Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Хосров II Парвиз (пехл. husraw, xusrav {hwslwb’} 'с доброй славой' от авест. *hu-raah- 'известный, знаменитый', букв. 'имеющий добрую славу'; перс. [Xusraw][1]) — известный по иранским источникам под эпитетом «Апарвез» или упрощённо «Парвез» (перс. от пехл. Parvz — «Победоносный»; 570, Ктесифон — 28 февраля 628, Ктесифон, Государство Сасанидов) — шахиншах из династии Сасанидов, правивший Ираном с 591 до 628 года, последний великий сасанидский император. Внук Хосрова I Ануширвана и сын Ормизда IV.
Содержание
Захват власти
Хосров II родился в начале или середине 70-х годов VI столетия. Его отец, Ормизд, был непопулярен у знати предпочтением, которое он оказывал простому народу; особенно шатким его положение сделалось, когда он, вместо награды лучшему полководцу Ирана Бахраму Чубине, спасшему государство от нашествия тюрок, выказал ему своё неудовольствие тем, что тот после победы присвоил себе большую часть добычи. Бахрам поднял восстание, посланный против него Задеспра, специально ради этого выпущенный из тюрьмы, перешёл на его сторону. В столице Ктесифоне дядья царевича Хосрова по матери Биндой и Бистам низлагают Хормизда (который был позже умерщвлён в темнице) и возводят на трон племянника. Известно, что на момент низложения отца Хосров находился в Адурбадагане, но как он туда попал, не вполне ясно. Динавари и Фирдоуси полагают, что Хосров бежал туда ещё до свержения Хормизда, после истории с монетами, отчеканенными от имени Хосрова. Дело в том, что Бахрам Чубин, восстав против Ормизда, «принялся чеканить дирхемы с изображением Кисры Абарвиза (то есть Хосрова II Парвиза), сына царя, его портретом и именем. Выбил он для него (Кисры) десять тысяч дирхемов и распорядился дирхемами: тайно они были перевезены, достигли Мадаина (Ктесифона) и распространились среди населения. Стало об этом известно царю Хормузу (Ормизду), и он не усомнился в том, что это его сын Кисра покушается на царствование и что именно он приказал выбить эти дирхемы. И то, что пожелал Бахрам, то он и сделал: царь задумал убить своего сына Кисру. Ночью Кисра бежал в сторону Адурбадагана, пока не прибыл туда и стал там жить».[2] Из текста «Шахнаме» можно предположить, что в виде своеобразной опалы Ормизд назначил сына алан-шахом, правителем диких тогда краёв между Курой и Араксом (средневековые историки указывали, что в сасанидское время владения алан-шаха были севернее Ардебиля).
Источники расходятся и во мнении, каково было участие Хосрова в ослеплении и убийстве отца. Ат-Табари считал, что его привезли в столицу уже после этого события, Симокатта — что юноша был в Ктесифоне, но ничего не смог предпринять против[3], Феофан Византиец обвиняет Хосрова в том, что тот сам приказал засечь отца до смерти «лесными прутьями»[4].
Феофилакт Симокатта вложил в уста свергнутого Ормизда IV весьма нелестную характеристику сыну:
«Не царственной он души, не украшен он мыслями правителя, его образ мышления не соответствует царскому достоинству. Не сдержан он в своих стремлениях, безумен в гневе, нет человеколюбия в его глазах, не умеет он показать себя достойным уважения, руководясь законами разума. По характеру он высокомерен, предан страстям и любит удовольствия; сравнительно со своими желаниями, всё остальное он ставит на второе место, не думает о том, что будет полезно, не принимает во внимание добрых советов, отвергает всё честное и благородное, им владеет алчность, любит он ссоры и войну и не желает слышать о мире».[5]
Однако к оценкам Симокатты следует подходить с известной осторожностью. Современник жестоких войн Византии с Ираном, он не мог быть объективным в отношении царя, захватившего пол-империи ромеев.[6]
Подавление мятежа Бахрама Чубина
По свидетельству того же автора, занявшему трон Хосрову пришлось туго. Кроме того, что его считали косвенным виновником смерти отца (что не добавляло ему популярности), он реально зависел от участников убийства (особое влияние на шаха имели два его дяди, Виндой и Вистахм), а наиболее могущественный человек в государстве — Бахрам Чубин — и не думал о покорности.
