оставались в наличии; результатом этого неизбежно явились бы анархия и беспорядки в столице, беспорядки и бесчинства по всей стране, новые бедствия для нации, а также ужасные и бесполезные жертвы среди населения и военных. Чтобы предотвратить такую катастрофу (как представлял себе это Фуше), необходимо было усыпить подозрения Наполеона относительно намерений парламентариев, с которыми Фуше был полностью знаком. Поэтому, чтобы выиграть достаточно времени, Фуше и дал описанный выше совет[5].
Фуше решительно выразил своё неодобрение предполагаемого роспуска палат и установления диктатуры, заявив, что любые меры такого рода приведут лишь к недоверию и, что вполне вероятно, ко всеобщему восстанию. Но в то же самое время его агенты сообщали всему Парижу о бедствиях, постигших Наполеона и вызвавших его внезапное и неожиданное возвращение; и депутаты собирались в огромной спешке, чтобы сделать смелый и решительный шаг во время великого национального кризиса[5][b].
Совет министров продолжал дискуссию; одни поддерживали, другие не одобряли предложения Наполеона, который, наконец, уступив доводам Фуше и Карно, заявил, что готов покориться своему верному парламенту и обсудить с ними меры, которые необходимы в столь критическое для страны время[6].
Решения Палаты представителей
Тем временем представители встретились рано утром 21 июня 1815 года и приступили к обсуждению существующего положения дел. Маркиз де Лафайет, признанный лидер Либеральной партии, получив сведения о предмете обсуждения в Совете и понимая, что нельзя терять ни минуты для предотвращения удара, который грозил их свободам, взошёл на трибуну и в полной тишине обратился к Палате[6]:
Представители[c]! Впервые за много лет вы слышите голос, который ещё узнают старые друзья свободы. Я хочу обратиться к вам по поводу опасностей, которым подвергается страна[d]. Зловещие сообщения, распространявшиеся в течение последних двух дней, к сожалению, подтвердились. Сейчас самое время сплотиться вокруг национального флага — трёхцветного штандарта 1788 года — штандарта свободы, равенства и общественного порядка. Только вы можете теперь защитить страну от внешних нападок и внутренних раздоров. Только вы можете обеспечить независимость и честь Франции.
Позвольте ветерану священного дела свободы, во все времена чуждому духу фракционности, представить вам некоторые решения, которые, как ему кажется, требуют чувства общественной опасности и любви к нашей стране. Они таковы, что, я убежден, вы увидите необходимость их принятия[e]:
- I. Палата депутатов заявляет, что независимость нации находится под угрозой[f].
- II. Палата заявляет своё заседание постоянным. Любая попытка его разогнать будет считаться государственной изменой. Всякий виновный в такой попытке будет считаться предателем своей страны, и с ним немедленно поступят соответствующим образом[g].
- III. Армия и Национальная гвардия, которые сражались и продолжают сражаться за свободу, независимость и территорию Франции, заслужили благодарность страны.
- IV. Министру внутренних дел предлагается собрать главных офицеров Парижской национальной гвардии, чтобы обговорить средства обеспечения её оружием и пополнения этого корпуса гражданами, чей испытанный патриотизм и рвение служат надёжной гарантией свободы, процветания и спокойствия столицы, а также неприкосновенности национальных представителей.
- V. Военному министру, министрам иностранных дел, полиции и внутренних дел предлагается немедленно явиться на заседания Палаты[7].
Никто не решился выступить против этих смелых постановлений; партия сторонников империи была застигнута врасплох. Её руководители отсутствовали, находясь вместе с Наполеоном, а остальные не имели мужества противостоять надвигающейся буре[8] — и после короткого обсуждения, во время которого вновь прозвучали решительные призывы об их немедленном принятии, они были одобрены, за исключением четвёртого пункта, который был отложен из-за могущего вызвать зависть различия, которое он, казалось, подразумевал между линейными войсками и Национальной гвардией[7].
Затем они были переданы в палату пэров, где после короткого обсуждения были приняты без поправок[7].
Послание Наполеона представителям
Поначалу Наполеон, которому доложили о решении Палат, был возмущён столь явным вмешательством в его безграничную власть и раздосадован своим просчётом, когда он разрешил созыв Палат. «Думаю, мне надо было разогнать их ещё до отъезда» (фр. J'avais bien, pens, que j'aurais du congdier ces gens-l avant mon dpart) — заметил он[9].
После некоторого раздумья Наполеон решил, по возможности, отложить решение вопроса о палатах. Он послал Реньо де Сен-Жан д’Анжели в Палату представителей (Реньо был её членом), чтобы успокоить царившее там раздражение и сообщить, что армия была близка к великой победе, когда недовольные подняли панику; что войска с тех пор сплотились; и что император поспешил в Париж, чтобы согласовать с министрами и палатами такие меры общественной безопасности, каких требовали обстоятельства. Карно было поручено сделать аналогичное сообщение Палате пэров[10].
Реньо тщетно пытался выполнить свою миссию. Однако представители потеряли всякое терпение и настаивали на том, чтобы министры предстали перед Палатой представителей. Последние, наконец, подчинились; Наполеон согласился, хотя и с большой неохотой, что это находится в рамках их полномочий. Однако он потребовал, чтобы их сопровождал его брат Люсьен Бонапарт в качестве чрезвычайного комиссара, назначенного отвечать на вопросы палаты[10].
В 18 часов вечера 21 июня Люсьен Бонапарт и министры появились в Палате представителей. Люсьен объявил, что он был послан туда Наполеоном в качестве чрезвычайного комиссара для согласования с собранием мер безопасности. Затем он передал в руки президента послание от своего брата. В нём содержалось краткое изложение бедствия, произошедшего при Мон-Сен-Жан[h], и рекомендовалось представителям объединиться с главой государства в деле спасения страны от судьбы Польши и от повторного наложения ярма, которое она сбросила. Он также заявлял, что желательно, чтобы обе палаты назначили комиссию из пяти членов для согласования с министрами мер, которые должны быть приняты для обеспечения общественной безопасности, и выработки позиции для мирных переговоров с коалиционными державами[англ.][11].
Это сообщение было воспринято далеко не благосклонно. Последовала бурная дискуссия, в ходе которой вскоре выяснилось, что представители требовали более ясного изложения мнений и замыслов Наполеона. Один из них многозначительно заметил, обращаясь к министрам:
|
|