Салическая правда (лат.Lex Salica или Pactus legis Salicae), также Салический закон — правовой кодекс салических франков. Термин «салический закон» означает также правило престолонаследия, восходящее к одному из положений этого кодекса.
Первые упоминания о франках относится к III—IV векам н. э., когда эти древнегерманские племена начали мигрировать на территорию Римской Галлии. Хотя римляне первоначально успешно сдерживали натиск варваров, впоследствии им пришлось допустить поселение на территории Галлии целых франкских племен. По свидетельству Аммиана Марцеллина, первыми из франков, получившими разрешение осесть в пределах Римской империи и ставшими римскими федератами, стали племена, «которых обычно называли салийцами» (лат.eos videlicet quos consuetudo Salios appellavit), или салические франки. Родиной салических франков принято считать Батавский остров, описание которого имеется в «Записках о Галльской войне» Цезаря и «Германии» Тацита, — сравнительно небольшой регион в устьях Рейна, западной границей которого был берег Северного моря. Население Батавского острова, распространившись по морскому побережью, получило название салических, то есть приморских франков, от кельтского слова «sal» или «sale», означавшего «море». Предположительно в 70-х годах V века салические франки расторгли союзнические отношения с Западной Римской империей, а в 481—482 годах одним из королей салических франков стал Хлодвиг I, который к началу VI века объединил под своей властью значительную часть Галлии, уничтожив остатки Римской империи — королевство Сиагрия и создав могущественное Франкское государство[1][2].
Еще до переселения народов в германских племенах действовали правовые обычаи, которые хранились в памяти старейшин — знатоков права, излагавших его на народных собраниях — тингах. Для древних германцев, как и других варваров, было характерно крайне консервативное отношение к обычаям. Радикальные изменения в устоявшихся нормах не допускались, к тому же традиционный образ жизни варваров исключал какие-либо серьезные сдвиги в правовом регулировании. Однако начавшаяся в III—IV веках германская миграция поставила под угрозу традицию устной передачи обычаев от поколения к поколению. Кроме того, народное право германцев могло подвергнуться изменениям вследствие влияния римского права, что оставалось неприемлемым для самосознания древнегерманского общества. В целях сохранения незыблемости неписаных норм поведения, а также предоставления судам руководства для рассмотрения дел вожди и короли ряда германских варварских королевств инициировали письменную фиксацию обычаев. Так появились новые, неизвестные прежнему правопорядку источники права — варварские правды, представлявшие собой записи обычного права и предназначавшиеся в первую очередь для судей. К правлению Хлодвига относится составление и варварской правды салических франков — Салической правды[3][4].
Условными границами действия Салической правды в соответствии с данными ее титула XLVII принято считать Угольный лес[англ.] и реку Ligere или Ligeris. В зависимости от решения вопроса, является ли эта река притоком бельгийской Эколь[фр.] или известной Луары во Франции, местом и временем издания Салической правды в литературе считали или древние поселения салических франков в областях современной Бельгии во времена до завоевания ими Римской Галлии, или завоеванные Хлодвигом обширные области современной Франции до Луары, в период, последовавший после сражения при Суассоне. Историк права Г. Бруннер, основываясь на ряде характерных исторических особенностей Салической правды (свидетельства сильной королевской власти, реформа принятого франками римского солида, заключающаяся в делении не на 24, а на 40 денариев), а также на других данных, высказал мнение, что первоначальный текст Салической правды был записан в последние годы правления Хлодвига, скорее всего — между 507 годом (дата битвы при Вуйе, в результате которой Хлодвиг изгнал из Галлии вестготов и окончательно упрочил свою власть) и 511 годом (год смерти этого короля). В литературе встречаются и другие датировки (например, 507—557 годы), однако они не учитывают, в частности, отсутствие в древнейшей редакции Правды какого-либо влияния христианства[5][6][7].
Историки не располагают точными сведениями о формальном авторстве, методе и способе редактирования Салической правды. В двух прологах к Салической правде, имеющих характер эпических произведений и составленных значительно позже основного текста, говорится, что Правда была составлена четырьмя выборными мужами, которых согласно прологу I звали Визогаст, Бодагаст, Салегаст и Видогаст, а согласно прологу II — Визогаст, Салегаст, Арогаст и Видогаст. Как указывается в прологах, эти четверо мужей, собравшись на три заседания, тщательно обсудили все поводы к тяжбам и вынесли о каждом из них отдельные решения, с течением времени исправленные королями Хлодвигом, Хильдебертом и Хлотарем. Имена четверых законодателей мифологичны («gast» — «муж», «человек») и, видимо, образованы из названий местностей (Сальхаме, Бодохаме, Видохаме), сохранившихся в народной традиции («heim» — «деревня», «поселок»). В ходе кодификации представители франкской верхушки не могли напрямую транслировать свои установления, опираясь на силу «народных обычаев» или устной передачи прецедентов: необходимы были специфические механизмы, позволяющие обосновать кодификацию правовых норм в представленном виде и воспрепятствовать их нарушению. Таким механизмом явилось законодательное мифотворчество — введение фигур «мудрецов» или «старейшин», образом которых франкские правители воспользовались для легитимации своего законодательства[8][9][10][11].
Позднейшие редакции и добавления к Салической правде
По общепринятому мнению исследователей, древнейший из известных текстов Салической правды состоит из 65 титулов. Остальные титулы являются позднейшими добавлениями и изданы в форме шести капитуляриевмеровингских королей. Поскольку эти капитулярии рассматриваются как логическое продолжение текста Салической правды, нумерация их титулов в позднейших научно-критических изданиях начинается с цифры 66. Современная нумерация меровингских салических капитуляриев осуществлена К. А. Экхардтом. Капитулярий I[прим 1] (титулы 66—78) издан самим Хлодвигом, то есть датируется временем до 511 года. Капитулярий II[прим 2] (титулы 79—93), также именуемый Договором о соблюдении мира государей Хильдеберта и Хлотаря (лат.Pactus pro tenore pacis domnorum Childeberti et Chlotarii regum), относится к промежутку между 511 годом (год смерти Хлодвига I) и 558 годом (год смерти Хильдеберта I). Капитулярий III[прим 3] (титулы 94—105) издан в последние годы правления королей Хильдеберта и Хлотаря. Капитулярий IV[прим 4] (титулы 106—116) или Эдикт Хильперика (лат.Edictum Chilperici), датируется в целом временем этого короля (561—584). Капитулярий V[прим 5] (титулы 117—133), возможно, был издан чуть раньше Эдикта Хильперика и возник во времена правления того же короля. Капитулярий VI, также известный как Декрет Хильдеберта II (лат.Decretus Childeberto), представляет собой самостоятельный закон, изданный для королевства Австразия; время его издания датируется наиболее точно — 596 годом. Помимо капитуляриев, в эпоху Меровингов (во второй половине VI или начале VII века) были созданы два эпилога к Салической правде; они возникли официальным путем, будучи записями, сделанными в королевской канцелярии, и содержали краткую историю создания различных частей Правды вплоть до середины VI века. В 762—763 годах были записаны два пролога к Салической правде, отражавшие тенденцию к легитимации королевской власти не только на основе исторических событий, но и на основе цитат из других источников (например, Библии). К этой же эпохе относится составление частной работы «Sententiae de septem septenis», представляющей собой систематическое перечисление штрафов[12][13][14].
При династии Каролингов руководители государства взялись за создание нового текста Салической правды, чтобы покончить с запутанностью различных источников, внести ясность в древний текст и очистить его от грубых искажений латинского языка. Новый текст закона, который являлся незначительной переработкой древнего текста в 65 титулов и из которого удалили так называемую мальбергскую глоссу[прим 6] (вставленные в латинский текст отдельные слова и названия на древнефранкском языке), содержал 70 титулов. Эта редакция Салической правды получила название Lex Salica Emendata («исправленная Салическая правда» или Эмендата); также она известна как Karolina (Каролина, то есть «закон Карла Великого»), поскольку значительная часть ее рукописей была создана во времена этого императора. Датировка Эмендаты связывается с Ахенским собором (октябрь 802 года), где было инициировано внесение исправлений в ряд варварских правд, включая Салическую и Рипуарскую правды. Как отмечается в Лоршских анналах, помимо приглашения в октябре 802 года в Ахен лиц духовного звания «император в то же самое время, когда происходил этот собор, собрал герцогов, графов, и прочему христианскому народу вместе с законодателями положил прочитать все законы в своем королевстве и передать каждому свой закон, и улучшить [закон] в тех местах, где это требовалось, и записать улучшенный закон, и [приказал], чтобы судьи судили по писаному [закону] и не принимали даров». Эмендата является наиболее поздней из полных редакций Салической правды; кроме того, к периоду Каролингов относится капитулярий, известный как «Главы Салического закона» (лат.Capitula legis Salicae)[прим 7] и датируемый пятым годом правления императора Людовика Благочестивого (818—819), а также частная работа — указатель «Итог Салического закона» (лат.Recapitulatio legis Salicae), представляющий собой систематический список с перечислением размеров штрафов по характеру нарушений закона. Также имеется правовой источник начала IX века, опубликованный А. Пейроном[итал.] под заглавием «Leges Ineditae» и происходящий из Северной Италии, с территории, перешедшей после смерти Людовика Благочестивого под власть Лотаря; он состоял из 12 глав и впоследствии был переиздан под названием «Extravagantia B»[15][16][17][18].