Шах вызвал последнего во дворец, обещая ему второе место в государстве и полную личную безопасность, однако Чубин не только не подчинился, но и написал в ответ следующее: «…Письма, свидетельствующие об убожестве и ничтожности твоего ума, я получил, но твоих дерзновенных предложений я не принял; тебе не следует применять по отношению к нам ни царских писем, ни царских даров, особенно когда твое избрание вызвало такие беспорядки в персидском государстве и когда благородные и достойные уважения лица не были участниками голосования…» Далее узурпатор предложил «безродному» Хосрову оставить трон и в свою очередь обещал ему место правителя одной из провинций, если тот покорится ему, Бахраму.[7] Хосров стерпел, отписав в ответ: «Мы получили твоё письмо с напоминанием о многопрославленной твоей храбрости и, узнав, что ты находишься в добром здоровье, обрадовались. Но были в это письмо вставлены некоторые выражения, которые исходили не от твоего сердца, но, конечно, тот, кто писал это письмо, сильно упившись вином и охваченный неумеренным сном, вписал сюда свои пустые и неестественные сновидения. Но так как деревья в эти дни потеряли свою листву и потому сновидения не имеют силы, то мы не были приведены в смущение. Ведь мы и царский престол получили с почётом и не нарушили законов персидских…».[8] Царские войска были ненадёжными и во время решающего сражения у реки Большой Заб быстро дрогнули и частью разбежались, а частью сдались противнику. Как рассказывал Фирдоуси, сам Хосров сражался до конца и отступил одним из последних.
Чубин двинулся на Ктесифон, а юный шах и немногие оставшиеся верными ему придворные (историк ад-Динавари сохранил их имена — девять человек, включая Виндоя и Вистахма[9]) покинули столицу. «Наконец [они] почли за лучшее положиться на греческого царя, «ибо, говорили они, хотя существует между нами вражда, но всё же они христиане и милостивы, и поклявшись раз, не изменяют клятве».[10] Изгнанники прибыли в византийскую крепость Киркенсиум, затем в Эдессу и оттуда обратились к императору Маврикию.
Хосров просил помощи (сорокатысячное войско и деньги на его содержание), предлагая взамен территории в Месопотамии и Армении. Надо сказать, что искренности между двумя владыками не было. Например (правда, это сообщение современные историки подвергают сомнению), обещая Маврикию златые горы, Хосров одновременно послал тайный приказ осаждённому ромеями персидскому гарнизону Мартирополя не сдаваться «и на его приказания, объявленные во всеуслышание, не обращать внимания — коварно племя персов и с самого начала жизнь его — воплощение хитрости, тщеславия и высокомерия!»[11]
На созванном императором совете некоторые были против оказания помощи беглецам: «Не должно принимать (предложение персов), ибо они народ беззаконный и совершенно ложный. В стесненном положении обещают исполнить многое, а успокоившись — отрекаются; много зол мы понесли от них; пусть истребляют друг друга, а мы отдохнем».[10] Но император не принял этот совет. Он предоставил изгнаннику 40 кентинариев (1400 кг) золота[12] и дал в помощь войска во главе с одним из своих полководцев — армянином Нарсе. Ат-Табари и Фирдоуси рассказывают, что он также выдал за Хосрова свою дочь Марию[13] (о чём греческие источники не упоминают). Взамен шах уступил византийцам значительные территории в Армении (земли к северу, западу от озера Ван, то есть три четверти персидских владений там), Иберии и даже Месопотамии (Мартирополь, Дару).[14]
В сражении при Ганзаке в Атурпатакане Бахрам Чубин был разбит и бежал в Тюркский каганат, где был гостеприимно принят своим бывшим противником тюркским каганом. Оказав ему несколько услуг, Бахрам стал его другом и советником. Обеспокоенный таким оборотом дел, Хосров сумел через своего посла склонить подарками жену кагана на заговор против претендента, и наёмный убийца заколол Бахрама отравленным кинжалом.
