Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Тембот Дордаганович Беков[К 1] (ингуш. Беканаькъан Дордага Тембот[5]; [27] декабря 1873, Верхние Ачалуки, Владикавказский округ — 10 февраля 1938 или 1939) — ингушский советский поэт, прозаик, публицист, переводчик, педагог и учёный. Один из основоположников ингушской литературы.
Главным образом известен как поэт, в частности, как автор стихотворений «Две эпохи», «Расстрел рабочих на Лене», «11 и 5». Создал первое стихотворение на ингушском языке, внёс рифму в ингушскую поэзию и развивал ингушское стихосложение. Литературовед И. А. Дахкильгов считал, что произведения Бекова являются по форме переходными от устной поэзии к письменной.
Беков-прозаик писал политические и социально-бытовые фельетоны и очерки, незаконченной осталась его повесть «Ранняя весна». Перевёл на ингушский язык «Интернационал» Э. Потье и рассказы Ги де Мопассана. Кроме того, Беков занимался сбором ингушского фольклора в 1920-х годах, из его коллекции сохранилось только нартское сказание «Ачам-боарз» (1931).
Содержание
Биография
Родился
Тембот Беков сначала освоил арабскую грамоту в сельской мечети, затем отец послал его учиться в школе Назрановской крепости. После её окончания учился в реальном училище во Владикавказе[8]. Окончив его в 1893 году, будущий писатель поступил в Варшавский политехнический институт в Ростове-на-Дону, из которого отчислился через год из-за ухудшения здоровья[9]. После выздоровления Беков был принят на работу в государственный банк города Владикавказ, где его семья имела дом[6]. В Гражданской войне в России он воевал на стороне красной армии против деникинцев. Принимая участие в Долаковском бое, Беков был ранен[5].
После образования Горской АССР, Беков принял активное участие в общественнополитической и культурнопросветительной жизни в республике. Литературовед Я. С. Патиев пишет, что в связи с тем, что Ингушетия была в «полуграмотном» состоянии, ей нужно было печатное издание. Поэтому с 1 мая 1923 года начала выходить газета «Сердало» («Свет»), в основании и издании которой принимал участие Беков[5]. Работая в редакции газеты, он был одновременно ответственным секретарём и переводчиком. В газете же Беков публиковал свои рассказы, очерки, статьи, фельетоны и корреспонденции, отрывки из своей повести «Ранняя весна»[10].
Литературовед И. А. Дахкильгов утверждал, что в «тяжелейшие исторические годы» учёный З. К. Мальсагов и Беков добились составления редакторского и корреспондентского актива газеты, и регулярному её выходу. Позже, в 1927 году Беков опубликовал в газете статью «Первый номер „Сердало“» («Цхьоалага номер „Сердало“»), где рассказывал об истории образования газеты. По его словам, сначала был собран молодёжный актив, который освоил ингушскую письменность, и писал корреспонденции для газеты, одновременно занимаясь её распространением и чтением жителям области. Беков дальше пишет о трудности написания на родном языке, находке людей, интересующихся журналистикой, поиска и подготовления материалов для газеты и т.д. Работу над созданием первого номера «Сердало» Мальсагов и Беков начали за две недели до его выпуска. Беков занялся переводом материалов, поступивших в газету, которые были на русском языке. В дальнейшем переводом этих материалов для газеты занимался он же. В первом номере были опубликованы материалы, написанные И. Б. Зязиковым, С. Дахкильговым, З. К. Мальсаговым, С. Альдиевым и другими[11]. По словам И. А. Дахкильгова, в начале у газеты были трудности и за почти всю её деятельность отвечал Беков. «Особенно трудным», как писал Дахкильгов, было то, что приходилось заполнять газетные полосы материалами на ингушском языке, языком, которым основная часть населения только и владела. Из-за этого, для газеты нужно было переводить много материала на ингушском языке[11]. Дахкильгов писал, что «со всеми этими трудностями Беков сумел справиться и газета выходила регулярно и на двух языках»[12].
