Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Арина Тучкова (собственно, Орина[1]; упомин. в 1591) — кормилица царевича Дмитрия Углицкого, один из фигурантов Угличского дела. В отдельных источниках и исследованиях ошибочно именуется Дарьей Мотяковой[2] и Ириной Ждановой[3][4] (результат неправильной интерпретации материалов дела, где Тучкова фигурирует как «Жданова жена, Тучкова, царевичева кормилица Орина»[1]).
Содержание
Роль в истории
В соответствии с материалами Угличского дела, (25) мая 1591 года Арина Тучкова была одним из свидетелей гибели царевича Дмитрия (наряду с его мамкой Василисой Волоховой, постельницей Марьей Колобовой и четырьмя ребятами-«жилцами», игравшими с царевичем «в тычку»). Показания Тучковой не содержат существенных отличий от того, что сообщили другие очевидцы, за исключением одной подробности: кормилица упоминает, что царевич умер у неё на руках[1]. (Это подтверждается словами Андрея Нагого, который, оказавшись на месте происшествия, заметил, что «царевич лежит у кормилицы на руках мертв»[5].) Тем не менее, по окончании следствия из Москвы пришёл приказ, предписывающий доставить Тучкову и её мужа в столицу под усиленной охраной («чтоб с дороги »[6]). Чем были вызваны такие предосторожности, остаётся неясным.
Упоминания в источниках
Арина Тучкова упоминается в рассказе об убийстве Дмитрия Углицкого, приведённом в «Новом летописце». По данным этого источника, кормилица пыталась защитить царевича от злоумышленников («паде на нем и нача кричати»), за что была ими зверски избита[7]. «Повесть о убиении царевича Дмитрия» описывает то же самое событие несколько иначе: убийцы якобы совершили своё преступление, предварительно оглушив Тучкову ударом «
Оценки историков
В отечественной историографии Арине Тучковой уделяется столько же внимания, сколько и остальным рядовым фигурантам Угличского дела. Н. М. Карамзин именует её «усердной кормилицей», противопоставляя «злой мамке» Василисе Волоховой[4], а воссоздавая сцену гибели царевича, пользуется словами Тучковой о том, что Дмитрий умер у неё на руках: «Девятилетний святой мученик лежал окровавленный в объятиях той, которая воспитала и хотела защитить его своею грудью; он трепетал, как голубь[комм. 1], испуская дух, и скончался, уже не слыхав вопля отчаянной матери...»[4]. Таким образом, Карамзин считал, что показания кормилицы полностью заслуживают доверия. Аналогичная точка зрения существует и в современной историографии: её придерживается, в частности, кандидат исторических наук С. Ю. Шокарев[9].
Примечания
Комментарии
- Выделенные Карамзиным слова — цитата из «Нового летописца» (в источнике: «О чюдо праведно и ужасно, како мертвенное тело трепеташась на великий час, аки голубь!»[7]).
Ссылки
- 1 2 3 Угличское дело, 2012, с. 39.
- 1 2 Флоря, 2007, с. 135.
- Жданова, Ирина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- 1 2 3 Карамзин, 2004, с. 811.
- Угличское дело, 2012, с. 41.
- Угличское дело, 2012, с. 79.
- 1 2 Новый летописец, 1910, с. 41.
- Флоря, 2007, с. 136.
- Шокарев, 2013, с. 29.
Источники
Литература
|
|