К началу IX века отдельные части огромной империи, сложившейся при Карле Великом, настолько отличались друг от друга, что Карл и его преемники были вынуждены издавать отдельные законы для итальянских, испанских и некоторых германских областей, к числу которых относились, в частности, Саксонские капитулярии[нем.] Карла Великого, Capitula Italica Пипина, Constitutio de Hispanis Карла Лысого и др. Как замечал Монтескьё, «законы салические, бургундские и вестготские находились в большом пренебрежении к концу царствования государей второй династии, а в начале
Издания и классификация текстов Салической правды
Начиная с эпохи Возрождения Салическая правда становится предметом интереса исследователей и издателей. Около 1550 года французский епископ Жан дю Тийе[англ.] издал Правду вместе с некоторыми капитуляриями и другими текстами под заголовком «Libelli seu decreta a Clodoveo et Childeberto et Clothario prius aedita ac postremum a Carolo lucide emendata auctaque plurimum…». В 1557 году немецкий гуманист и историк Иоганн Герольд[нем.] издал в Базеле сборник варварских правд «Originum ac Germanicarum antiquitatum libri», куда включил текст Салической правды по ныне утраченной рукописи из Фульдского аббатства. В 1602 году Ф. Питу[нем.] издал Салическую правду со своими комментариями. В 1613 году появилось франкфуртское издание филолога Ф. Линденброга[нем.], в 1649 году — Г. Венделина?!. В 1665 году Салическая правда была издана под редакцией Ж. Биньона[англ.] в составе сборника франкских юридических образцов-формуляров — формул Маркульфа[нем.], в 1677 году Э. Балюз[англ.] издал Правду в составе двухтомника «Capitularia regum Francorum». Впоследствии Правда вместе с другими историческими источниками издавалась и изучалась деятелями немецкого Просвещения — И. Г. фон Экхардтом, И. Шильтером[нем.], П. Георгишем[нем.], а также Т. Д. Виардой?!, Ф. Вальтером?!, Э. А. Фейербахом[нем.]. В 1828 году вышел в свет французский перевод Салической правды, выполненный Ж. Пейре по изданию дю Тийе[22][23][7].
В течение XVI — начала XIX веков Салическая правда печаталась в основном по отдельным, случайно обнаруженным рукописям, причем по большей части издавалась не первоначальная, а позднейшая редакция памятника — Эмендата. Издание Правды впервые было поставлено на строго научную почву французским юристом Ж.-М. Пардессю, который изучил более 60 рукописей памятника и в 1843 году опубликовал работу «Loi salique», где привел восемь последовательных редакций текста. Несмотря на некоторые недостатки громоздкого издания Пардессю, оно легло в основу позднейших научных изданий Правды. В 1846 году появилась работа «Древнее право салических франков» Г. Вайца, подготовленная им в качестве приложения к фундаментальной «Истории германских государственных учреждений»; выполнив тщательный анализ Салической правды, в заключении работы Вайц на основе данных Пардессю первым из ученых предпринял попытку реконструкции древнейшего текста памятника. В 1850 году П. И. Меркель[итал.] опубликовал сводный текст Правды, в котором были объединены восемь редакций и опущены разночтения; знаменитый Я. Гримм написал заключительную статью к изданию Меркеля, в которой дал исследование мальбергской глоссы. В 1874 году Я. Ф. Беренд[англ.] издал Правду вместе с салическими капитуляриями, в 1876 году увидел свет немецкий перевод Правды, выполненный К. Клементом. В 1880 году появилось лондонское издание десяти различных текстов Правды, предпринятое Я. Х. Гессельсом, в 1898 году — издание Г. Геффкена. В Российской империи латинский текст Салической правды издавали Р. М. Губе (1867) и Д. Н. Егоров (1906); издание Егорова послужило источником для единственного полного перевода памятника на русский язык (1913; 2-е изд. 1950), выполненного сотрудниками кафедры всеобщей истории Казанского университетаН. П. Грацианским и А. Г. Муравьевым[24][25][26][27].
Салическая правда представляет собой один из наиболее распространенных в раннем Средневековье правовых памятников: на сегодняшний день известно по меньшей мере 85 рукописей, представленных с той или иной степенью полноты. Классификации рукописей Салической правды создавались и предлагались учеными XIX века по мере обнаружения и изучения все новых рукописей. Наиболее полной классификацией до середины XX века считалось деление на пять семей рукописей, представленное Гессельсом в критическом издании 1880 года. К семье I этот ученый относил четыре рукописи, возникшие путем переписки не сохранившегося древнейшего текста в 65 титулов; к семье II причислялись компиляции текстов предыдущей семьи; к семье III относились тексты из 100 титулов; к семье IV — Эмендата. В семью V Гессельс включил только один текст, изданный Герольдом в 1557 году (Heroldina) и по ряду особенностей значительно отличающийся от других рукописей[28][29].
В XX веке немецкий институт Monumenta Germaniae Historica предпринял несколько попыток подготовить новое критическое издание Салической правды. После того, как известный правовед, издатель Рипуарской правды Р. Зом дважды отказался взять на себя издание Правды под эгидой Monumenta, оно было поручено историку М. Краммеру[нем.]. Публикация была подготовлена в 1912 году, но так и не увидела свет, поскольку сделанная Краммером попытка радикального изменения классификации рукописей была подвергнута резкой критике из-за серьезных ошибок в датировке и генеалогии рукописей. После этого в течение десятилетий никто не брал на себя задачу подготовки нового издания Правды. Лишь во второй половине столетия сотрудник Monumenta Germaniae Historica К. А. Экхардт подготовил и опубликовал трехтомное научно-критическое издание Салической правды (1953—1957; 2-е изд. 1962—1969). В своей работе Экхардт дал существенно пересмотренную классификацию рукописей памятника[30][31][32]:
Pactus legis Salicae — текст из 65 титулов (семьи I и II по прежней классификации). Сюда входят следующие рукописи: 1) группа A1 — A4, исходная редакция создана в конце правления Хлодвига (507—511); 2) гипотетическая группа B, промежуточная между A и C, составлена при Теодорихе I в 511—533 годах; 3) группа C5 — C6, исходная редакция возникла при Гунтрамне (567—593) и Хильдеберте II (593—596).
Lex Salica — текст делится на 100 титулов (семья III по прежней классификации), отчасти из-за стремления редактора разбить древнейшие 65 титулов на большее количество частей, отчасти из-за прибавления новых титулов. Сюда входят: 1) содержащая мальбергскую глоссу группа D7 — D9 (составлена при Пипине Коротком в 763—764 годах); 2) группа E11 — E16 (составлена при Карле Великом в 798 году и представляет собой переработку группы D, мальбергская глосса отсутствует)[прим 8].
Lex Salica Karolina — текст из 70 титулов, составленный при Карле Великом в 802—803 годах. Сюда входит обширная группа K17 — K81; входящие сюда рукописи по прежней классификации именовались Эмендатой.
Heroldina — текст-компиляция из 80 титулов, напечатанный в издании Герольда 1557 года на основании утерянной рукописи (или рукописей), а также на основании ряда рукописей Каролины.
Старейшее печатное издание Салической правды, выпущенное около 1550 года
Общая характеристика Салической правды
Хотя на момент своего создания Салическая правда не являлась первой из варварских правд (в частности, еще раньше были записаны Вестготская и Бургундская правды), она представляет собой наиболее обширный свод варварских законов. Дойдя до нашего времени во множестве списков, редакций и вариантов, записывавшихся на протяжении столетий, Салическая правда является одним из древнейших и богатейших источников по истории социально-экономических и правовых институтов древних германцев, в течение V—VI веков столкнувшихся с исчезающим античным обществом и создавших новый общественный строй в Западной Европе, в современной литературе относимый к эпохе германского железного века. Институты Салической правды отличаются переходным характером: закон еще знает рабов, но они уже не играют какой-либо решающей роли в экономике; полусвободные литы исключены из общины, но обязаны платить оброк и исполнять повинности; целый ряд норм в соответствии с обычаями матриархата создает привилегированное положение для женщин, но во многих вопросах решение принимает уже семейный круг, а брак, который у древних германцев мог быть расторгнут по мотивированному требованию жены, здесь под влиянием христианства уже носит характер неразрывного союза, возможность расторжения которого не предусматривается. По выражению С. С. Неретиной, Правда — «ценнейший памятник раннесредневековой культуры», которая «упорно отстаивает независимость» как от античности, так и от феодализма; этот текст свидетельствовал «о нарождении новой — неримской и неварварской цивилизации». Переходный характер носит сам язык, на котором написана Салическая правда — простонародная латынь с резко отличающимися от классической латыни склонениями, спутанными окончаниями слов и неправильными конструкциями фраз, в которых можно узнать первые зачатки старофранцузского языка[33][34][35][36].