В 1925 году Беков участвовал в создании ингушского книжного издательства, а через 3 года вступил в Ассоциацию ингушских писателей[4]. Он также являлся внештатным сотрудником Ингушского НИИ краеведения[13].
Беков принимал активное участие в ликвидации безграмотности. Так, он был организатором и преподавателем учительских курсы, проходивших в июне 1923 года в Ингушетии. Предметами курсов были ингушский язык, история, математика и география, которые преподавались на ингушском языке. В то же время, Беков был преподавателем курсов совпартшколы, в так называемых опорных школах, в Ингушском педтехникуме во Владикавказе. Из последнего выпустились будущие классики ингушской литературы и общественнополитические деятели, такие, как, И. М. Базоркин, Б. Х. Зязиков, Х.-Б. Ш. Муталиев, Х. С. Осмиев, И. А. Оздоев, С. И. Озиев, С. Плиев, А. Газдиев, Ю. Т. Чахкиев и другие[10].
Беков был репрессирован[14]. Он умер 10 февраля 1938 или 1939 года[15].
Творчество
Беков начал писать с 1923 года. Он оставил после себя небольшое творческое наследие, без которого, по мнению литературоведа А. У. Мальсагова, «нельзя себе представить облик ингушской литературы, особенно поэзии того периода». Стихи, статьи, очерки, фольклорные записи и научные работы Бекова включались в отдельных изданиях Ингушского научно-исследовательского института краеведения, газете «Сердало», сборниках Ингушского литературного объединения[16].
Поэзия
Беков писал на ингушском языке[17]. Литературовед О. А. Мальсагов считал, что народная поэзия повлияла на творчество Бекова своим «богатством» изобразительных средств. Сами же поэтические произведения писателя являются, по мнению литературоведа, самобытными «как в композиционном отношении, так и в характере образов, в подборе рифмы и ритма». Беков создал форму ингушского стихосложения, отличающееся от стиха чечено-ингушского устного народного творчества и от силлабо-тонического стиха, которому следуют ингушские поэты, на которых оказали влияние классические образы русской поэзии. По мнению Мальсагова, творчество Бекова внесло положительный вклад в развитие ингушской поэзии[18]. И. А. Дахкильгов считал, что произведения Бекова предстают по форме переходными от устной поэзии к письменной[19].
В ингушской литературе традиции устной поэзии были использованы и развиты письменной поэзией. В стихах Бекова ритм был создан при употреблении одинакового количества ударных слогов в смежных стихах. Он использовал форму народного стиха, придав ему размер, рифмовав его и обогатив новыми фигурами — отрицательными сравнениями. Таким образом, Беков помогал дальнейшему развитию ингушского стиха. Литературный критик З. К. Мальсагов, писавший о вопросах традиции и новаторства в 1935 году в «Рецензии на сборник стихов Х.-Б. Муталиева „Родина“», считал, что «к Бекову или Нажаеву, использующим уже выработанную в устной поэзии форму и широко заимствующим оттуда замечательный материал, надо, мне кажется, относиться требовательнее, чем, например, к Музаеву или Муталиеву, которые стараются освоить новые поэтические формы и на сокровища устной поэзии могут рассчитывать в очень ограниченной степени». Тем не менее, критик не умалял заслуги «пионеров-новаторов» Бекова и А. Нажаева, не винил их в том, что они пользовались в своей поэзии изобразительным материалом народного фольклора. Мальсагов считал, что «указанную разницу необходимо иметь в виду, но, разумеется, не забывать при этом, что роль пионера-новатора — роль почётная и ответственная, ибо надо показать, что новое — лучше старого, а показать это без затраты большого труда и терпения невозможно»[20].
