Меню Главная Случайная статья Настройки Одоевский, Владимир Фёдорович Материал из https://ru.wikipedia.org Князь Владимир Фёдорович Одоевский (30 июля (11 августа) 1804[3] или При публикации произведений использовал более двадцати псевдонимов и криптонимов[К 2], опасаясь «уронить» имя княжеского рода[9], многие из них для критических статей, очевидно, пока не раскрыты[10]. Содержание 1 Происхождение 2 Предки 3 Биография 3.1 Первый московский период 3.2 Петербургский период 3.3 Второй московский период 4 Одоевский и музыка 5 Общественная деятельность 6 Значение 7 Издания сочинений 7.1 В переводах на другие языки 8 Комментарии 9 Примечания 10 Литература 11 Ссылки Происхождение Последний (62-й) представитель княжеского рода Одоевских[11] — одной из старших ветвей Рюриковичей. В числе славных предков В. Ф. Одоевского можно назвать князя Михаила Всеволодовича Черниговского, замученного Батыем 20 сентября 1246 года[12]. Его отец Фёдор Сергеевич (родной брат И. С. Одоевского) приходился внуком князю Ивану Васильевичу, президенту Вотчинной коллегии в правление Елизаветы Петровны. От одной из дочерей Ивана Васильевича происходит Лев Толстой. Согласно распространённой версии мать, Екатерина Алексеевна Филиппова, происходила из крепостных[13]. Однако в действительности она была дочерью прапорщика[14]. Её мать Авдотья Петровна Филиппова имела дом на Пречистенке, несколько слуг и наследство[14]. Екатерина Алексеевна владела французским языком и умела играть на фортепиано[14]. Однако из-за незнатного происхождения она не смогла снискать поддержки среди знатных родственников мужа. Отец Владимира умер, когда тому было четыре года. Оставшись сиротой в раннем возрасте, Владимир воспитывался в доме опекуна, двоюродного дяди по отцовской линии, генерала Дмитрия Андреевича Закревского.[15] Жил в Москве на нечётной стороне Малого Козловского переулка, где его отцу принадлежали практически все строения. После смерти мужа мать Владимира выходила замуж дважды, второй раз — за подпоручика Павла Сеченова, который плохо с ней обращался[14]. Какое-то время до второго замужества она с сыном жила в имении его деда, Сергея Ивановича Одоевского, но, когда он вскоре умер, имение оказалось под опекой знакомой его бабушки по материнской линии, генеральши Аграфены Глазовой, которая обложила Владимира долгами[14]. После выхода из пансиона Владимир отдал долги Глазовой и поселился в имении деда под Костромой, почти разорённый[14]. По свидетельствам современников, Одоевский не придавал значения своему княжескому титулу и происхождению от правителей удельного времени, чем приводил в изумление аристократов, завидовавших древности его рода[16]. Предки Биография Первый московский период Обычно жизнь и творчество Одоевского делится на три периода, границы между которыми более или менее совпадают с его переездами из Москвы в Санкт-Петербург и обратно. Первый период относится к жизни в Москве, в маленькой квартире в Газетном переулке в доме своего родственника, князя Петра Ивановича Одоевского[17]. Одоевский тогда учился в Московском университетском благородном пансионе (1816—1822). Большое влияние на мировоззрение оказала дружба с двоюродным братом А. И. Одоевским. Как он признался в Дневнике студента (1820—1821), «Александр был эпохою в моей жизни»[18]. Его имя осталось на золотой доске пансиона вместе с именами Жуковского, Дашкова, Тургенева, Мансурова, Писарева[17][19]. В 1823 году, подобно другим архивным юношам, поступил на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел. В квартире В. Одоевского собирался кружок «Общество любомудрия», созданный под влиянием шеллингианских идей преподававших в пансионе профессоров Московского университета М. Г. Павлова и Д. М. Велланского. Среди постоянных членов этого кружка были А. И. Кошелев, Д. В. Веневитинов, И. В. и П. В. Киреевские, В. К. Кюхельбекер. Регулярно посещали заседания А. С. Хомяков и М. П. Погодин. Собрания кружка проходили в 1823—1825 годах и завершились его роспуском после восстания декабристов. В те же годы Одоевский пробует свои силы на литературном поприще: вместе с Кюхельбекером издаёт альманах «Мнемозина»[20] и пишет роман «Иероним Бруно и Пьетро Аретино», оставшийся незавершённым. Петербургский период В 