Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Предпарламент, официально Временный совет Российской республики, до
Содержание
История создания
Отношение к Предпарламенту ещё в период работы Демократического совещания разделило большевиков на «правых» и «левых»: первые во главе с Л. Б. Каменевым искали в нём возможности мирного развития революции; вторые во главе с Л. Д. Троцким считали, что это подобранное сверху представительство, не отражающее реальное соотношение сил, призвано подменить собою действительное волеизъявление народа, создать опору правительству, неспособному проводить необходимые реформы и не желающему покончить с войной и участие большевиков в Предпарламенте означало бы ничто иное, как поддержку Временного правительства[1]. В ЦК голоса разделились примерно поровну.
19 сентября (2 октября) 1917 года Демократическое совещание приняло резолюцию против создания правительства в коалиции с кадетами, причём против коалиции голосовала большая часть эсеров и меньшевиков.
20 сентября (3 октября) вопрос об участии большевиков в Предпарламенте был вынесен на решение фракции большевиков в Демократическом совещании с участием членов Петроградского комитета РСДРП(б), где сторонники бойкота Предпарламента оказались в меньшинстве (50 против 77)[2]. Президиум Совещания решил выделить из его состава Всероссийский демократический совет, он же Временный совет Российской республики (Предпарламент), пропорционально численности его групп и фракций. Он призван был стать вплоть до Учредительного собрания представительным органом, перед которым должно было быть ответственно Временное правительство.
23 сентября (6 октября)[3] состоялось первое заседание Предпарламента. Лидер большевиков В. И. Ленин, скрывающийся в подполье, узнал о том, что в партии обсуждался вопрос о бойкоте партией работы Предпарламента и поддержал сторонников Троцкого, после чего внутрипартийное соотношение сил изменилось в пользу бойкота.
Состав
Первоначально общее число членов Предпарламента определялось в 313 (из расчета 15 % от каждой фракции и группы Демократического совещания). Однако новое коалиционное Временное правительство, образованное 25 сентября (8 октября) изменило его состав; в Предпарламент включались также представители так называемых цензовых организаций и учреждений (партии кадетов, торгово-промышленных объединений и др.). Число членов увеличилось до 555. По неполным данным, в него вошли 135 эсеров, 92 меньшевика, 75 кадетов, большевики получили 58 мандатов, 30 — народные социалисты. По свидетельству лидера кадетов П. Н. Милюкова, на первом заседании «члены Совета говорили друг другу, осматриваясь по сторонам: хорошо, если Учредительное собрание будет не хуже этого!»[4] Произведённое правительством изменение состава Предпарламента добавило аргументов сторонникам его бойкота в партии большевиков.
«Конституция предпарламента — писал впоследствии лидер фракции РСДРП(м) в Предпарламенте Ф. И. Дан — вследствие сопротивления правительства, была сильно изуродована по сравнению с первоначальными предположениями ЦИК. Вопреки этим предположениям, Совет Республики формально получил лишь права совещательного органа.»[5]
Председателем Предпарламента был избран правый эсер Н. Д. Авксентьев.
Однако, по свидетельству самого Дана, создать «демократическое правительство» не удалось и в Демократическом совещании, при наличии левого большинства и виновны в том были отнюдь не большевики. «Главная причина неудачи, — пишет Дан, — заключалась в позиции, занятой группами „не советской“ демократии. При подробном обсуждении положения с представителями этих групп обнаружилось, что они несколько иначе смотрят на подписанную в Москве программную декларацию, чем я и значительное число ближайших моих товарищей по ЦИК»[6]
Демарш большевиков
7 (20) октября 1917 г. ознаменовалось скандалом, который член Предпарламента Н. Н. Суханов назвал «пистолетным выстрелом большевиков»[7]. Троцкий от имени фракции большевиков огласил декларацию, объяснявшую, почему большевики не считают возможным участвовать в этом предприятии. Речь Троцкого постоянно прерывалась негодующими криками со стороны правых и центра[8], когда же, после оглашения декларации, большевики покидали зал, большинство, по свидетельству Н. Н. Суханова, махало им вслед руками: «Скатертью дорога!» — полагая, что ничего серьёзного не произошло: для предпарламентского большинства это была «кучка, которую можно было ликвидировать путём репрессий». Левые же были удручены произошедшим: для них, по словам Суханова, это была «подавляющая часть рвущегося в бой, пышущего классовой ненавистью пролетариата, а также истерзанной солдатчины, а также отчаявшихся в революции крестьянских низов» — левые понимали, что большевики уходят «на баррикады»[9]. Ф. Дан по этому поводу писал:
Открытым призывом к восстанию был уход большевистской фракции из предпарламента и декларация, прочитанная при этом случае Троцким. Этот уход не только с формальной стороны мешал нашей работе по созданию чисто демократической власти на почве деятельности предпарламента — тем, что затруднял образование левого большинства — но и по существу ставил эту работу, требовавшую для своего завершения известного времени, под сомнение — тем, что приближал катастрофу и даже в случае образования демократического правительства заранее ставил его под ожесточенные удары слева[5][10][11].