И. А. Дахкильгов считал, что новаторство Бекова видно в том, что его стихи были более ритмически организованные по сравнению с на родными песнями и, в первую очередь, имели рифму. Сочетание слов в стихотворении «Две эпохи» создавал ритм, схожий с силлаботоническим ритмом. Отдельные части стихотворения являются более тоническими и, как отметил О. А. Мальсагов, близки к трёхударному, реже четырёхударному дольнику[20]. Но иногда бывает контаминация хорея и дактиля, которая в стихотворении «Расстрел рабочих на Леме» более систематична[21]. Смежные стихи этого стихотворения почти всегда содержат одинаковое количество как ударных, так и безударных слогов. Использованные Бековым слова ма (усилительная или отрицательная частица), уж («они»), цу («это, этот»), ва (утвердительная частица или привлекающий внимание возглас), из («он, она, оно») широко представлены в народной устной поэзии. Кроме их смыслового значения, они использовались для того, чтобы искусственно восполнить недостающий безударный слог и придать напевность и плавность[22].
Беков оттолкнулся от зачаточной рифмы народной поэзии, сделал её в более стройный вид, обогатил и варьировал. Его рифма может переноситься и в середину стиха, и служить связывающим звеном строф.
В редких случаях, когда в стихах Бекова отсутствовала рифма, он создавал такую налаженную гамму внутренних созвучий, что они заменяли её. По мнению И. А. Дахкильгова, рифма поэта отличается её богатством и выразительностью (болаш—голаш, пхелаг—гийлах, сибаре—сабаре, даарца—гомарца, тохкар—такхар, хьерчаш—керчаш и т. д.). При возможности Беков создавал созвучия, а ударения и долготы в его рифме немало значимы. Системы в стихах поэта нет: рифмы женские или дактилические, смежные или перекрестные. Всё вышесказанное, по мнению И. А. Дахкильгова, показывают то, как Беков пользовался заслугами русской поэзии, как обрабатывает традиции фольклора. Этим Бекова и «обеспечивает эстетическую цельность и выразительность его поэзии», — писал Дахкильгов[22].
И. А. Дахкильгов считал, что язык произведений Бекова весьма оригинален среди остальной ингушской советской поэзии[23]. В начале 1920-х годов в редакции «Сердало» и в Ингушском литературном обществе проводились собрания ингушских писателей[24]. В одном из таких собраний присутствовал первый секретарь Ингушского обкома партии И. Б. Зязиков, который, услышав стихотворение Бекова «Две эпохи», взволнованно сказал: «Кто теперь может сказать, что ингушский язык беден, что на этом языке в высокохудожественной форме нельзя выразить самых тонких и сокровенных чувств. Нужно лишь уметь владеть нашим языком»[25].
«Неподражаемый, идущий из самых глубин народного, язык Т. Бекова несёт в себе всю специфику лексики и синтаксиса ингушского языка, что проявляется в принципе построения предложений, употреблении идиоматических сочетаний», — писал Дахкильгов. В свои произведениях он использовал ингушские слова очбаьлар, пара, овхар и другие, которые не содержатся в современных ингушских словарях, так как они опустились в пассивный языковый фонд. По мнению Дахкильгова, вайнахские языки богаты лексикой, однако многие слова устарели. Он также считал, что литературный язык должен быть богаче обиходного, для чего и нужны «несправедливо забытые слова». Литературовед обращал внимание на то, что к этому вопросу Беков подходил творчески: использовал всё лучшее, перерабатывал слова и вновь возвращал народу в обновлённом виде. Он сокращал некоторые слова, как, например: мар (ср. малар — «выпиваемое), «мел-в» (ср. мел-ва — сколько есть) и прочие метафорические слова вроде гам — «рама, силуэт» (вместо его изначального значения — «тело») и къаьга чарх — блестящее колесо (вместо «солнце»). По мнению Дахкильгова, очень точны словосочетания Бекова вроде да вийна маьри («убийца отца, кровник»), хьежа малх («смотрящее солнце»), сийрда дош («светлое слово») и др. Литературовед считал, что у Бекова «искусно вплетаются в текст устойчивые слово сочетания и фразеологические выражения, много причастных и деепричастных оборотов (специфические черты вайнахских языков)», что «способству[ет] эпичности повествования»[25].