Как и другие варварские правды, Салическая правда представляет собой не систематический сборник законодательных норм абстрактного характера, а судебник, состоящий из решений конкретных судебных случаев (казусов), закрепленных древней традицией и касающихся в основном регулирования общинного жизненного уклада, включая семейные и имущественные отношения. Правда фиксирует древнегерманское обычное право, в течение многих столетий складывавшееся на правом берегу Рейна и подвергшееся влиянию новых социально-экономических и политических обстоятельств после завоевания германцами галло-римских территорий; основная часть памятника состоит в предписаниях о вергельде, уплачиваемом в качестве штрафа за убийство, посягательства на личность и индивидуальную собственность. Даже когда в Правде формулируется более или менее обобщенная юридическая норма, она записывается в специфической наглядно-предметной форме, с указанием всех второстепенных деталей, вплоть до слов, выражений и жестов, которые должны были сопровождать соответствующую процедуру. Сюда же относится и крайний формализм Правды, предписывающей строгое соблюдение установленных действий и формул, часто ритуально-символического характера (например, бросание горсти земли в титуле LVIII или стебля в титуле XLVI); вызов в суд, передача или раздел имущества, уплата возмещения, дача свидетельских показаний и другие юридические акты требовали особой процедуры, нарушение которой влекло недействительность всего акта. При этом Салическая правда не дает полного описания правовой системы франков и носит явно фрагментарный характер. Составители Правды исходили из практической цели зафиксировать лишь те положения, которые являлись трудными или спорными и в связи с этими нуждавшимися в бесспорном письменном оформлении, или которые требовали строгого тарифного регулирования во избежание недоразумений при вынесении приговоров[37][38][39][40].
Салическая правда состоит из титулов, которые, в свою очередь, состоят из параграфов. Первые тринадцать титулов Салической правды записаны с особой тщательностью и предположительно являются древнейшими, к которым прочие титулы добавлялись позднее. Титулы начиная с четырнадцатого носят характер дополнений и для них характерна меньшая последовательность, из-за чего Правда в целом отличается невысоким уровнем юридической техники. Как отмечал М. М. Богословский, «отдельные положения закона размещены без ясного плана, какой мы привыкли видеть в законодательных актах нового времени. Нередко об одном и том же говорится в пяти-шести местах, и все-таки многое не договаривается. Этот беспорядок происходит не только от времени, наслоившего одни законы на другие <…> — была другая, более существенная причина такой нестройности законодательства, причина психологическая, а именно: свойство варварского ума, неспособного к отвлеченному мышлению, которое необходимо для того, чтобы из частных отдельных случаев выводить общие положения и эти общие положения соединять в стройную логическую систему». Так, например, в титул XIV «О нападениях и грабежах» наряду с параграфами об ограблениях включены нормы об оскорблении мертвых; титул XV объединил убийство свободного и кражу чужой жены; титулы «О краже лодок» и «О кражах на мельнице» помещены между титулами «О порче» и «О самовольном пользовании чужим конем» и т. д. Почти в центре Правды помещен сводный титул XXVII «О различных кражах», предваряющий серию новых норм о кражах, грабежах, убийствах и процессуальных вопросах безо всякой последовательности. Довольно низко по сравнению с развитым римским правом оценил Салическую правду французский ученый Р. Дарест, заявив, что франки «отодвинули Галлию в этом отношении на пять веков назад, т. е. ко времени, которое предшествовало римскому завоеванию»[41][42][43].
Деление Салической правды на две части (титулы I—XIII с последовательными нормами и позднейшие титулы XIV—LXV) в совокупности с наличием разновременных салических капитуляриев свидетельствует о наличии особого правопорядка, открытого для дальнейших изменений и дополнений и тем самым о всеохватности, стремлении законодателя выразить интересы или закрепить положение всех слоев нового общества, в котором сосуществовали франки и галло-римляне. Последнее подтверждают и наличие норм, свидетельствующих о распаде прежних этнических связей (титулы «О переселенцах» и «О желающем отказаться от родства»), уравнение в правах свободного франка и «варвара, живущего по Салическому закону» (§ 1 титула XLI), общая система штрафов для всего населения, выраженная в римских солидах и денариях. Из указанных особенностей следует и тот факт, что нормы Салической правды имели преимущественно не территориальный[англ.], а персональный принцип действия. Каждое из племен, войдя в состав обширной франкской державы, продолжало жить по собственному праву; по делам галло-римлян применялся свод римского права — Кодекс Феодосия. Варвары в этом отношении придерживались древнегерманского правила «quemlibet sua lege vivere» («всякий человек волен жить по своему закону»), о чем писал еще Монтескьё[44][45][46][47]:
Все эти законы варваров имели ту особенность, что не были приурочены к какой-либо определенной территории. Франк судился по закону франков, аллеман — по закону аллеманов, бургунд — по закону бургундскому и римлянин — по римскому. В те времена не только никто не помышлял о том, чтобы внести единообразие в законы народа-победителя, но никому даже не приходило в голову стать законодателем побежденного народа. <…> Во владениях франков салический закон предназначался для франков, а кодекс Феодосия — для римлян.
Оригинальный текст (фр.)
C’est un caractre particulier de ces lois des barbares, qu’elles ne furent point attaches un certain territoire: le Franc toit jug par la loi des Francs, l’Allemand par la loi des Allemands, le Bourguignon par la loi des Bourguignons, le Romain par la loi romaine; et, bien loin qu’on songet dans ces temps-l rendre uniformes les lois des peuples conqurants, on ne pensa pas mme se faire lgislateur du peuple vaincu. <…> Dans le pays du domaine des Francs, la loi salique toit tablie pour les Francs, et le code Thodosien pour les Romains.
Несмотря на архаичный характер норм Салической правды, можно проследить влияние этого памятника не только на законодательство Франкской империи вплоть до ее распада, но и на правовую систему некоторых народов. В варварских правдах рипуарских франков, бургундцев, баваров, аллеманов и других германских народностей можно найти большое количество правил, обычаев и институтов, заимствованных из Салической правды. Карл Великий исходил из Салической правды как основы при своих законодательных реформах. Как акт консолидирующего характера Салическая правда занимает особое место в истории немецкого права; историк Б. Круш[нем.] даже опубликовал работу «Die Lex Salica das lteste deutsche Gesetzbuch», в которой назвал Правду старейшим немецким кодексом. Явные следы влияния Салической правды можно увидеть в сборниках обычного права других народов Европы; в XIX веке некоторые исследователи (Н. В. Калачов, М. П. Погодин и другие сторонники норманской теории) допускали возможность определенного влияния этого правового памятника на Русскую Правду. Салическая правда сыграла значительную роль в XIV веке во Франции и позже в других государствах при решении вопроса об отстранении женщин от престолонаследия, хотя тогдашние юридические обоснования носили явный характер незнания франкского права, а возможно, и заинтересованного стремления к умышленному запутыванию вопроса[48][49].
Парижская рукопись № 4404 — один из наиболее ранних текстов Салической правды
Основные положения Салической правды в сфере гражданского права
Права лиц
Салическая правда различает свободных, несвободных и полусвободных. Только свободные обладали личной правоспособностью, которая по древнегерманскому обычаю приобреталась с момента присвоения имени и освящения водой. Раб лишен всяких прав и в Салической правде рассматривается как вещь. В отношении участи раба единственным критерием является экономический интерес его владельца. Кража раба карается наравне с кражей коня или скота (титул X, § 1), убийство свободного чужим рабом трактуется в законе наряду с убийством чужим животным (титулы XXXV и XXXVI). Владелец обязан к уплате виры, но он может освободиться от уплаты виры выдачей раба или животного родственникам убитого. Хотя законом установлена смертная казнь и телесные наказания для рабов, имущественный интерес владельца находил выражение в том, что ему было дано право выкупить своего раба уплатой определенной денежной суммы (титул XL, §§ 2 и 11). В процессе против раба, заподозренного в воровстве (титул XL, § 4) мера ударов определялась в согласии с интересами владельца этого раба; потерпевшая сторона, если желала пытать раба сверх установленной нормы, должна была обеспечить интересы владельца залогом. Только рабы подвергались пыткам в случае нарушений закона и только они одни наказывались избиением или увечьем (титул XL, § 4); если раб не был в состоянии уплатить штраф в 6 солидов, он кастрировался (титулы XII и XL); в тех случаях, когда свободный наказывался штрафом в 45 солидов, к рабу применялась смертная казнь (титул XL, § 5). По Салической правде у раба отсутствовали правоспособность и дееспособность на суде, владелец был обязан действовать за него, не было процесса против раба, а лишь против его владельца. Особую категорию рабов с повышенным вергельдом за их убийство и кражу (до 85 солидов против обычного вергельда раба в 30—35 солидов) представляли собой ремесленники и квалифицированные работники — виноградари, кузнецы, плотники, конюхи (титул X, приб. 4), а также челядь (титул X, приб. 5)[50][51].
Рабство приобреталось военным пленом, рождением от несвободного, брачным союзом свободного и рабыни (титул XXV, § 5; титул XIII, § 9) или свободной женщины и раба (титул XIII, § 8; титул XXV, § 6), а также порабощением. Порабощение происходило на основании судебного акта или добровольной сдачи в рабство неплатежеспособного должника. Раб мог приобрести свободу только актом отпуска на волю. Салическая правда знает единственную форму отпуска на волю — так называемое освобождение через денарий перед королем (титул XXVI); в главе II капитулярия «Capitula legis Salicae» упоминается и отпуск на волю частным образом. При форме отпуска на волю согласно Салической правде центр тяжести лежал в содействии короля, а потому она очень скоро распространилась от франков на всю империю. Отпуск на волю через денарий производился не самим владельцем, а посредством доверенного лица; это делалось, вероятно, затем, чтобы дополнительно продемонстрировать освобождение отпускаемого. Неизвестно, получал ли вольноотпущенник отпуском на волю через денарий перед королем статус свободного франка, но установлено, что раб достигал этим актом по крайней мере правового положения лита. Капитулярий V устанавливал, что вергельд за убитого вольноотпущенника составлял 100 солидов против 200 солидов за убийство свободного; в случае, если свободный соучаствовал в преступлении с вольноотпущенником, он уплачивал такой же штраф в 15 солидов, как и в случае, если бы он действовал совместно с рабом[52].
