Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Содержание
Платон
Это те, кто сражался при Евримедонте, кто двинулся походом на Кипр и поплыл в Египет и другие земли: память их надо чтить и быть им признательными за то, что они заставили царя дрожать за свою жизнь и помышлять о ее спасении, вместо того чтобы уготовлять гибель эллинам. […] Когда же наступил мир и город пребывал в расцвете своей славы, случилась напасть, обычно выпадающая среди людей на долю тех, кто процветает, — соперничество, которое затем перешло в зависть. Таким образом, наш город был против воли втянут в войну с эллинами. В войне, вспыхнувшей вслед за тем, афиняне, защищавшие в Танагре свободу беотийцев[1]
Исократ
А ведь персов, когда они посмели проникнуть в Европу и слишком много о себе возомнили, мы в свое время укротили настолько, (118) что они не только перестали нападать на нас, но и смирились с опустошением своей собственной страны. Кичившихся флотом в тысячу двести триер мы привели в такую покорность, что ни один их корабль не смел заплывать по эту сторону Фаселиды; им ничего не оставалось, как соблюдать мир и уповать на будущее, не рассчитывая на свои нынешние силы. (119) Что причиной тому была доблесть наших предков, ясно показало падение Афин: стоило нам лишиться державы, как несчастья Эллады начались одно за другим. После поражения в Геллеспонте, когда мы окончательно проиграли войну, варвары одержали морскую победу и снова стали хозяевами на море: они захватили большую часть островов, совершили набег на Лаконику, овладели Киферой и на кораблях проплыли вдоль побережья Пелопоннеса, разоряя и опустошая его. (120) Как резко изменилось соотношение сил, будет ясно, если сравнить условия договора, заключенного с персами во времена афинского могущества, и договора, который заново заключен теперь. Тогда мы определили границы царских владений, установили предел дани, которую выплачивали царю некоторые эллинские города, и запретили варварам плавать по морю; а теперь царь заправляет делами Эллады, раздает нам приказы и только что не посылает в наши города наместников. (121) Остальное уже в его полной власти: он определяет исход войны, он назначает условия мира, он распоряжается решительно всем. К нему мы ездим с жалобами друг на друга, как к своему верховному владыке. Как рабы, мы его именуем великим царем. Ведя непрерывные войны друг с другом, мы уповаем на его поддержку и помощь, хотя он с радостью истребил бы нас всех[2].
Для греко-персидских войн
Ничего удивительного в этом нет; то, что случилось, вполне естественно. Не могут люди, выросшие в рабстве и никогда не знавшие свободы, доблестно сражаться и побеждать. Откуда взяться хорошему полководцу или храброму воину из нестройной толпы, непривычной к опасностям, неспособной к войне, зато к рабству приученной как нельзя лучше. (151) Даже знатнейшие их вельможи не имеют понятия о достоинстве и чести; унижая одних и пресмыкаясь перед другими, они губят природные свои задатки; изнеженные телом и трусливые душой, каждый день во дворце они соревнуются в раболепии, валяются у смертного человека в ногах, называют его не иначе как богом и отбивают ему земные поклоны, оскорбляя тем самым бессмертных богов. (152) Не удивительно, что те из них, кто отправляется к морю в качестве так называемых сатрапов, оказываются достойны своего воспитания и полностью сохраняют усвоенные привычки: они вероломны с друзьями и трусливы с врагами, раболепны с одними и высокомерны с другими, пренебрегают союзниками и угождают противникам.[3]
Плутарх
Этот подвиг настолько смирил гордость царя, что он согласился заключить тот знаменитый мирный договор, по которому персы обязались никогда не подходить к Греческому морю ближе, чем на расстояние дневного конского пробега, и не плавать на военных кораблях или судах с медными носами в водах между Тёмными скалами и Ласточкиными островами. Каллисфен, впрочем, говорит, что варвар такого договора не заключал, но на деле выполнял эти условия из страха, внушенного ему этим поражением, и так далеко отступил от пределов Греции, что Перикл с пятьюдесятью кораблями и Эфиальт всего лишь с тридцатью, даже миновав Ласточкины острова, не встретили за ними ни одного персидского военного судна. Однако ж в сборник постановлений Народного собрания, составленный Кратером, включена копия договора как существовавшего в действительности. Говорят даже, что по случаю этого события афиняне воздвигли алтарь Мира и оказывали особые почести Каллию, участвовавшему в посольстве к царю.[4]
Демосфен
(29) И я могу сослаться на всем вам известный пример. Есть у греков с царем два договора — один, который заключило наше государство и который все восхваляют, и есть еще другой, который после этого заключили лакедемоняне и который все осуждают[27]. В обоих этих договорах не одинаково определяются правовые положения. Частное право, какое применяется в свободных государствах, законы распространяют в одинаковой и равной степени как на слабых, так и на сильных; наоборот, права общегреческие определяются сильными в отношении слабых.[5]
Вы все, я уверен, слыхали про дело с Каллием, сыном Гиппоника. Он заключил в качестве посла тот пресловутый мир, по которому царь[261] не должен был по суше приближаться к морю на расстояние однодневного конного пробега и заходить по морю на военном корабле в местах между Хелидонскими и Кианейскими островами[262]. Так вот этого Каллия они едва не предали казни за то, что он во время посольства будто бы принял подарки, а при сдаче отчета наложили на него взыскания в размере пятидесяти талантов. (274) А между тем лучшего мира, чем этот, никто не мог бы назвать ни в предыдущее, ни в последующее время[263]. Но они смотрели не на это. Причину этой удачи они видели в собственной доблести и в славе государства, причину же того, бескорыстно ли это сделано или нет, видели в нравах своего посла.[6]
Ликург
LXXII. It was because they held such beliefs as these that for ninety years they were leaders of the Greeks.1 They ravaged Phoenicia and Cilicia, triumphed by land and sea at the Eurymedon, captured a hundred barbarian triremes and sailed round the whole of Asia wasting it.