В истории ингушской литературы Беков главным образом известен как поэт, в частности, как автор стихотворений «Две эпохи», «Расстрел рабочих на Лене» и «11 и 5»[18][26][10]. В стихотворении (сближающееся с поэмой[27]) «Две эпохи» Беков описывал старое царское время, ставя ему в противовес новые революционные порядки[18]. Этим произведением он положил начало ингушской поэзии. В этом, по мнению О. А. Мальсагова, и есть самобытность поэзии Бекова[28]. Сюжет стихотворения дан в стиле чечено-ингушских героико-эпических песен[29].
По мнению О. А. Мальсагова, Беков преуспел в том, что он развил форму ингушского стихосложения[К 2]. Он создал своеобразный размер и ритм ингушского стиха, а также обогатил ингушскую поэзию изобразительными средствами устного народного творчества, как, например, эпитетами: «сладкое дыхание», «сияющее слово», «синяя Сибирь», «чёрная тюрьма», «сладкая смерть» и «жестокая эпоха». В стихах Бекова присутствуют также метафоры: «оковы с женщин пали», «бездыханный остов остался», «кремневый шов» и «блестящее колесо» (солнце). О. А. Мальсагов считал, что сравнения в стихах поэта «достигают большой отчётливости и выразительности, способствуя яркости образа». В качестве примеров он приводил такие сравнения: «Дыхание дракона чище твоего дыхания», «Слово — как молния», «Поучение — светлое солнце»; отрицательные сравнения у Бекова: «Не ветер дул с Северного моря», «Не смутный сон» и т. д.[28]
О. А. Мальсагов считал рифму стихов Бекова «разнообразной», часто «неожиданной» и «выразительной», а по его мнению стихи «благозвучны» и «читаются легко»[28]. Анализируя стихотворение «Две эпохи» он приходит к выводу, что, во всех строках одинаковое количество ударений, определяющих ритм стиха[30]. В качестве примера он приводит первое четверостишие произведения[31]:
Сигал морх йоацаш
Дог делхарг ма дац,
Дег та бала боацаш
Барг белхарг ма бац[К 3]
Все строки этой строфы содержат по три ударения, определяющих ритм стиха, и пропускают один безударный слог. Из-за этого, ударение звучит резче и обособленнее. Стихотворная строка как бы не состоит из двух сложные или трёхсложные стопы, как в силлабо-тоническом стихе, а состоит из ритмических долей (частей) с разным количеством слогов. Количество ударений в стихотворной строке определяют то, бывают ли стихи Бекова трёх ударные, четырёх ударные, пяти ударные, реже—шести ударные. В зависимости от количества ударений в стихотворной строке. Стих Бекова содержит и двух- и трёхсложные стопы, в то время как в русском стихе этого размера — только трёхсложные стопы. Как видно из строфы «Двух эпох», в первой строке вторая стопа неполная, во второй строке—первая стопа, в третьей строке—полные стопы хорея и в четвёртой, как во второй строке и т. д. Всё вышесказанное указывает на то, что в стихотворении бековская форма стихосложения соответствует одному из видов русского тонического стихосложения — дольника. Однако, из-за того, что в стихотворении разное количество ударений в строках, довольно часто поэт переходит от одного ритмического размера к другому, что обычно соответствует содержанию[31].
Стихи Бекова пользуются популярностью среди ингушского населения[31][32], что, по мнению О. А. Мальсагова, связано с «народностью языка его произведений, их эмоциональностью, политической заостренностью содержания исторических и современных тем»[31].
Стихотворение «Расстрел рабочих на Лене» посвящено одноимённому историческому событию[33]. По мнению О. А. Мальсагова, Беков ярко описал тяжёлую жизнь и изнурительный труд рабочих на золотых приисках в Сибири, и показывал бесчеловечность офицера, который организовал расстрел мирной демонстрации рабочих. Мальсагов пишет, что для описания расстрела поэт использовал слова и образы, которые придают стихотворению её «яркость и эмоциональную выразительность». О расправе с рабочими рассказывается в стихотворении следующим образом (подстрочный перевод О. А. Мальсагова)[34]:
|
|