Полусвободные литы представляли собой сословие зависимых крестьян. Лит, помимо возложенных на его земельный участок обязательств, был обязан к уплате владельцу земли личной подати и к выполнению барщины. Литы не пользовались правом свободного передвижения и не могли покинуть землю без согласия владельца, но, с другой стороны, не могли быть проданными без своего двора. Если раб отпускался на волю по праву лита, ему следовало предоставить участок земли. С одной стороны, литы не считались вещами подобно рабам, обладали правоспособностью, заключали сделки (титул L, § 1), самостоятельно вели дела в суде (титул L, § 2), были активно и пассивно допущены к штрафам, заключали между собой браки, по всей видимости были военнобязанными. С другой стороны, их вергельд составлял лишь половину виры за свободного (титул XLII, § 4), они находились под властью владельца и для достижения полной свободы их нужно было отпускать на волю актом, аналогично отпуску на волю раба (титул XXVI). Брак между свободными и литами запрещался наравне с браком между свободными и рабами. Если лит похитил свободную женщину, он подлежал смертной казни (титул XIII, § 7), как это имело место с рабом. Брачный союз свободной и лита влек за собой потерю ее свободы (титул XIII, § 8). Закон передавал и лита, и раба, убивших свободного, родственникам жертвы для покрытия половины виры (титул XXXV, § 5). Положение лита приобреталось рождением от лита, брачным союзом свободной женщины и лита, отпуском раба на волю, а также путем добровольным принятием статуса лита[53][54].
Салическая правда устанавливает преимущественный правовой статус ряда представителей королевской должностной знати, в число которой входили и министериалы — королевские рабы (лат.pueri regis). Для графа устанавливался тройной вергельд в 600 солидов, если граф был свободного происхождения (титул LIV, § 1), и вергельд в 300 солидов, если он был королевским рабом (титул LIV, § 2). Вслед за графом Салическая правда упоминает сацебаронов, которые присутствовали в судебных собраниях (титул LIV, § 4); вергельд сацебарона — королевского раба составлял 300 солидов, сацебарона-свободного — 600 солидов (титул LIV). Королевские рабы назначались на должности королем из числа его полусвободной челяди и, по всей видимости, становились вольноотпущенниками, зависимыми от короля; несмотря на то, что они не считались полностью свободными, нахождение на королевской службе существенно повышало их статус. Параграфы 3 и 4 титула XLI говорят о «человеке, состоящем на королевской службе» (речь, очевидно, идет об антрустионе); его вергельд составлял 600 солидов. Королевская служба имела не менее значительные последствия для правового положения галло-римлян: жизнь римлянина — «королевского сотрапезника» (лат.conviva regis) оценивалась повышенным по сравнению с обычным римлянином вергельдом в 300 солидов (титул XLI, § 5). В некоторых случаях король оказывал отдельным лицам особенную протекцию, что влекло повышенную ответственность за покушение на таких лиц; так, похититель девушки, находившейся «под покровительством короля», должен был уплатить повышенный штраф (титул XIII, § 6). Нахождение во франкской армии также давало преимущественное положение, выражавшееся в тройном размере вергельда для всех свободных военных (титул LXIII, § 1); этот тройной вергельд снова повышался в три раза и составлял 1800 солидов, если военный был членом королевской дружины (титул LXIII, § 2). Сословным преимуществом обладали и церковные служители: диакон оценивался в 300 солидов, священник в 600 солидов и епископ в 900 солидов (титул LV, приб. 5—7)[55][56][57].
Особенностью правового статуса галло-римлян был более низкий вергельд. Вергельд римлянина составлял 100 солидов (титул XLI, § 6) в отличие от вергельда свободного франка в 200 солидов. Штраф за ограбление франка составлял 63 солида, а римлянина лишь 35 солидов (титул XIV, §§ 1 и 3). При грабеже в доме, с совершенным там убийством при скоплении людей, штраф за убитого франка составлял двойную сумму штрафа за убитого римлянина или лита (титул XLII, § 4). Тот, кто продавал франка как раба, наказывался в 200 солидов; если же речь шла о римлянине, штраф составлял лишь 63 солида (титул XXXIX, §§ 2 и 3). Если римлянин связывал без причин франка, он должен был уплатить штраф в 30 солидов, но если франк связывал римлянина, штраф измерялся лишь в 15 солидов (титул ХХХII). Правовая дифференциация была введена и в среде самих римлян: вергельд «римлянина, обязанного платить подати» (лат.Romani tributarii) оценивался в 63 солида — ниже, чем 100 солидов за римлянина-землевладельца (лат.Romani possessores); в тройном размере в 300 солидов наказывалось убийство римлянина — королевского сотрапезника. Причины более низкого вергельда римлян до конца неясны; известно, что многие римляне занимали во Франкской империи высокие должности, а значит, они не ущемлялись из-за принадлежности к другому народу. По предположению некоторых исследователей, пониженный вергельд римлянина объясняется тем, что он не являлся членом общины, а следовательно, за него не оплачивалась треть в пользу общины. Помимо римлян, в Салической правде встречается выражение «варвар, живущий по Салическому закону»; его вергельд не отличается от вергельда франка. В литературе встречается мнение, что это выражение не находилось в первоначальном тексте и берет свое начало от сыновей Хлодвига, Хильдеберта и Хлотаря, господствовавших над более обширной областью, чем указано в титуле XLVII[58][59].
Ни в Салической правде, ни в салических капитуляриях нет прямых положений о существовании опеки над замужней или незамужней женщиной, однако по всей видимости такая опека существовала, поскольку другие источники подчеркивают необходимость согласия для вступления в брак родственников невесты. Согласие родственников жениха также требовалось, но оно не носило характера правовой необходимости для вступления жениха в брак, как это имело место у невесты. При умыкании женщин часто отсутствовало согласие сородичей невесты, именно потому что лишь такое согласие было существенным, а отсутствие согласия основывало похищение. Именно об умыкании невесты трактует титул XIII «О похищении свободных»; такое похищение является не преступлением против личных прав женщины, а нарушением прав отца или опекуна. Согласно Тациту опека — мунд[англ.] — существовала у всех германских племен; ее осуществлял до вступления в брак отец или, в случае его отсутствия, ближайший агнат, а после вступления в брак муж женщины. Во всех варварских правдах франков впоследствии упоминается сумма (лат.pecunia, pretium), которую должен был уплатить муж при заключении брака, чтобы получить опеку над женщиной. Лишь Салическая правда ничего не говорит об этом pretium при вступлении девушки в брак, но конкретно упоминает о нем под названием «reipus» при вступлении вдовы в брак (титул XLIV)[60][61].
Салическая правда ставит женщин и девушек под особое правовое покровительство, что свидетельствовало о традиционном для германцев уважительном отношении к женщинам, основывавшемся на обычаях матриархата. Закон (титул XLI, §§ 3 и 4) присваивал им тройной вергельд и повышал эту оценку снова в тройном размере при тех преступлениях, где мужчина-франк оценивался тройным вергельдом. Закон охранял женскую честь (титул XXX, § 3) чрезвычайно большим штрафом: в то время как оскорбление мужчин штрафовалось по общему правилу 3 солидами, оскорбление женской чести («если кто… назовет свободную женщину блудницей, и не докажет этого») облагалось штрафом в 45 солидов. Капитулярий III содержит целый ряд специальных случаев нарушений чести женщины, наказуемых высокими штрафами, а убийство беременной женщины искупалось 1200 солидами, то есть суммой в 6 раз выше обыкновенного вергельда[62].
Франк становился совершеннолетним с достижением 12-летнего возраста, когда он начинал нести юридическую ответственность за преступления и нарушения правопорядка (титул XXIV, § 5). Повышенной правовой охраной пользовались свободные франки моложе 10 лет, убийство которых каралось тройным вергельдом (титул XXIV, § 1); 10-летний возраст, по-видимому, признавался началом совершеннолетия в более древние времена. Несовершеннолетний мальчик носил согласно обычаю длинные волосы и стрижка волос означала у германцев окончание детства; Салическая правда устанавливает высокий штраф в 45 солидов для остригавшего волосы свободного мальчика или девушки без разрешения их родителей (титул XXIV, приб.2 и 3). Совершеннолетие не давало автоматически свободному франку во время жизни его отца социальной и экономической самостоятельности: это вытекает из титула LIX, показывающего, что мать, а не отец, имеет право на наследство после умершего сына, из чего можно заключить, что сын при жизни отца не владел собственным состоянием. Салическая правда не знает эмансипации[итал.] в римско-правовом смысле; с достижением совершеннолетия свободному франку была лишь дана возможность учредить собственное домохозяйство после смерти отца, а при жизни отца лишь с его согласия. За убийство длинноволосого мальчика устанавливался вергельд в 600 солидов (титул XXIV, § 2); в совокупности с аналогичным вергельдом за убийство мальчика до 10 лет (титул XXIV, § 1) это означает, что по достижении совершеннолетия от самостоятельного усмотрения отца зависело решение вопроса — отпустить ли из-под своей власти сына актом стрижки волос. Учреждение самостоятельности сына актом стрижки волос следует и из капитулярия I, согласно которому дочери не зачисляется в наследство полученное от ее отца приданое, а также не зачисляется сыну то, что он получил в случае стрижки его волос. Стрижка волос, таким образом, для сына имела такое же значение, как выдача замуж дочери[63].