Свой отзыв о демарше большевиков оставил и лидер кадетов П. Н. Милюков:
Они говорили и действовали как люди, чувствующие за собой силу, знающие, что завтрашний день принадлежит им... Так первый день Совета уже бросил луч света на ожидавшую его судьбу. „Когда сопоставляешь начало и финал торжественного дня“, замечала на другой день одна газета, „то невольно приходишь к выводу, что и новый Совет республики, и стремящееся опереться на него правительство только тогда сумеют вывести страну из настоящего состояния всё возрастающей анархии, когда у министров будет столько же решимости и воли к действию, сколько её у товарища Троцкого...“[12]
Повестка дня
Самым больным вопросом было положение на Северо-Западном фронте: овладев Рижским заливом, немцы опасно приблизились к столице; но спор о программе оздоровления армии (разработанной ещё Корниловым и отвергнутой военным министром А. И. Верховским), по мере того, как становилось всё более очевидным нежелание армии воевать, превратился в спор о войне и мире. Предложения заключить всеобщий демократический мир союзники отклоняли; к сепаратному миру с державами Четверного союза в то время даже большевики склонялись с большим трудом. С другой стороны, возникли опасения, что союзники заключат мир с Германией за счёт России. Решительным противником продолжения войны выступил А. И. Верховский, заявивший в Предпарламенте: «Всякие попытки продолжать войну только приблизят катастрофу»[13].
Таким образом, от проблемы оздоровления армии Предпарламент плавно переходил к другому вопросу повестки дня — о назначенной на вторую половину октября конференции союзников в Париже, а точнее — о том, с чем должна ехать в Париж российская делегация. После ухода большевиков их роль взяли на себя небольшие фракции левых эсеров и левых меньшевиков; от их имени Ю. О. Мартов настаивал на немедленном предложении мира и заключении перемирия на всех фронтах.
М. И. Скобелев, которого правые социалисты избрали своим представителем на парижской конференции, предложил компромиссную формулу: «Ближайшим и неотложным шагом Временного правительства должно быть предложение союзникам огласить цели, за которые они будут вынуждены вести войну и за отсутствием которых они готовы будут завтра же сложить оружие и тем самым сделать достоянием истории старые соглашения». Далее социалисты предлагали «переход от пассивной политики умалчивания к открытым деятельным шагам и открытое предложение от имени всех союзников противной стороне немедленно приступить к обсуждению условий мира»[14].
Правительство, которое в Предпарламенте представлял министр иностранных дел М. И. Терещенко, такой шаг навстречу сочло недостаточным; однако, как свидетельствует П. Н. Милюков, прения по внешней политике на заявлении Терещенко оборвались:
Совету оставалось жить два дня — и эти два дня были наполнены заботами не о достойном России представительстве за границей, а о том, чтобы как-нибудь справиться с вновь налетевшим внутренним шквалом, грозившим затопить всё...[15]
Конец Предпарламента
Во второй половине октября 1917 года Предпарламент будоражили слухи о грядущем выступлении большевиков; правые обвиняли министра-председателя в нерешительности, Военно-революционный комитет Петроградского совета, в свою очередь, ждал провокации со стороны правительства. Наконец, 23 октября А. Ф. Керенский созвал совещание министров, на котором было решено признать самочинное образование Военно-революционного комитета преступным деянием. В ночь на 24 октября правительством были закрыты газеты большевиков, а также издания тех правых течений, которые Керенский квалифицировал как «правый большевизм».
Выступая 24 октября в Предпарламенте, министр-председатель констатировал в городе «состояние восстания» и сообщил, что уже предложил «произвести соответствующие аресты»[16]. В то же время правительство изъявило готовность по-своему исполнить то, за что боролись левые социалисты: решить вопрос о «передаче временно, до Учредительного собрания, земель в распоряжение и управление земельных комитетов», на предстоящей конференции поставить перед союзниками «вопрос о необходимости решительно и точно определить задачи и цели войны, то есть вопрос о мире»[17]. Предложив, наконец, Совету республики ответить на вопрос, «может ли Временное правительство исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания», Керенский удалился, не дожидаясь голосования.
Объявленный перерыв для совещания фракций затянулся на несколько часов; П. Н. Милюков утверждает, что правая часть Предпарламента была единодушна: «необходимо тотчас же, без прений, вынести, по возможности значительным большинством, требуемый правительством решительный вотум осуждения восстания и поддержки правительства»[18]; в левой части собрания о безоговорочной поддержке не могло быть и речи.
|
|