1826 году Одоевский переехал в Санкт-Петербург, где женился на Ольге Степановне Ланской (1797—1873), дочери гофмаршала Степана Сергеевича Ланского. С 14 октября 1826 года служил секретарём Цензурного комитета при Министерстве внутренних дел, где следил за порядком рассмотрения книг и театральных пьес; вёл реестр книгам, отмечая причины их запрещения; хранил рапорты о книгах; вёл дела библиотеки комитета[21]. С 1828 по 1838 год служил библиотекарем Комитета цензуры иностранной, где упорядочил систему хранения экземпляров запрещённых изданий, создал три каталога (1830—1831). С 25 мая 1833 года по предписанию министра народного просвещения назначен цензором[22]. В конце 1820-х годов был пожалован придворным званием камер-юнкера[23]. В те же 1828—1838 гг. Одоевский был столоначальником в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, в 1833—1840 гг. занимал должность ещё и в Хозяйственном департаменте МВД, а в 1840—1846 гг. был старшим чиновником II отделения Собственной Е. И. В. канцелярии, где доказал несвойственность крепостного права законодательству Грузии. Статский советник с 1841 года, действительный статский советник с 1845 года[24][25]. С 1838 года Одоевский редактировал «Журнал Министерства внутренних дел». Он использовал связи в цензурном ведомстве, чтобы выхлопотать разрешение на возобновление издания «Отечественных записок». В первые годы он деятельно участвовал в их работе, разработал программу и публиковался[26]. Примерно к этому времени относится участие Одоевского в кружке Белинского[27], подготовка трёхтомника собрания сочинений, увидевшего свет в 1844 году и остающегося до сих пор не переизданным. В своём доме в Мошковом переулке супруги Одоевские держали литературный салон. У них собирались известные писатели и музыканты, причём не только отечественные, но и приезжие; однажды выступал даже сам Лист. Дом Одоевских был известен остротой и своеобразием подававшихся блюд. «На средине его стола, — вспоминает современник, — всегда стояла целая батарея всевозможных соусов, собранных со всего земного шара, которые мы иначе не называли, как ядами, до такой степени они были сильны»[28]. В 1844—1845 годах Одоевский опубликовал некоторые из своих рецептов в «лекциях по кухонному искусству», издававшихся как приложение к «Литературной газете» под вымышленным именем профессора Пуфа[29]. Весь погружённый в свои сочинения, Одоевский употреблял свой досуг на изучение химии, и эта страсть к естественным наукам очень накладно отзывалась на его приятелях: он раз в месяц приглашал нас к себе на обед, и мы уже заранее страдали желудком; на этих обедах подавались к кушаньям какие-то придуманные самим хозяином химические соусы, до того отвратительные, что даже теперь, почти сорок лет спустя, у меня скребёт на сердце при одном воспоминании о них. Для второго периода творчества Одоевского характерно увлечение мистическими учениями, прежде всего масонскими умствованиями Сен-Мартена, средневековой натуральной магией и алхимией. На это время приходится расцвет его литературного творчества. Он пишет романтические и дидактические повести, сказки, публицистические статьи, сотрудничает в пушкинском «Современнике» и «Вестнике Европы». В незаконченном утопическом романе «4338-й год», написанном в 1837 году, князь Одоевский, как считается, первым предсказал появление современных блогов и Интернета. В своём сочинении Одоевский описывает мир, где «между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далёком расстоянии общаются друг с другом». Подводя итог под своими литературными занятиями, Одоевский выпустил сборник философских эссе и рассказов под общим названием «Русские ночи» (1844). В качестве обрамления использована философская беседа между несколькими молодыми людьми. Наиболее примечательны рассказы «Последнее самоубийство» и «Город без имени», описывающие фантастические последствия, к которым приводит реализация закона Мальтуса о возрастании населения в геометрической прогрессии, а произведений природы — в арифметической, и теории Бентама, в качестве мотора и цели всех человеческих действий рассматривающей исключительно полезное начало. «Русские ночи» как итоговое произведение Одоевского воплотили разочарование, которое он испытывал