Брак и семья
Ни в Салической правде, ни в каком-либо другом германском правовом памятнике нет сведений о возрасте, необходимом для вступления в брак; некоторые исследователи допускают, что у германцев позволялось вступление в брак только после достижения половой зрелости. Салическая правда зиждется на принципе моногамии: так, похищение чужой замужней женщины наказывается равным с вирой штрафом в 200 солидов (титул XV), а значит, препятствием к браку является уже существующий брак. Абсолютным препятствием к браку считалось и объявление лица «вне закона», поскольку оно исключало всякую правоспособность. Препятствием к браку являлось отсутствие личной свободы. Браки между несвободными не считались законными, а всякое сожительство такого рода в любое время могло быть расторгнуто владельцами рабов. Брачное сожительство между свободной и несвободным точно так же влекло за собой потерю свободы, как и сожительство свободного с чужой рабыней (титул XIII, §§ 8 и 9); для такого союза действовали принципы так называемого рабского брака, то есть в этих случаях отсутствовали всякие юридические последствия законного брака, а дети, рожденные в таком сожительстве, были также несвободны. Нередки были сожительства между свободными и их собственными рабынями, но такой союз не рассматривался как законный брак, а лишь как фактический брак неюридического характера. Между полусвободными не существовало препятствий к браку, но в то же время браки между свободными и полусвободными строго запрещались, а полусвободный даже подвергался смертной казни в случае похищения им свободной (титул XIII, §§ 7 и 9)[64].
По Салической правде существует абсолютное препятствие к браку между близкими родственниками; согласно титулу XIII (приб. 2) брак такого рода рассматривается как преступный и подлежит расторжению, а дети от такого брака считаются лишенными прав наследования и нечестивыми (лат.infamia notati). Помолвка также действовала как препятствие к браку, поскольку создавала обязательственные отношения между женихом и невестой и нарушитель помолвки мог быть присужден к уплате штрафа наравне с любым другим вероломным должником. Брак с чужой невестой облагается сравнительно высоким штрафом в 63 солида (титул XIII, § 10), а согласно более позднему дополнению (титул XIII, приб. 3) закон обязывает к уплате 15 солидов жениху, невеста которого вступает в брак с другим. По отношению к чужеземцам допускался брак через умыкание как законный, но если речь шла о похищении соотечественницы, то это означало препятствие к браку независимо от связанных с этим санкций (титул XIII, § 4), поскольку такой союз не рассматривался как законный брак. Однако здесь предоставлялась возможность восстановления права, если похищенная признавала в присутствии своих родственников и похитителя его своим мужем[65][61].
До вступления в брак имело место заключение помолвки, но из закона не видно, как она происходила. Из других источников известно, что в обручение входила сделка о брачном даре, а согласие невесты учитывалось лишь в том случае, если согласие на брак давал не отец или брат, а другой агнат; кроме того, из поздних текстов Салической правды (титул XIII, приб. 4) известно о наличии обычая свадебного поезда. Салическая правда сообщает незначительные данные по отношению к вступлению в брак вдовы (титул XLIV), которое происходило при вмешательстве в это дело судебного собрания. Председатель собрания должен был иметь при себе щит и трое мужчин должны были предъявить три иска. Желающий жениться на вдове давал 3 солида и 1 денарий, после чего трое мужчин, выполнявших роль брачных свидетелей, проверяли, имеют ли эти деньги свой полный вес. После выполнения этой церемонии жених мог взять вдову замуж. Плата при заключении этого брака (лат.reipus), по всей видимости, была вознаграждением за убытки, понесенные семьей невесты в связи с потерей рабочей силы; право на получение reipus имел ближайший родственник вдовы. Титул XLIV перечисляет этих родственников (каждый из них получает reipus при отсутствии предыдущих): 1) старший сын сестры вдовы, 2) сын ее племянницы, 3) сын тети по женской линии, 4) брат матери, 5) брат прежнего мужа, 6) ближайший родственник умершего мужа до шестой линии. Помимо reipus'а салическое право (глава 7 капитулярия III) знает так называемый ахазиус (лат.achasius) — выкуп, который уплачивала вступавшая в новый брак вдова в размере 10% стоимости брачного дара и который предназначался для вознаграждения родственников умершего мужа за связанные с брачным даром убытки[66].
Во времена издания Салической правды семья еще не представляла собой исключительно тесной связи между супругами и детьми, а была совокупностью всех кровных родственников, сила и власть которой росла с количеством ее членов. Тем не менее, уже сказывалось деление на более близких и отдаленных родственников, и юридически уже выступает более узкий семейный круг. По свидетельству Тацита, у германцев дела дружбы и ненависти делались общей судьбой всех членов семьи и вся семья как таковая требовала удовлетворения своих претензий. Преступление рассматривалось как нападение, влекущее за собой частную войну между родственниками преступника и родственниками жертвы. Обе семьи отвечают солидарно за месть и возмещение; об этих отношениях свидетельствуют титулы LVIII «О горсти земли» и LXII «О вире за убийство». В тесной связи с семейным правом у древних германцев стоял институт соприсяжников, согласно которому сородичи взаимно были обязаны к содействию перед судом путем заверения под присягой высказываний родственников и их защиты. Домашняя община охватывала детей и, возможно, незамужних сестер или сестер-вдов. Жена по общему правилу не входила в имущественную общину и не имела права наследования после умершего супруга, но у нее сохранялись сильные семейные и некоторые наследственные связи со своими собственными родственниками по крови. Нередко домашняя община распространялась и на братьев после смерти отца, очень часто на детей преждевременно умерших братьев. В Салической правде нет определенного положения об отцовской опеке над своими детьми, но некоторыми источниками засвидетельствованы права отца на получение вергельда детей и выкупа (лат.pretium) при вступлении в брак дочерей, а также на пользование и управление имуществом детей[67].
Выход из семьи осуществлялся посредством эмансипации, адопции и отречения от рода. Эмансипация заключалась в отпуске сыновей из-под отцовской опеки; существенную часть этого акта составляло выделение имущества детей или снабжение сыновей предметами личного обихода, соответствующее приданому дочерей при их выдаче замуж, и дар со стороны детей, подразумевающийся как вознаграждение. По общему правилу с эмансипацией было связано деление домашнего состояния, которое не было обязательным, поскольку отец был вправе осуществить такое деление и позже или продолжать общность имущества до своей смерти. Поводом к установлению самостоятельности сына служили коммендация королю или знатному человеку, а также усыновление (лат.adoptio) третьим лицом. Молодой человек, усыновленный третьим лицом, по-видимому, не становился постоянным членом его семьи и передавался отцом третьему лицу, получившему некоторую власть над ним и оставлявшему его в своем доме, скорее всего, чтобы этим отсутствием в отцовском доме более ясно и очевидно подчеркнуть окончание отцовской власти над сыном. Салическая правда создала также возможность прекратить семейные связи и принадлежность к роду, чем можно было освободить себя от рисков, связанных с солидарной ответственностью за высокие штрафы членов семьи, путем введения особой процедуры. Согласно титулу LX «О желающем отказаться от родства» тот, который хотел добиться такого результата, должен был явиться перед тунгином суда, сломать над своей головой три палки в четыре куска, бросить их на четыре стороны судебного места и торжественно заявить, что он отрекается от своих родственников по отношению к наследованию и другим правам и обязанностям. В результате этого акта закон устанавливал, что отрекшийся не мог больше пользоваться ни наследством, ни правом на виру в случае смерти или убийства какого-нибудь родственника в будущем. В случае же смерти или убийства самого отрекшегося его наследственное имущество или вергельд переходили в казну[68].
Если кто лишит жизни человека и, отдавши все имущество, не будет в состоянии уплатить следуемое по закону, он должен представить 12 соприсяжников, [которые поклянутся в том], что ни на земле, ни под землею он не имеет имущества более того, что уже отдал. И потом он должен войти в свой дом, собрать в горсть из четырех углов земли, стать на пороге, обратившись лицом внутрь дома, и эту землю левой рукой бросать чрез свои плечи на того, кого он считает своим ближайшим родственником…
Вергельд, изначально представляющий собой материальный выкуп за убийство человека в целях избежания вражды родов, влек двоякие последствия для семей жертвы и убийцы: право на получение вергельда с одной стороны и ответственность за вергельд с другой. По Салической правде действовал следующий принцип деления вергельда между близкими и дальними родственниками убитого сородича: одну половину получали сыновья, другую — ближайшие родственники по отцовской и материнской линиям, а в случае их отсутствия эта половина переходила не к сыновьям, а к казне. Правда толкует лишь случай с убийством отца (титул LXII). Капитулярий I имеет в виду тот же случай; хотя его текст сильно изуродован, его содержание можно установить следующим образом. Одна половина виры свободного, не имеющего отца, принадлежит сыновьям, одна четверть матери и последняя четверть трем ближайшим родственникам со стороны меча (то есть отца) и трем ближайшим родственникам со стороны веретена (то есть матери). Этим родственникам со стороны меча и веретена принадлежит половина виры, в случае, если матери уже нет в живых. Группа родственников со стороны меча и веретена, каждая в отдельности, делят виру между собой так, что ближайший из них получает 2/3 суммы, которая доставалась группе, следующий родственник получает от оставшейся трети опять 2/3, так что последний получает третью треть от третьей трети общей доли[69].
