Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Антисемитизм в СССР — проявление ксенофобии (отрицательное представление, неприязнь и предубеждение, основанные на религиозных либо этнических предрассудках) по отношению к евреям в СССР. Антисемитизм проявлялся во многих сферах — от бытовых отношений (бытовой национализм) до государственной политики.
Историк писал, что антисемитизм в Советском Союзе можно разделить на две большие категории: народный и официальный. Народный (бытовой) антисемитизм на протяжении столетия то усиливался, то ослабевал, но оставался постоянным скрытым течением. Официальное отношение к евреям также варьировалось от сдержанной доброжелательности до агрессивного антисемитизма[1], в том числе, согласно Электронной еврейской энциклопедии, и расового, который в начале 1950-х годов едва не привёл к геноциду и выражался в проводившейся на протяжении десятилетий политике дискриминации евреев, в том числе и исключительно по «биологическому» признаку — на основании происхождения от родителей-евреев: почти только евреи, а часто и лица, рассматриваемые как наполовину евреи, были ограничены при приёме в высшие учебные заведения, не допускались в определённые сферы деятельности, на определённые должностные уровни и др.[2] Согласно энциклопедии, государственной политикой антисемитизм стал только после Второй мировой войны, в то время как в 1920-е годы, напротив, государство проводило политику борьбы с антисемитизмом[3].
Официально в СССР антисемитизм отрицался: в Большой советской энциклопедии (1950 год) была приведена цитата Сталина о том, что в СССР антисемитизм строжайше преследуется законом[4], и в 1970 году в ней утверждалось, что «всякая проповедь расовой или национальной исключительности (а следовательно, и антисемитизм) карается законом»[5].
По мнению историка С. М. Маркедонова[англ.], государственная политика по отношению к евреям была двойственной. С одной стороны, официально антисемитизм рассматривался как негативное наследие «великодержавного шовинизма» Российской империи. Положительное отношение к евреям также помогало сохранять образ СССР как основного борца с нацизмом. С другой стороны, через государственный антисемитизм советские власти стремились подавить рост национального самосознания евреев, который был связан с Холокостом и созданием государства Израиль[6][7].
Доктор исторических наук Геннадий Костырченко считает, что на государственном уровне антисемитизм возник в СССР в конце 1930-х годов и достиг пика в конце 1940-х — начале 1950-х[8]. Кампания по «борьбе с космополитизмом», начавшаяся в 1946 году, превратилась в антисемитскую — с преследованиями и массовыми арестами. В 1948 году был закрыт Еврейский антифашистский комитет и ряд других национальных учреждений, активисты ЕАК были казнены. «Дело врачей», начатое в январе 1953 года, по слухам, должно было стать прелюдией к массовой депортации евреев в лагеря, но было прекращено после смерти Сталина[9].
После 1953 года накал антисемитизма в СССР стал спадать. Однако начиная с 1967 года после арабо-израильской Шестидневной войны в СССР резко усилилась антисионистская пропаганда, часто переходившая в предубеждение к евреям[10].
Содержание
Революция и 1920-е годы
Предыстория
В царской России евреи были угнетаемым меньшинством. Антисемитизм был государственной политикой. Дискриминация и массовые погромы привели к тому, что существенная часть евреев поддержала революционные преобразования[11]. После Февральской революции 1917 года евреи были уравнены в правах с прочими гражданами, а во время гражданской войны вновь сильно пострадали от погромов.