Мир с Византией и отношение к религии
По сведениям ат-Табари, после победы над Бахрамом и захвата его сокровищ Хосров отослал Маврикию и раздал воинам 20 миллионов драхм (более 80 тонн серебра, что в пересчёте на золото по среднему курсу того времени 1:13 почти в пять раз больше тех 40 кентинариев Маврикия). Была прекращена выплата византийцами дани, возвращены города, отнятые при Каваде, Хосрове Ануширване и Ормизде IV. Мир, наступивший на границе двух сверхдержав, был таким прочным, что в Армении позже появилась поговорка: «Сидеть беззаботно, точно во дни Маврикия». Шах официально объявил о ряде привилегий для иранских христиан, носил расшитую крестами византийскую одежду, а его трапезу, к неудовольствию мобедов, благословлял и несторианский епископ. Он окружил себя христианами. Одной его женой была византийская царевна Мария, другой, любимой, — сирийка или армянка Ширин, прославленная затем как героиня многих средневековых переднеазиатских литератур. Близки царю были и его придворный врач Гавриил и сириец по имени Яздин, впоследствии занимавший должность вастриошансалара (ответственного за сбор налогов) — случай беспримерный, хотя христиане на более низких чиновных должностях бывали и раньше. Потому многие считали Хосрова тайным христианином, и это вызывало ропот придворных, отголоски чего сохранились у ат-Табари и в «Шахнаме».
С другой стороны, Хосров как будто бы поддерживал и зороастрийское духовенство и высшую знать, особенно ту группу, которая привела его к власти. Царь, конечно же, оставался зороастрийцем, просто он действовал в русле традиционной для своего отца и деда политики, к тому же и отягощённой обязательствами перед Маврикием. При всей демонстрируемой христианам благожелательности, он, например, при захвате Дары въехал в церковь на коне (что с обликом верующего в Христа никак не вяжется) и подтвердил существовавший издавна запрет для зороастрийцев под страхом сурового наказания переходить в христианство — а за это, как известно, жестоко карал и Хосров Ануширван.[15][16]
Персы старались противопоставлять официальному православному вероучению несторианство или монофизитство, поощряя последние и воздвигая гонения на первое. Впрочем, во время войны шах так и не дал разрешения на выбор несторианского католикоса, и в 609—628 годах иранские несториане оставались без главы своей церкви.
Женитьба на Ширин
Возможно, свой вклад в отношение Парвиза к религии, соперничавшей с официальной, внесла его любимая жена Ширин, христианка монофизитского толка.[17] История Хосрова и Ширин была воспета множеством поэтов исламского времени, а их имена стали для Востока таким же нарицательным обозначением любви, как для Запада — Ромео и Джульетта. В изложении Фирдоуси, Ширин была возлюбленной юного Хосрова ещё во дни Ормизда IV. Воцарившись, Хосров позабыл о ней. И тогда Ширин, выбрав момент, когда царь проезжал мимо на охоту, вышла на крышу дома, одетая в самые красивые одежды. Увидев её и услышав упрёки, Хосров усовестился и решил жениться. Но Ширин была незнатного рода и к тому же христианка. Советники, которых царь созвал на совет по поводу предстоящего брака, высказались против:
С чистейшим отцом недостойная мать
Жизнь сыну не могут достойную дать.
На следующий день Хосров ответил мобедам следующим образом. Он вынес им чашу, наполненную тёплой кровью. Все высказали отвращение к «нечистому» (особенно для зороастрийцев) напитку. Затем царь приказал очистить чашу, наполнить её вином, приправленным мускусом и розовым маслом. После чего царь спросил у мобеда, который днём ранее держал перед ним речь:
|
|