Процедуру ответственности семьи за уплату виры устанавливал титул LVIII «О горсти земли[фр.]» (лат.De chrenecruda). Неплатежеспособный убийца должен присягнуть с 12 соприсяжниками, что ничем больше не владеет. Выполнив это, он может привлечь своих родственников к уплате недостающей суммы вергельда, причем для этого требуется ряд символических действий. Он идет в свой дом, берет горсть земли из четырех углов дома, становится на порог и, смотря вовнутрь дома, бросает землю левой рукой через плечо на своего ближайшего родственника. Выполнив это, должник обязан босым, в одной рубашке, держа кол в руке, прыгнуть через плетень. После этой церемонии ближайшие родственники становятся обязанными к уплате недостающей суммы, а в случае, если должник не имел имущества, то всего вергельда. Если и ближайший родственник неплатежеспособен, должник бросает землю на следующего ближайшего родственника. Очередная последовательность родственников следующая: 1) отец, 2) братья, 3) сестра матери и ее дети и 4) по три родственника с материнской и отцовской сторон. Если все перечисленные родственники не покрывают долг, убийца подлежит смерти. Но прежде чем применяется эта крайняя мера, соблюдается особая процедура перед судебным собранием, согласно которой все друзья и знакомые должника получают возможность выкупить преступника[70].
Согласно закону три родственника по матери и по отцу «должны уплатить половину того, сколько не хватает для уплаты следуемой по закону виры». Вопрос, в какой мере были обязаны к уплате отдельные родственники, решается в связи с положениями титула LXII, трактующего о распределении вергельда среди членов оскорбленного рода: аналогично этому распределению к уплате недостающей после предыдущей платы убийцей суммы вергельда обязаны отец и братья в отношении одной половины, а три родственника с материнской и три родственника с отцовской сторон, на которых была брошена земля, в отношении другой половины. Первый родственный круг отвечает за виру своих наследников, второй дальний круг за виру родичей. Оба круга отвечают субсидиарно, потому что ответственность вступает в силу лишь тогда, когда преступник уже объявил свою неплатежеспособность и исполнил всю предписанную процедуру. В титуле LVIII закон устанавливает, что бросание земли «на своих, т. е. на троих ближайших родственников по матери и по отцу» имеет место лишь тогда, когда уже отец и братья уплатили свою долю. В случае же, если отец и братья вследствие своей неплатежеспососбности не могли платить, вероятно, становилось невозможным выкупить должника и бросание земли на дальних родственников не проводилось. Закон предусматривает и выставление преступника напоказ для добровольного выкупа родичами, но для них не действовала субсидиарная ответственность за виру наследников. Отец и братья не отвечали сверх виры наследников, родичи не отвечали сверх своей виры; каждый из этих двух кругов считался в этом отношении строго замкнутым. Такикм образом, обязанный к уплате неплатежеспособный убийца мог бросать землю не на любого, а на обязанного к уплате сородича[71][72].
Вещное право
Понятие собственности у франков не отсутствовало, а представляло собой высшую ступень владения. Владение могло быть различных видов, но не по юридическому существу, а согласно критерию большей или меньшей длительности и отчуждаемости. Отдельные места в Салической правде указывают на существование института давности: превращение оспариваемого фактического владения переселенца вследствие истечения 12 месяцев в законное (титул XLV), право законных наследников при аффатомии[нем.] на возражение против отчуждения имущества в период 12 месяцев между первым и вторым бросанием стебля (титул XLVI). В этих положениях заложен принцип, согласно которому владение, продолжавшееся более 12 месяцев, ограждалось от протеста. Салическое право владения обнаруживает два вида вещного права: право владения движимыми вещами или право владения недвижимыми вещами. Недвижимое владение делится на две категории: свободное владение и производное владение. От первой категории берут свое начало названия «аллод» и «салическая земля[нем.]» (титул LIX), от второй категории — термин «бенефиций» (лат.beneficium — заем). Главным способом приобретения собственного владения является наследование. Для приобретения путем традиции в Салической правде закреплена форма передачи путем бросания стебля в полу. Владение терялось, помимо случаев свободного договорного оставления, в случае объявления вне закона и конфискации имущества вследствие мятежа[73][74].
Большинство норм Салической правды исходит из принципа частной собственности, но, с другой стороны, ясно выступают признаки общинной собственности на землю. За очевидное частное владение землей говорят те места Правды, из которых вытекает, что владение землей наследовалось сыновьями, делившими ее между собой или владевшими ею вместе (титул LIX), что все состояние (а следовательно, и земля) могло передаваться в определенных формах чужим правопреемникам (титул XLVI), что очень часто речь идет о полях и урожаях отдельных лиц (титулы XXVII, IX, XXXIV), что даже лесные угодья могли находиться в частном владении (титул XXVII, § 18). В то же время об общинной собственности франков свидетельствует характер тесной связи между соседями, вытекающий из положений титула XLV «О переселенцах». Согласно этим положениям, право на поселение в деревне или усадьбе (лат.villa) приобретают лишь в том случае, если никто из селян не возражает, и проживают там спокойно 12 месяцев. Но если кто-либо, несмотря на возражения одного или нескольких селян, поселился в деревне, по отношению к нему проводилась установленная формальная процедура, на основании которой его принуждали покинуть деревню. Тем не менее закон знает королевское разрешение на переселение (титул XIV, § 4), которое вытекало из частного права короля как собственника на завоеванные им земли; тем самым право сельской общины на землю носило производный характер. Капитулярий IV, устанавливающий порядок наследования земли дочерьми и братьями умершего, показывает, что до издания этого капитулярия соседи имели преимущество в наследовании перед указанными родственниками, то есть что у салических фраков земля не рассматривалась как частная собственность, а принадлежала сельской общине. Кроме того, Салическая правда определенно говорит об общинном лесе, в котором каждый был вправе пользоваться отдельными помеченными им деревьями в течение одного года, в частности, заготовить из них строительный материал или дрова (титул XXVII, §§ 16—19)[75][76].
Отдельный двор находился в собственном владении главы семьи, а с ним было связано отдельное пользование пашней, виноградником и огородом; в остальном действовала соседская община, считавшаяся правовым субъектом по отношению к лесам и пастбищам. Сельскохозяйственный строй у салических франков основывался еще в VI веке на строгой общности полей, из которой делалось исключение только для господских владений. По окончании урожая отдельный крестьянин сохранял свое угодье (титул XXXIV, § 2). Считалось целесообразным окружать его оградой (титул IX, приб. 2), посадить на нем деревья (титул XXVII, приб. 7). Постоянными принадлежностями считались уже сады и угодья, пригодные для огородничества или другой интенсивной культуры и расположенные вблизи двора (титул XXVII, §§ 6—8, 10). Таким образом, земельная собственность крестьян Салической правды была сочетанием общинной собственности с индивидуальной. Отмечая повышенные штрафы за нападение на чужой дом и убийство франка в его доме, советский историк А. И. Неусыхин пришел к выводу о том, что «все находящееся в черте дома, двора или изгороди рассматривалось салическими франками как тесная и неотъемлемая принадлежность данного домохозяйства и его обитателей и, значит, как объект их наиболее полного и безраздельного владения»[77][78].
Вещный иск как таковой неизвестен Салической правде. Собственник движимой вещи пользовался лишь ограниченной охраной права уголовным преследованием кражи и противозаконной утайки вещи. Лишь в случаях кражи или похищения собственник мог пользоваться своим правом против любого третьего лица, но не в тех случаях, где он добровольно выпустил из рук свою вещь. В последнем случае собственник мог возбуждать иск против получателя лишь при злоумышленном отказе в возврате вещи. Но если эта вещь очутилась в руках третьего лица, ее собственник не был в состоянии отстоять свое право перед третьим лицом; это право мог отстоять лишь тот, кому собственник в свое время передал эту вещь, также при условии, что ее украли или похитили у получателя. Потерпевший имел право так называемого преследования по следам[нем.] в течение первых трех суток с момента утраты вещи (титул XXXVII); по истечении трех суток применялась закрепленная титулом XLVII «О розыске» процедура установления собственности на движимую вещь — анефанг (нем.Anefang). Суть указанных процедур сводилась к следующему[79][80].
Потерпевший имел право наложения руки на свою вещь повсюду, где бы он ее ни находил. Эти вещи перечислены в титуле XLVII: рабы, лошади, скот или какая-нибудь другая вещь; по всей видимости, последняя имеется в виду лишь в случае, если она носит клеймо собственника (титул ХХХIII, § 2). По обычаю потерпевший в сопровождении прибежавших на его крик соседей имел право обыскать чужой дом, а хозяин дома не мог сопротивляться этому под страхом признания его вором; Рипуарская правда определенно подтверждает эту санкцию и скорее всего так же обстояло дело и у салических франков. Если вещь была найдена при преследовании по свежим следам или в течение первых трех суток, идущий по следам, как на месте преступления, мог наложить на нее руку и присвоить ее; но в случае, если держатель объявлял собственные претензии на вещь, идущий по следам был обязан отдать вещь в третью руку и доказывать собственность на вещь (лат.agramire). Таким образом, закон на этот случай высказывает предположение лучшего владения в пользу потерпевшего, поскольку предоставляет ему предварительное владение спорной вещью. Если обыск дома прошел безрезультатно, идущий по следам должен был уплатить штраф хозяину дома. Держатель, не объявивший собственных претензий, вероятно, привлекался в случае очевидной кражи к уголовной ответственности[81].