в направлении движения современного общества и литературы. Место сочинительства в его жизни отныне занимает работа на благо общества, помощь реальным людям. В 1846 году В. Ф. Одоевский был назначен помощником директора Императорской публичной библиотеки и директором Румянцевского музея[30]. Второй московский период Ещё в 1840-е годы Одоевский постепенно разочаровался в мистицизме, признал ценности новоевропейского естествознания и начал активно пропагандировать идеалы народного просвещения. Наибольшую активность он развил на этом поприще уже после возвращения в Москву в 1861 году, куда он переехал вместе с Румянцевским музеем и во главе его. Одновременно он был назначен сенатором в один из московских департаментов. Князь Одоевский, будучи членом кружка великой княгини Елены Павловны, горячо приветствовал отмену крепостного права, тюремную реформу, введение суда присяжных[31] и другие великие преобразования. Приветствуя облегчение цензурных правил в 1865 году, он настойчиво высказывался против взятой из наполеоновской Франции системы предостережений и ратовал за отмену безусловного воспрещения ввоза в Россию враждебных ей книг. Князь Одоевский сохранял разносторонние интересы до самой смерти. Так, в конце жизни он заинтересовался стенографией и принялся составлять «Руководство к постепенному изучению русской скорописи». В последние (московские) годы жизни Одоевский подружился со священником и исследователем древнерусской церковной музыки Д. В. Разумовским, который по рекомендации Одоевского возглавил новую кафедру в Московской консерватории. Отец Димитрий исповедовал и причастил В. Ф. Одоевского перед смертью. Похоронен последний князь Одоевский в Донском монастыре (фото могилы). После себя он не оставил ни детей, ни какого-либо состояния. В болезни его поддерживала верная и заботливая жена Ольга Степановна. После его смерти вдова передала книжный архив мужа в Императорскую публичную библиотеку, музыкальный (ноты, рукописи о музыке, энгармонический клавицин) — в Московскую консерваторию. Эти предметы послужили ядром музея Московской консерватории. В Москве дом в Москве у Харитония в Огородниках — Большой Харитоньевский переулок на пересечении с Малым Козловским) один из домов отца Одоевского. Когда-то вся левая, нечётная сторона Малого Козловского переулка составляла одно владение, которое в 1804 году приобрела жена князя Ф. С. Одоевского. В 1895 году для благотворительных целей построили два здания: Ксениевский (№ 1, арх. М. К. Геппенер) и Долгоруковский приюты (№ 3, арх. Д. В. Шапошников). В 1919—1922 гг. здесь находилась Академия воздушного флота. дом Авдотьи Петровны Филипповой (бабки Одоевского по матери) в Пречистенской части во 2-м квартале № 137, в приходе священномученика Власия (сгорел во время нашествия Наполеона). дом Аграфены Петровны Глазовой (с 1819 г. жил частично). дом деда Сергея Ивановича Одоевского (до 1811 г.) у церкви Сергия в Крапивниках. с 1816 г. — в доме при Московском пансионе на углу Тверской и Газетного (не сохранился, снесён, ныне на его месте здание Центрального телеграфа), иногда жил у матери до 1819 г. в Пречистенской части, у Старой Конюшенной. в 1822—1826 гг. работает в Московском архиве Коллегии иностранных дел (Хохловский переулок), живёт в Газетном переулке 3, в доме двоюродного деда Петра Ивановича Одоевского, который перешёл племяннице, Варваре Ивановне Ланской. Здесь по субботам собиралось Общество любомудрия[32]. бывает в доме С. Н. Бегичева на Мясницкой, где жил Грибоедов; в доме Н. Н. Муравьёва на Большой Дмитровке в кружке Раича, в Кривоколенном переулке у Веневитинова, на Тверской, 14 у Волконской. с 1867 г. — на Остоженке на углу с Крымской площадью в бывшем дворце Елены Павловны (арх. Жилярди). Теперь на этом месте Дипломатическая академия МИД. в 1864—1869 гг. — Смоленский бульвар, дом № 17 — жил и здесь же умер. Здесь у него бывали И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой и П. И. Чайковский. Дом является памятником федерального значения[33] в Санкт-Петербурге 1826—1838 — дом Ланского — Мошков переулок, 1а[34], по другим данным[35] — Мошков переулок, 3 (Миллионная ул, 23)[36] или Мошков переулок, 5 (Миллионная ул, 25)[37]. 