Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Пётр Владимирович Долгоруков (1816 — 1868) — русский историк и публицист, деятель Вольной русской печати, один из крупнейших специалистов по русской генеалогии, составитель «Российской родословной книги». В петербургском светском обществе имел прозвище Bancal («колченогий»). Прославился своим злоязычием. С 1859 года — в эмиграции. После смерти архив его документов через подставное лицо приобрело царское правительство России.
Содержание
Происхождение и ранние годы
Представитель княжеского рода Долгоруковых. Сын генерал-майора Владимира Петровича Долгорукова (1773—1817) и Варвары Ивановны Пашковой (1793—1816), племянницы В. А. Пашкова, одной из наследниц мясниковского состояния. Двоюродный брат поэтессы Евдокии Ростопчиной.
В младенческом возрасте остался сиротой. Воспитывался в Пажеском корпусе, откуда в 15 лет был выпущен без аттестата за скандальные проделки (гомосексуальное поведение)[1]. В 1830-е годы сожительствовал в Москве с Иваном Гагариным[2]: оба были «друзьями Луи Геккерна и, предполагают, были с ним в интимных отношениях»[3].
Герцен давал ему следующую характеристику: «Князь Долгоруков принадлежал к аристократическим повесам в дурном роде, которые уж редко встречаются в наше время. Он делал всякие проказы в Петербурге, проказы в Москве, проказы в Париже. На это тратилась его жизнь. Это был избалованный, дерзкий, отвратительный забавник, барин и шут вместе.» («Былое и думы»[4]).
Его подозревали в авторстве анонимного пасквиля, который послужил причиной вызова на дуэль Пушкиным Дантеса (приёмного сына Луи Геккерна) в ноябре 1836 года. В 1863 году Долгоруков переслал для публикации в журнале «Современник» возражения против версии о причастности его и князя Гагарина к составлению пасквиля, опубликованной в книге А. Н. Аммосова[5]. Уверенный, что русская цензура не допустит публикации этого письма, Долгоруков включил его текст в свой журнал «Листок» и попросил, чтобы его напечатали также в герценовском «Колоколе»:
С негодованием отвергаю, как клевету, всякое обвинение как меня, так и Гагарина в каком бы то ни было соучастии в составлении или распространении подмётных писем.<…> и долг чести предписывает русской цензуре разрешить напечатание этого письма моего.[6]
В заключении графологической экспертизы, проведённой в 1927 году, значилось следующее:
«…я, судебный эксперт, Алексей Андреевич Сальков, заключаю, что данные мне для экспертизы в подлинниках пасквильные письма об Александре Сергеевиче Пушкине в ноябре 1836 года написаны несомненно собственноручно князем Петром Владимировичем Долгоруковым». Результаты экспертизы Салькова, фельдшера по образованию, вызвали сомнения у Г. В. Чичерина, который их высказал в письме к Щёголеву. Повторная экспертиза была проведена В. В. Томилиным по просьбе М. И. Яшина в 1966 году, согласно которой авторство принадлежало Ивану Гагарину. Ещё одна экспертиза состоялась в 1976 году: С. А. Ципенюк сверил несколько образцов почерка Долгорукова и Гагарина с «дипломом ордена рогоносцев» и пришёл к выводу, что ни тот, ни другой не писали его. Экспертиза, организованная историком-археографом Г. Хаитом, и проводившаяся сотрудниками Всесоюзного НИИ судебных экспертиз, не подтвердила выводов Салькова. Было установлено, что письмо написано не князем Долгоруковым и не князем Гагариным, а «третьим лицом»[7].
Истинное отношение Долгорукова к Пушкину стало известно лишь в 1980-х годах. В экземпляре «Воспоминаний» Ф. В. Булгарина, принадлежащем Долгорукову, были обнаружены примечания, сделанные его рукой. В этих заметках на полях Долгоруков опровергает Булгарина, старавшегося и после смерти Пушкина «уколоть его побольнее, так сказать, в памяти потомства»[8][9].
Ссылка
Живя на доходы от отцовских имений, нигде не служил, а свободное время посвящал сбору справок о российских дворянских родах. Через своего друга Гагарина свёл знакомство с мужем его тётки, престарелым антикваром П. Ф. Карабановым (1767—1851), который на протяжении многих лет составлял выписки из разрядных книг и архивных документов, но при жизни не успел опубликовать ничего из собранных материалов. Со слов Долгорукова, 80-летний Карабанов преподнёс ему в дар плоды своих многолетних изысканий. Им также использовались генеалогические материалы М. Г. Спиридова, в течение 30 лет разбиравшего разрядные записи в московских архивах.
В 1840 году опубликовал «Сказание о роде князей Долгоруковых» и начал публикацию «Русского родословного сборника», а три года спустя под псевдонимом «граф Альмагро» издал в Париже на французском языке «Заметку о главных фамилиях России», где раскрыл ряд исторических фактов, порочащих самодержавие и аристократию. Он разделял острокритический взгляд П. Я. Чаадаева на русскую историю, а себя самого аттестовал как «привилегированного холопа в стране холопства всеобщего»[2]:
Людей, приговоренных служить всю жизнь, людей, которых били кнутом на конюшне и принародно наказывали розгами, нельзя назвать аристократами[10].