Если вещь находили у держателя по оставлении преследования по свежим следам, то есть по истечении трех суток с момента потери, нужно было соблюдать процедуру анефанга. Держатель, у которого находили вещь, должен был доказывать свою собственность на вещь, так что уже не нужен был особый вызов его в суд со стороны потерпевшего истца в связи с наличием соглашения о передаче дела в соответствующий срок на судебное разбирательство и решение. Этого судебного решения нужно было требовать в течение 40 суток или, если вещь находили «по ту сторону реки Ligeris или Угольного леса», в течение 80 суток. Ответчик вызывает в судебное собрание своего предшественника во владении (ауктора), а последний так же должен поступить со своим ауктором, если таковой имеется. Если вызванный в суд не является, и вызвавший его подтверждает тремя свидетелями факт вызова и дальнейшими тремя свидетелями, что он действительно законно приобрел вещь от него, ответчик освобождается от всякой ответственности. Ауктор, не явившийся и не указавший на законную причину неявки, считается вором и приговаривается к возмещению убытков своего партнера, а также к уплате штрафа за кражу собственнику вещи, а сама вещь возвращается собственнику держателем. Те же последствия наступают в случае, если ауктор, хоть и явившийся на судебное разбирательство, не может оправдаться. Если призванный правопредшественник не признает себя ауктором, происходит особая процедура принятия решения или с помощью свидетелей, или ордалий. Ответчик, если ссылается на свое право и не может его доказать, не только приговаривается к выдаче вещи, но и облагается особым штрафом. Если вызванный ауктор является в суд и факт заключения с ним сделки не может быть доказан, держатель признавался вором. Если иск оказывался необоснованным, истец наказывался штрафом в 15 солидов (капитулярий V), а в случае самовольного отобрания вещи — штрафом в 30 солидов (последнее предложение титула XXXVII)[82].
Обязательства
В Салической правде имеются лишь редкие намеки на обязательственное право: содержание договоров зависело от воли договаривающихся сторон. В титуле L «Об обязательстве» речь шла не о простом гражданско-правовом обязательстве, а лишь об обязательстве, которое кто-нибудь взял на себя торжественным образом на основании решения суда. Если не было договоренности между сторонами в отношении срока, ответчик был вправе платить согласно взятому на себя обязательству в течение 40 суток. По всей видимости, торжественно-формальному обязательству должника предшествовало соглашение сторон безо всякого принуждения и формы, а это соглашение, разумеется, содержало и срок платы. Если стороны не сходились в сроке, действовал законный срок в 40 суток. В случае, если по истечении срока должник не производил платеж, кредитор со свидетелями являлся к дому должника для получения долга. В целях оценки принимаемых имущественных ценностей истца сопровождал оценщик («тот, кому надлежит произвести оценку имущества»). Если плата не производилась, долг автоматически повышался суммой штрафа в 15 солидов, а кредитор вызывал ответчика в суд, где он обращался к тунгину со следующими словами: «Прошу тебя, тунгин, объяви скорейшее принуждение по отношению к противнику моему, давшему мне обязательство и сделавшему у меня заем»[прим 9]. При этом кредитор также указывал сумму долга. Затем тунгин говорил: «Я объявляю по отношению к нему скорейшее принуждение, согласно Салическому закону». После этого кредитор торжественно требовал, чтобы должник никому другому ни платил, «ни давал ручательства в уплате»[прим 10], прежде чем кредитору не будет возвращен долг; в литературе встречается мнение, что этим накладывался арест на все имущество должника. В этот же день кредитор отправлялся к дому должника и предлагал ему уплатить долг. Если должник отказывался от уплаты, кредитор выжидал до захода солнца, после чего долг повышался еще на три солида. Это повторялось три раза с промежутками в восемь дней, и каждый раз долг повышался на три солида. Если и на третий раз долг оставался неуплаченным, кредитор обращался к графу, после чего начиналась процедура принудительного взыскания с участием графа и рахинбургов (титул L, §§ 3 и 4)[83].
О займе (ссуде) движимых вещей трактует титул LII «О займе», который содержит лишь положения о процедуре на случай отказа ссудополучателя возвратить вещи их собственнику. В случае такого отказа собственник-кредитор вместе со свидетелями троекратно являлся к дому должника и назначал ему срок для возврата. Если и на третий раз возврат вещей не производился, мог быть установлен еще новый срок, причем к сумме долга прибавлялись еще 9 солидов, по три солида за каждое обращение кредитора. Если же должник «и тогда не пожелает ни возвратить, ни дать обязательства в уплате», на него падает штраф в 15 солидов и дело переносится в суд. О договоре дарения говорит капитулярий I, устанавливающий, что не следует засчитывать при разделе наследственного имущества дарения, сделанные детям в случае их вступления в брак или акта стрижки волос. Помимо титула L, залог упоминается в титуле XL (§ 4), где он предоставляется собственнику заподозренного в краже раба истцом, желающим пытать раба «вопреки воле господина». В титуле XXXVII говорится о купле-продаже и мене как о действительных правовых сделках собственного владения: держатель объявляет о найденных у него вещах, что он «купил или получил их в обмен»; об этих же договорах упоминается в титуле XLVII («в течение этого времени все те, кто продал коня, или обменял, или, быть может, дал в уплату, должны войти друг с другом в сношение»)[84][85].
Вергельд (вира) или штраф (лат.compositio), который преступник должен был уплачивать в случае деликта, состоял из нескольких элементов: собственно наказания (лат.faidus), платы за нарушение общественного порядка (лат.fretus, fritus), возмещения за вред (лат.capitale) и так называемой делатуры (лат.delatura, dilatura). Композиция Салической правды не представляла собой наказание в современном уголовно-правовом смысле: большая ее часть доставалась жертве преступления. В своей совокупности композиция не является вознаграждением за возникшие вследствие преступления материальные и моральные убытки; это доказывает тот факт, что она подлежит уплате в ряде случаев, где речь идет о простых попытках без действительного причинения вреда (например, при попытке колдовства, попытке похищения чужого раба, попытке убийства). Кроме того, композиция не имеет в виду лишь возмещения причиненного вреда, поскольку в некоторых случаях она устанавливается равномерно, не принимая во внимание размер причиненного вреда (например, штраф за скот без различия его возраста, здоровья, количества и т. д.). С другой стороны, почти везде, где имеется действительное повреждение, композиция в значительной мере превышает сумму вреда: так, например, свободный франк, укравший вне жилища предмет стоимостью в 2 денария, должен уплатить штраф в 15 солидов, а если налицо кража со взломом, при стоимости украденного в 5 денариев он наказывается штрафом в 35 солидов (титул XI). Композиция носит смешанный характер: она является наказанием, поскольку служит целям возмездия и предотвращения преступлений, и в то же время является возмещением вреда. Гражданско-правовой характер композиции следует из того факта, что две трети ее суммы причитаются потерпевшему и лишь одна треть достается фиску. В тех случаях, где штраф автоматически повышает сумму долга вследствие просрочки в уплате, сказывается гражданско-правовой характер композиции как вида неустойки[86].
Фретус, подлежащий уплате графу как представителю короля и являющийся платой за нарушение преступником общественного порядка, носит уголовно-правовой характер. Так как фретус составляет соответствующую долю композиции, то его определение имеет значение для выяснения размера гражданско-правового возмещения вреда. В титуле L (§ 3) подчеркивается, что две трети всей композиции нужно отдавать истцу, а одну треть должен получать граф. Если вопрос о вине является сомнительным, фиск не вправе требовать чего-либо, но в противном случае фиск взыскивает фретус, как если бы состоялся приговор. Это ясно видно из титула LIII, где обвиняемый хочет освободить себя от ордалии с котлом: если обвиняемый платит свыше 30 солидов, чтобы откупиться от этой ордалии, нужно уплатить графу фретус таким образом, как будто обвиняемый был осужден[87].
Файдус был частью композиции, уплачиваемой жертве преступления, чтобы склонить ее к отказу от мести (лат.faida). Штраф не везде представлял собой такую уплату потерпевшему и в некоторых случаях являлся настоящим наказанием с публичным характером; особенно это относилось к преступлениям и правонарушениям, которые не задевали частных интересов и штраф за которые полностью принадлежал фиску. В случаях причинения вреда частным лицам файдус принадлежал потерпевшему и служил таким образом средством возмещения причиненного потерпевшему вреда несмотря на то, что размер собственно файдуса значительно превышал стоимость вреда. Файдус регулярно составляет по крайней мере двойную сумму стоимости поврежденной вещи, потому что он не является собственно возмещением, а скрывает в себе элемент наказания. Так, например, штраф за убийство или кражу раба составляет 30 солидов, что более чем в два раза превышало распространенную в Галлии в более поздние времена цену обычного раба в 12 солидов[88].
Выражением «capitale» обозначалась стоимость вещи. Уплата этой стоимости не заменяется файдусом, выкупающим право на месть, и не заменяется фретусом, принадлежащим фиску. Сравнение соответствующих мест Салической правды показывает, что 37 параграфов закона и его капитуляриев содержат при установлении композиции дополнение «не считая стоимости и возмещения убытков» (лат.excepto capitale et dilatura). Из них 28 параграфов относятся к краже домашних животных (свиней, баранов, коз, собак, птиц и пчел); два параграфа трактуют о лице, уличенном в причинении вреда скоту; три параграфа трактуют о кражах, совершенных свободными франками; четыре параграфа трактуют о краже бубенчиков, повешенных на шее свиньи, краже раба, ложном свидетельском показании и отрезании хвоста у павшего коня без ведома хозяина. По всей видимости, в соответствии с обычаем стоимость следовало возмещать во всех случаях, где украденное или поврежденное имущество имело продажную цену, поскольку везде в законе, где упоминается «capitale», говорится о материальных вещах, животных или рабах[89].
