Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Михаил Нафталиевич Золотоносов (род. 19 января 1954, Ленинград) — советский и российский прозаик, журналист, литературный критик, литературовед, искусствовед, историк искусства, художественный критик. Кандидат искусствоведения.
Содержание
Биография
Родился 19 января 1954 года в Ленинграде[1]. Отец — Нафталий Менделевич Золотоносов (1923—2003), участник Великой Отечественной войны (радиотелеграфист 29-го отдельного полка связи)[2], ведущий инженер объединения «Красная Заря» (1955—1983), автор ряда изобретений в области телемеханики и электросвязи[3][4]. Мать — Ида Самуиловна Золотоносова (1931—2007), учитель литературы и русского языка[5].
В 1977 году окончил факультет автоматизации управления Ленинградского политехнического института по специальности инженер-электромеханик[6]. С 1979 года печатался как литературный критик[1]. В 1989 году в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии имени Н. К. Черкасова (ЛГИТМиК) защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата искусствоведения[6] на тему «Концепция личности в советском драматическом театре 1920-х годов» (специальность 17.00.01 — театральное искусство)[1][7].
В 1987—1989 годах работал в газете «Смена», в 1989—1990 годах был заведующим отделом публицистики журнала «Искусство Ленинграда», в 1990—1992 годах работал в газете «Час пик», в 1992—1994 годах — в газете «Невское время». Самый длительный период работы Золотоносова, с 1991 по 2004 год, был связан с газетой «Московские новости» (обозреватель отдела культуры по литературе). Одновременно в 1996—1997 годах сотрудничал с газетой «Вечерний Петербург». С 2003 года сотрудничает с журналом «Город 812» в Санкт-Петербурге[6].
Автор 16 книг.
Работы
Автор книг о Константине Мережковском и Чехове. По словам самого Золотоносова, главную идею его биографии Мережковского можно выразить цитатой из Василия Розанова: «порок живописен, а добродетель так тускла» (Золотоносов обнаружил ту же фразу у австрийского писателя Захер-Мазоха). По словам автора, скандальные аспекты биографии Мережковского (обвинённого в педофилии) и его гениальность как учёного-биолога представляют две стороны одной медали, сочетание «гения и злодейства»[8]. Золотоносов считает сочетание аморальности и гениальности Мережковского типичным для Серебряного века (как и для итальянского Возрождения)[9]. По мнению историка Александра Формозова, Золотоносов ошибочно считает Мережковского представителем Серебряного века, тогда как Мережковский принадлежал к предыдущему поколению, а его антихристианская утопия была ближе к идеям социал-дарвинизма[9].
В работе о Чехове Золотоносов с фрейдистских позиций предпринял попытку реконструкции скрытых причин женофобии писателя, повлиявших, с точки зрения Золотоносова, на особенности его стиля[10]. По словам самого автора, он пытался демифологизировать традиционный для русской интеллигенции образ Чехова как идеального мужчины[8]. Если «Первый Чехов» представлял асексуального «интеллигента в пенсне», то «неофициальный Чехов» является гиперсексуальным и закомплексованным. Золотоносов объяснил замалчивание «Другого Чехова» коллективным столетним заговором между мемуаристами, издателями и критиками. Согласно Золотоносову, Чехов под влиянием медицинских представлений своего времени (растрата невосполнимой «жизненной силы» во время сексуальных отношений) ещё в студенческие годы начал испытывать страх перед образом «опасной женщины»[10]. По мнению Золотоносова, Чехов заимствовал мотивы женского доминирования и эротического страха перед деспотичными женщинами у Захер-Мазоха. Влияние Захер-Мазоха, по Золотоносову, позволяет декодировать некоторые мотивы и образы русского классика. Чехов, в отличие от Захер-Мазоха, представил вражду полов в смягченном и облагороженным лирическими мотивами варианте. В лаконизме Чехова, по мнению автора, откровенная девиантность Захер-Мазоха сохраняется лишь фрагментарно[10]. По мнению Золотоносова, взгляды Чехова на традиционную семью были нестандартными и по сути разрушительными. Золотоносов признаёт, что его выводы могут показаться шокирующими, однако считает, что они достаточно простые[8].
Рецензент книги отмечал, что многие выводы Золотоносова относительно Чехова выглядят «натянутыми и излишне гипотетичными», однако «оправданием служит сложность поставленной задачи»[10].
Критика
Ольга Кушлина, из рецензии на книгу «Хармсиздат представляет: советский эрос 1920—1930-х гг.» (1998):
И, наконец, «тяжёлая артиллерия» лёгкого жанра: Михаил Золотоносов продолжает поход по эрогенным зонам советской культуры. Статья «Философия общего тела. Советская садово-парковая скульптура 1930-х годов», как всегда, щедро-изобильна фактами и утомительно-однообразна в выводах. С энтузиазмом ударника комсомольских строек М. Золотоносов перелопачивает тонны материала, и эти же тонны, не просеивая, обрушивает на головы читателя. Как говорится в статье: «Бетономешалка заработала, и …». Если поставить рядом на одном постаменте критика Золотоносова и «девушку с веслом», — заведомо ясно, что этот мужчина может сказать про эту женщину. Поначалу обзовёт «симулякром», потом наговорит гадостей про весло (фаллический символ) и про струи фонтана. А заодно и про Сталина, и про Сталина с девочкой (см. любую из работ М. Золотоносова)[11].
В рецензии на книгу «Глиптократия» Глеб Морев высоко оценил научную основательность Золотоносова, однако заметил, что, как и у Розанова, темы Золотоносова ограничены еврейством и сексом, а его настойчивость в их разработке на обширном и разнообразном материале больше не вызывает интереса и внимания, а, напротив, провоцирует раздражение и скепсис[1]. Фаина Гримберг в рецензии на книгу о Мережковском отметила, что работы Золотоносова очень полезны для филологов и историков и назвала его лучшим литературоведом в России[1]. По характеристике Аллы Латыниной (2004), Золотоносов «всегда и обо всём пишет с брюзгливой гримасой»[12].
Данила Давыдов, из рецензии на книгу «Логомахия» (2010):
|
|