Антисемитизм в определённой мере был частью Белого движения — основной собственно российской политической силы, боровшейся против большевиков и советской власти. Антисемитизм не был официальной идеологией Белого движения, но, по утверждению американского историка Питера Кенеза, был её «суррогатом»: хотя среди белых также было некоторое число евреев, а предприниматели и собственники еврейской национальности были готовы изначально поддержать умеренно либеральные программы (например, программу Корнилова), защищающие частную собственность. Проводимая белыми антисемитская пропаганда в сочетании с устраиваемыми деникинцами еврейскими погромами и дискриминацией евреев в рядах белых армий вплоть до отказа брать их на службу создали прочную ассоциацию между Белым движением и антисемитизмом[12]. Среди белых генералов было типично считать революцию результатом еврейского заговора[13], и эти идеи распространялись, хотя и не всегда, в пропаганде белых[14][12]. В РСФСР, напротив, погромы белых и антисемитизм в их идеологии и пропаганде подчёркивались, и Троцкий также это прокомментировал по поводу попавшего к нему доклада белого полковника Котомина: отрицая, что «евреи-комиссары» составляли такой «крупный процент», как это изображала белогвардейская пропаганда, и в связи с чем Котомин говорил об «особой талантливости» евреев, Троцкий признавал, что «процент этот достаточно значителен», но утверждения Котомина, который, «подобно многим другим антисемитам, причины значительного числа евреев комиссаров видит в особенных способностях и дарованиях евреев», Троцкий отвергал:
«На самом деле такая оценка еврейства решительно ничем не вызывается. <...> Антисемитизм есть не только ненависть к еврейству, но и трусость перед еврейством. У трусости глаза велики, и она наделяет врага совершенно не присущими ему чрезвычайными качествами. Общественно-правовые условия жизни еврейства достаточно объясняют его роль в революционном движении. Решительно, однако, ничем не доказано и не может быть доказано, что еврейство даровитее великороссов или украинцев»[12].
25 июля 1918 года председатель Совета народных комиссаров РСФСР В. И. Ленин подписал декрет СНК «О борьбе с антисемитизмом и еврейскими погромами». 27 июля он был опубликован в газете Правда. В марте 1919 года Ленин произнёс речь «О погромной травле евреев».
Борьба с антисемитизмом и коренизация
В 1920-х годах в СССР была проведена кампания по борьбе с антисемитизмом. Наибольшее количество материалов против антисемитизма было опубликовано в «Комсомольской правде», журналах «Молодая гвардия», «Крокодил» и др. В кампании принимали участие крупнейшие советские писатели и поэты — М. Горький, В. Маяковский, Н. Асеев и другие[15]. В 1929 году вышла книга С. Г. Лозинского «Социальные корни антисемитизма в Средние века и Новое время», где автор объявил антисемитизм наследием прежнего режима, с которым советская власть решительно борется[16].
Электронная еврейская энциклопедия оценивает борьбу с антисемитизмом как «энергичную и весьма успешную». Однако с конца 1920-х годов среди населения усилились антисемитские настроения, вызванные активной экономической деятельностью евреев в годы НЭПа («нэпман-еврей»), сравнительно значительным число евреев в партийном и хозяйственном советском аппарате («только евреи выиграли от революции»), государственными мероприятиями по землеустройству евреев («лучшие земли отдаются евреям»), небывалый рост числа еврейских рабочих в тяжелой промышленности, в которой прежде почти не было евреев. В 1927–31 годах проводилась кампания против антисемитизма как «пережитка буржуазного прошлого»[3].
К середине 1920-х годов, по мнению историка Якова Басина, «проявилась двойная мораль большевиков: во всеуслышание декларируя тезис пролетарского интернационализма и борьбы с бытовым антисемитизмом, они при этом негласно проводили ставшую официальной в последующие годы политику так называемых „национальных кадров“. На деле такая политика фактически провозглашала торжество великодержавного шовинизма, а в отношении евреев — государственного антисемитизма»[17]. Под политикой «национальных кадров» имеется в виду политика коренизации, которую Сталин сформулировал как подбор национальных и региональных чиновников «по преимуществу из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов»: в Украине, например, проводилась политика украинизации, в рамках чего на должности назначались украинцы, а русские и евреи, напротив, снимались. Зиновьев это комментировал следующим образом[18]: «Когда мы на Украине наконец прочно стали на ноги‚ Ленин сказал: "У нас на Украине слишком много евреев. К осуществлению власти должны быть привлечены истинные украинские рабочие и крестьяне". Конечно‚ такой подход может легко вызвать антисемитизм‚ но мы уж сможем побороть любой шовинизм»[19].
Басин упоминает также погромы еврейских частных магазинов в Могилёве в 1928 году, вызванных якобы уклонением евреев от службы в Красной армии[20].
Недовольство сельских жителей вызывали также льготы для еврейских переселенцев и предоставление им земли в Крыму, на Украине и Дальнем Востоке[21].
По воспоминаниям Лилианы Лунгиной, в довоенное время антисемитизм в СССР существовал на бытовой основе у простых или даже у образованных людей, в то время как в идеологию антисемитизм никаким образом не входил: «Можно было сказать, если услышишь какой-нибудь антисемитский выкрик на улице: „Я тебя сейчас в милицию отведу“. И мы знали, что милиция заступится»[22].