Делатура также упоминается в Салической правде 37 раз и помимо случая ложной клятвы всегда в связи с украденной или поврежденной вещью. Значение слова «delatura» или «dilatura» является спорным: большинство исследователей объясняют делатуру как возмещение за просрочку платежа, то есть возмещение убытков, причиненных вследствие лишения истца спорного имущества; некоторые ученые видят в делатуре вознаграждение, которое платили доносчику преступления. Делатура упоминается только там, где можно установить продажную цену — при повреждении скота, краже животных, рабов или движимых вещей. При преступлениях, совершенных над свободными людьми, делатура не взимается; там, где законодатель говорит в одном и том же титуле о свободных и рабах, делатура упоминается у последних и пропускается у первых. Делатура не представляет собой стоимости вещи, поскольку она всегда связана с «capitale» и никогда не упоминается самостоятельно[90].
При телесных повреждениях Салическая правда знает также издержки за лечение. Согласно титулу XVII (§ 4) в случае причинения глубокого ранения между ребрами или в живот преступнику надлежит уплатить сверх установленной композиции еще 5 солидов за издержки, связанные с лечением. Согласно прибавлению 1 того же титула издержки за лечение составляют 9 солидов, если рана не поддается лечению. Тот же размер издержек за лечение установлен в капитулярии I на случай кастрации. Издержки за лечение у людей в некотором смысле соответствуют уплате capitale у вещей, животных и рабов и не считаются составной частью композиции[91].
Закон знает случаи возмещения вреда частноправового характера в чистом виде, без штрафа. Согласно титулу L кредитор три раза ждет уплаты долга до захода солнца и каждый раз долг повышается на три солида. Долг также увеличивается на 15 солидов при предварительном призыве к уплате еще до судебного заседания, на котором тунгин объявляет «скорейшее принуждение». Согласно титулу LII вследствие трех призывов долг увеличивается на три солида каждый раз. В обоих случаях дело идет об интересе просрочки истца в случае невыполнения частноправовых требований по наступлении срока возврата долга; указанные нормы по сути содержат законно зафиксированую пеню. Согласно титулу LXV (§ 1) тот, кто отрезал хвост у павшего коня без согласия его владельца и сознался в этом, должен отдать другого коня. Частноправовой характер этого положения явствует из § 2 того же титула, где установлена композиция в 30 солидов на тот же случай, если виновник отрицает свое деяние: законодатель определенно не устанавливает ни малейшего наказания в случае признания делинквентом своей вины. Подобный случай имеется в титуле XXVII (§ 4), где укравший путы с лошади должен возместить ее стоимость, если она потерялась вследствие этого поступка. В этом случае владелец коня действительно лишается стоимости животного, так что речь здесь идет о настоящем частноправовом возмещении причиненного вреда без элемента наказания. Тот же принцип проведен в титуле IX (§ 1), согласно которому тот, кто обнаружил на своей ниве чужое животное, нанес ему увечья и сознался в этом, обязан возместить хозяину стоимость, а изувеченное животное взять себе[92].
Собственник животных обязан возмещать вред, причиненный его животными. Так, собственник скота, забежавшего на чужую ниву, в случае отрицания своей вины присуждается к уплате 15 солидов (титул IX, § 4). Если собственник скота со злым умыслом впустил скот на огороженное угодье, то он должен возместить вред и сверх того уплатить штраф 30 солидов (титул IX, приб. 2). Если четвероногое домашнее животное убило человека, собственник этого животного обязан уплатить половину виры убитого, а от второй половины виры он может освободиться лишь выдачей животного (титул XXXVI). Салическая правда в редакции издания Герольда показывает более позднее развитие по отношению к этому тексту закона, согласно которому собственник животного может принести присягу в том, что ему не было известно об опасных свойствах животного, и в таком случае он освобождается от ответственности перед родственниками убитого. Эмендата еще дальше идет в подчеркивании элемента вины собственника животного, обязывая родственника убитого доказывать, что владелец животного не соблюдал необходимых мер предосторожности[93].
Раб, хотя и представляет собой вещь с точки зрения Салической правды, тем не менее является субъектом уголовной ответственности. Законодатель руководствуется стремлением предотвратить совершение преступлений, а потому он исходит из строгой обязанности владельца следить за своими рабами и вводит гражданско-правовую ответственность владельца за причиненный его рабами вред. Если рабыня умирает вследствие насилия со стороны чужого раба, владелец последнего, несмотря на применение санкций к самому рабу, должен полностью возместить стоимость рабыни (титул XXV, § 7). Если раб убивает свободного, владелец раба должен уплатить половину виры, а в качестве другой половины раб отдается родственникам убитого. Два титула Правды трактуют о кражах рабов и обязывают рабовладельца к возмещению, одновременно возлагая на раба уголовную ответственность вплоть до смертной казни. В соответствии с титулом XII (§ 2), где стоимость украденного малозначительна (40 денариев), закон устанавливает обязательство владельца возместить стоимость украденного и убытки. При краже рабами вещей большей стоимости, о которых говорится в титуле XL, на владельца возлагается лишь обязательство к уплате стоимости. Закон защищает имущественные интересы владельца раба тем, что в некоторых случаях ему предоставляется право откупить раба от тяжелого телесного наказания уплатой сравнительно небольшой суммы. Однако если владелец не предоставляет раба для проведения предусмотренной законом пытки, то он должен уплатить композицию в таком же размере, как если бы он сам совершил такое же преступление, как его раб (титул XL, § 9). Если раб убежит после совершения преступления прежде, чем его владелец призван к его выдаче, последний обязан возместить причиненный рабом вред и сверх того разрешить, чтобы раб после его обнаружения был предан суду (капитулярий II). Капитулярий IV устанавливает в случаях совершенной рабом кражи альтернативное обязательство владельца или уступить раба, или уплатить штраф[94].
Наследование
Весь род представлял собой строение близких и дальних семей, которые составляли поколения, колена или линии — парантелы[нем.]. Порядок наследования по Салической правде основывается на системе порядка парантел. По отношению к порядку наследования законодатель в титуле LIX «Об аллодах» предусматривает следующие парантелы: 1) дети; 2) мать, братья и сестры наследодателя; 3) сестры матери наследодателя и сестры отца наследодателя. В каждой парантеле к наследованию призывается ближайший родственник, исключая всех остальных; равные по степени родственники делили наследство. Слово «аллод» (лат.alodis) в заглавии титула в первоначальном значении переводится просто как «наследство», хотя в отдельных памятниках франкского периода оно обозначает все имение или состояние безотносительно к наследству.
В первой очереди наследования стоят filii. Это выражение переводилось и как «сыновья» (Н. П. Грацианский), и как «братья и сестры» (Д. Н. Егоров), однако если § 1 титула LIX и имеет в виду детей обоего пола, то все же первыми наследниками были по всей видимости сыновья, а дочери наследовали лишь во вторую очередь. Если у наследодателя не было детей, то наследует одна мать (титул LIX, § 1). Тот факт, что в этом месте не упоминается отец, объясняется тем, что сын, как правило, несамостоятелен при жизни отца и не является полноправным членом общины, а следовательно, обычно не владеет подлежащим наследованию имуществом. Хотя сын при жизни отца мог приобретать имущество, на практике случаи такого приобретения были крайне редки, в связи с чем законодатель не посчитал нужным отмечать особый случай, по которому отец мог бы призываться к наследованию вследствие смерти сына. После матери призываются к наследованию братья и сестры наследодателя одновременно (титул LIX, § 2). После братьев и сестер следующим имеющим право наследования лицом называется сестра матери (титул LIX, § 3); более поздние тексты добавляют в эту парантелу сестер отца (титул LIX, приб. 1). После сестры матери призванным к наследованию является ближайший родственник как с отцовской, так с материнской стороны (титул LIX, § 4). Жена, хотя и попадает после смерти мужа под опеку своего сына, не имела права наследовать после мужа. Если наследников движимого имущества не было вообще, то оно отходило казне.
Титул LIX (§ 5) в древнейших текстах Салической правды устанавливал, что «земельное же наследство ни в каком случае не должно доставаться женщине, но вся земля пусть поступает мужескому полу, т. е. братьям». Таким образом, к наследованию земли призывались лишь сыновья наследодателя, в законе названные братьями (лат.fratres); в случае их отсутствия земля доставалась сельской общине или, если речь шла об имениях крупных землевладельцах, — королевской казне. Женщины полностью полностью исключались из наследования недвижимого имущества; историк М. М. Ковалевский объяснял это явление необходимостью защиты семейного достояния от раздробляющего проникновения третьих лиц:
Применительно к земле как объекту наследования (лат.terra), титул LIX (§ 5) в некоторых позднейших текстах использует выражение «terra salica». Под словом «sala» подразумевается главное место или господское место, а «terra salica» обозначает господскую усадьбу со всеми группирующимися вокруг нее несвободными и полусвободными дворами, а позже и свободными поселенцами на территориях крупного землевладельца. Лишь к этим крупным имениям относилось ограничение наследования мужской линией по § 5 после того, как капитулярий IV (Эдикт Хильперика) распространил наследование крестьянских земель на первую ступень побочной линии и, внутри нее, дополнительно на женское родство. В связи с этим эдиктом стали писать «terra salica» вместо ранее употреблявшегося простого слова «terra», поскольку § 5 стал применяться лишь к крупным имениям.
_01.jpg){kind=link}
_02.jpg){kind=link}
_03.jpg){kind=link}
_04.jpg){kind=link}
_05.jpg){kind=link}
_06.jpg){kind=link}