1838—1841 — Дом Серебряниковых — набережная р. Фонтанки, 35; 1841—1844 — дом Шлипенбаха — Литейный проспект, 36; 1846—1861 — доходный дом А. В. Старчевского — Английская набережная, 44. Одоевский и музыка Князь Одоевский — один из основоположников русского музыкознания, музыкальной критики и музыкальной лексикографии. Наиболее близкой музыке наукой считал математику; по его словам, «музыка — дочь математики, с нею делит она мир бесконечного». Вместе с тем, для Одоевского характер исполняемой музыки — «один из общественных термометров» («Дилетанты. — Вечера госпожи Плейель, 1839»). Музыкальная летопись, созданная им как критиком, охватывает с перерывами около 40 лет и содержит имена всех крупных европейских исполнителей, приезжавших в Петербург. В своих музыкально-критических статьях Одоевский давал не только сценический образ исполнителя, но сравнивал стили, исполнительские школы, обсуждал различные проблемы техники исполнения. Чрезвычайно высоко ценя И. С. Баха (написал о нём романтическую новеллу, положившую начало русской бахиане), пропагандировал творчество В. А. Моцарта, Л. ван Бетховена, Г. Берлиоза, признавал новаторство Ф. Листа и Р. Вагнера (впрочем, оценки последних нередко сопровождались скептическими замечаниями). Из отечественных композиторов выделял М. И. Глинку. Одоевский принимал горячее участие в его музыкальных начинаниях (в том числе, выступил посредником между композитором и либреттистом оперы «Жизнь за царя»), написал ряд рецензий и аналитических статей о его музыке и т. д. Его поддержкой пользовались А. А. Алябьев, М. А. Балакирев, А. Н. Верстовский, А. С. Даргомыжский, Н. Г. Рубинштейн, А. Н. Серов. Одним из первых Одоевский распознал талант Н. А. Римского-Корсакова и П. И. Чайковского. С 1830-х гг. писал статьи о музыкальных терминах («вариация», «вибрация», «вводный тон» и др.) для «Энциклопедического лексикона» А. Плюшара (СПб., 1837—1838), в 1860-х гг. полностью переработал «Карманный музыкальный словарь» А. Гарраса (2-е изд. 1866, словарь неоднократно переиздавался в редакции Одоевского до 1913 года). Активно интересовался вопросами органологии и музыкальной акустики. В конце 1840-х гг. по заказу Одоевского петербургский органостроитель Г. Мельцель изготовил кабинетный орган «Себастианон» (назван в честь И. С. Баха; не сохранился), на котором играл и импровизировал сам Одоевский, а также его гости (в том числе Глинка). Громкость звука «Себастианона» (в отличие от обычного органа) зависела от силы нажатия на клавишу, что достигалось включением и отключением дополнительных регистров. Подробности настройки «Себастианона» неизвестны[38]. Неприменимость равномерно темперированной хроматической гаммы для воспроизведения русской народной музыки стала очевидной (в конце 1840-х гг.) Одоевскому, когда он пытался записывать народную мелодию с голоса, используя для этого своё фортепиано. Это наблюдение в значительной степени определило его дальнейшие изыскания в области инструментоведения и музыкальной акустики. От народной музыки Одоевский перешёл к исследованию древнерусской церковной музыки. Он понял, что и здесь традиция не укладывается в рамки, задаваемые равномерной темперацией. Поскольку Одоевский исходил из представления (типичного для своего времени[К 3]) о необходимости гармонизовать на европейский манер церковную и народную музыку, он стремился создать музыкальный инструмент, который бы лучше соответствовал «нетемперированному» вокальному интонированию. Результаты его исследований нашли отражение в серии его статей и в учебном пособии для любителей музыки («Русская и так называемая общая музыка», «Об исконной великорусской песне», речь к открытию Московской консерватории «Об изучении русской музыки не только как искусства, но и как науки», «Музыкальная грамота или основания музыки для немузыкантов», «Музыка с точки зрения акустики»). Отчасти Одоевский смог воплотить свои идеи в экспериментальном молоточковом фортепиано, которое он назвал «энгармоническим клавицином». В. Ф. Одоевский написал для фортепиано «Сентиментальный вальс», канон, колыбельную для органа. Также он сочинил ряд экспериментальных пьес для своего «энгармонического клавицина». Эти композиторские опыты Одоевского опубликованы только частично и не получили общественного признания.