LXXIII. And to crown their victory: not content with erecting the trophy in Salamis, they fixed for the Persian the boundaries necessary for Greek freedom and prevented his overstepping them, making an agreement that he should not sail his warships between the Cyaneae and Phaselis and that the Greeks should be free not only if they lived in Europe but in Asia too[7].
Диодор
When Pedieus was archon in Athens, the Romans elected as consuls Marcus Valerius Lactuca and Spurius Verginius Tricostus. In this year Cimon, the general of the Athenians, being master of the sea, subdued the cities of Cyprus. And since a large Persian garrison was there in Salamis and the city was filled with missiles and arms of every description, and of grain and supplies of every other kind, he decided that it would be to his advantage to reduce it by siege. [2] For Cimon reasoned that this would be the easiest way for him not only to become master of all Cyprus but also to confound the Persians, since their being unable to come to the aid of the Salaminians, because the Athenians were masters of the sea, and their having left their allies in the lurch would cause them to be despised, and that, in a word, the entire war would be decided if all Cyprus were reduced by arms. And that is what actually happened. [3] The Athenians began the siege of Salamis and were making daily assaults, but the soldiers in the city, supplied as they were with missiles and matriel, were with ease warding off the besiegers from the walls. [4] Artaxerxes the king, however, when he learned of the reverses his forces had suffered at Cyprus, took counsel on the war with his friends and decided that it was to his advantage to conclude a peace with the Greeks. Accordingly he dispatched to the generals in Cyprus and to the satraps the written terms on which they were permitted to come to a settlement with the Greeks. [5] Consequently Artabazus and Megabyzus sent ambassadors to Athens to discuss a settlement. The Athenians were favourable and dispatched ambassadors plenipotentiary, the leader of whom was Callias the son of Hipponicus; and so the Athenians and their allies concluded with the Persians a treaty of peace, the principal terms of which run as follows: All the Greeks cities of Asia are to live under laws of their own making; the satraps of the Persians are not to come nearer to the sea than a three days' journey and no Persian warship is to sail inside of Phaselis2 or the Cyanean Rocks3; and if these terms are observed by the king and his generals, the Athenians are not to send troops into the territory over which the king is ruler.4 [6] After the treaty had been solemnly concluded, the Athenians withdrew their armaments from Cyprus, having won a brilliant victory and concluded most noteworthy terms of peace. And it so happened that Cimon died of an illness during his stay in Cyprus[8].
Геродот
С этим рассказом, как думают некоторые эллины, связан ещё и другой случай, происшедший много лет спустя. Тогда в Мемноновом граде Сусах по другому делу находилось афинское посольство, именно Каллий, сын Гиппоника, с товарищами. В то же время и аргосцы также отправили послов в Сусы, чтобы спросить Артаксеркса, сына Ксеркса […][9]
Примечания
- Платон. Менексен
- Исократ. Панегирик . сайт ancientrome.ru. Дата обращения: 6 апреля 2012.
- Исократ Панегирик
- Плутарх. Кимон. 13 . сайт lib.ru. Дата обращения: 6 апреля 2012.
- Демосфен. XV. О свободе родосцев . сайт simposium.ru. Дата обращения: 6 апреля 2012.
- Демосфен. XIX. О преступном посольстве . сайт simposium.ru. Дата обращения: 6 апреля 2012.
- Исократ. Против Леократа (англ.). сайт www.perseus.tufts.edu. Дата обращения: 8 апреля 2012.
- Диодор XII. 4. Историческая библиотека (англ.). сайт www.perseus.tufts.edu. Дата обращения: 8 апреля 2012.
- Геродот. История VII. 151
|
|