Слухи о вольнодумстве молодого Долгорукова дошли до Николая I. Он был вызван из-за границы и сослан в Вятку (1843), но через год освобождён с запрещением проживать в столицах и до 1852 года жил в своем имении в селе Спешнево Чернского уезда Тульской губернии[11]. В «Былом и думах» Герцен — другой вятский ссыльный того времени — описывает, как перед отъездом Bancal дал званый обед местному чиновничеству, накормив их «каким-то неслыханным пирогом», а после признался, что ради пирога принёс в жертву самое дорогое — собственного дога:
Чиновники с ужасом взглянули друг на друга и искали глазами знакомую всем датскую собаку: её не было. Князь догадался и велел слуге принести бренные остатки Гарди, его шкуру; внутренность была в пермских желудках. Полгорода занемогло от ужаса[4].
Родословные войны
Упрямый, странный, сердитый князь Пётр Владимирович не даёт потомкам забыть о себе. От него видимые и незримые нити тянутся к тайнам двенадцати царей, пяти государственных переворотов, к сотне ссыльных декабристов, десяткам номеров эмигрантской прессы, многим страницам Герцена.
В 1854 году Долгоруков завершил ревизию и пополнение ранее опубликованного родословного сборника и приступил к публикации «Российской родословной книги» — наиболее полного в XIX веке изложения генеалогии русского дворянства. Из печати вышли 4 тома, когда Долгорукову пришлось навсегда покинуть Россию, после чего издание его генеалогических работ прекратилось.
Свой авторитет в области генеалогии Долгоруков использовал в личных целях. На фоне неприязненного отношения к Нарышкиным он объявил, например, что их фамилия происходит от слова «ярыжка», что означало низшего служителя в полиции допетровского времени. У князя М. С. Воронцова он вымогал деньги за то, чтобы подтвердить его происхождение от старомосковских бояр XV—XVI вв., считавшееся до этого непреложным фактом[12]. Возмущённый сановник вызвал его на дуэль, дело получило широкую огласку и закончилось судебным процессом, который Долгоруков проиграл.
Тем не менее и позднее в своих сочинениях он характеризовал Воронцовых как нуворишей, а их фамильными чертами называл чванство и глупость[10]. Для Долгорукова как Нарышкины, так и Воронцовы «воплощали новую знать, которая, по его мнению, оттеснила его от должного ему места при дворе и в обществе»[13].
Родословные войны, инспирированные П.В. Долгоруковым, продолжаются и по сию пору. Тезис П.В.Долгорукова о «фантазийности венецианского предка дворян Грязново» полтора века кочевал по различным монографиям, пока в 2020 году не был окончательно опровергнут исследователем и представителем рода Грязново Н. Ю. Риттиной, посредством документов из отдела древних манускриптов Библиотеки Марчиана (Венеция), и благодаря исследованиям методами генетической генеалогии, проведенным в Аризонском университете[14][15].
«Правда о России»
В 1859 году тайно выехал за границу, в Париже выпустил книгу «Правда о России» (на французском языке — 1860 г., на русском — 1861, 2 ч.), содержащую резкую критику правительства и радикальную программу Великих реформ. Отказался возвратиться по официальному вызову: на имя начальника III Отделения написал:
Вы требуете меня в Россию, но мне кажется, что зная меня с детства, вы могли бы догадаться, что я не так глуп, чтобы явиться на это востребование? Впрочем, желая доставить вам удовольствие видеть меня, посылаю вам при сем мою фотографию, очень похожую. Можете фотографию эту сослать в Вятку или в Нерчинск, по вашему выбору, а сам я — уж извините — в руки вашей полиции не попадусь и ей меня не поймать[16].
«Отставной коллежский секретарь Долгоруков» был приговорён Сенатом к лишению княжеского титула, прав, состояния и к вечному изгнанию (1861). Больше всего его заботила судьба оставшегося в России сына; в случае репрессий против него Пётр Владимирович обещал выступить в печати с «сокрушительными разоблачениями». Правительство, однако, нашло другие способы давления на неугодного. Через 2 года после эмиграции на страницах русской печати появились обвинения Долгорукова в организации роковой травли Пушкина.
В своих сочинениях, опубликованных за границей и дышащих неприязнью к России петровского и последующего времени, и в особенности к холуйству царедворцев XVIII века, Долгоруков впервые осветил запретные страницы истории русского самодержавия. При перечислении внебрачных связей российских монархов, сведения о которых дошли до него в салонных пересудах, он нередко впадал в преувеличения:
По Долгорукову, среди царствующих, да и нецарствующих Романовых были сплошь незаконнорождённые, или плоды адюльтеров: и сам Пётр I, и его дочери от Екатерины I, и дочери соправителя Петра I, Иоанна V, и Пётр III. А уж Павел I, предполагаемый сын Екатерины II и С. В. Салтыкова, вообще чухонский младенец[10].
Князь В. Ф. Одоевский, которому Долгоруков в собственном журнале дал весьма уничижительную характеристику, ответил ему[17]:
Стихов не писал,
Музыкой не надоедал,
Спины не сгибал,
Честно жил, работал,
Подлецов в рожу бивал.
Жизнь в эмиграции
|
|