Борьба с иудаизмом и сионизмом
В 1918 году большевики создали «еврейские секции» (евсекции), которые должны были заниматься борьбой с религией и пропагандой социалистических идей; после мятежа левых эсеров они стали преобразовываться в чисто коммунистические[18]. В то время как русские большевики занимались борьбой с православием, евсекции занимались борьбой с иудаизмом и проводили тщательно организованные митинги, которые подавались как спонтанные, направленные против религии иудаизма, капитализма и традиционной культуры. В рамках борьбы с религией евсекции захватывали синагоги, изгоняли раввинов и священнослужителей и преобразовывали синагоги в клубы, общежития, кухни, рестораны и партийные «университеты»[23].
Кандидат исторических наук Инна Герасимова пишет, что «с первых лет своего возникновения советская власть» стремилась уничтожить «еврейские национальные традиции», и «традиционную культуру», чтобы добиться полной ассимиляции евреев: «фабриковался тип ассимилированного советского еврея…, оторванного от своих национальных и религиозных корней». Прежде всего это касается религии иудаизма, так как в СССР официально велась борьба с религией, а также языка иврит: официальным языком евреев был признан идиш, в том числе и потому, что 90,7 % советских евреев его указывали как родной язык, в то время как иврит, «священный язык Торы, еврейской философии, поэзии и традиционного образования»[24], был запрещён для преподавания Наркомпросом РСФСР в 1919 году, а занятия ивритом были ограничены только сферой научных и прикладных интересов в университетах и специальных институтах[25], так как большевики его связывали с клерикализмом и "шовинистическим, националистическим сионизмом[24]; помимо иврита, инструментом сионизма большевики и евсекции считали еврейские общины. Наркомпрос РСФСР сперва издал циркуляр, согласно которому сионизм как иностранный язык объявлялся необязательным для преподавания, но евсекции добились категорического запрета на преподавание иврита в школах. В 1923 году после протеста со стороны представителей советской интеллигенции Г. Бройдо предложил ВЦИК снять запрет, но предложение не было принято[18].
На идише писалась антирелигиозная сатира, где «в карикатурном виде были представлены раввины, кантор, резник и другие еврейские религиозные деятели». Также проводилась борьба с традиционными институтами, связанными с религией, такими как хедеры и иешивы, религиозные образовательные учреждения, и кошерная пища[24]. Благодаря рвению евсекций в борьбе с традиционными еврейскими институтами и религией в 1920-е годы на короткое время под запрет попало обрезание, однако под давлением мусульманской общественности запрет был снят[18].
Еврейский вопрос во внутрипартийной борьбе
Первые события, послужившие поводом для обвинений в использовании антисемитизма в политических целях в СССР, связаны с борьбой с троцкистско-зиновьевской оппозицией[26]. Они основываются на том, что среди репрессированных в 1936—1939 годы было значительное количество евреев. Однако нет прямых свидетельств тому, что в это время в ходе репрессий в отношении евреев делались какие-то национальные предпочтения. Впрочем, Троцкий заявил об антисемитской подоплёке Московских процессов, обратив внимание как на большой процент евреев среди подсудимых, так и тот факт, что в прессе, кроме партийных псевдонимов, раскрывались и «истинные» еврейские фамилии подсудимых. Как полагают некоторые исследователи, именно для парирования этих обвинений в конце 1936 года в СССР было опубликовано данное за 5 лет до того интервью Сталина Еврейскому телеграфному агентству, с высказываниями о «пережитке каннибализма» и пр[27]. К концу 1930-х годов в ближайшем окружении Сталина осталось лишь два еврея: Л. М. Каганович и Лев Мехлис.
Тем не менее, доктор исторических наук Геннадий Костырченко в книге «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм»[28] полагает, что до конца 1930-х годов никакой политики антисемитизма власть не проводила: еврейская культура и национализм подавлялись равно со всеми прочими национальными культурами и движениями, а процент среди репрессированных в процессах 1937—1938 года был не выше, чем среди других национальностей[29]. Он же при этом утверждает, что с конца 1930-х годов личный антисемитизм Сталина стал проявляться в государственной политике, и это была политика антисемитская[28].
Еврейский вопрос и политика по отношению к Германии
Политика СССР по отношению к Германии в 1939—1941 годы часто подаёт повод для обвинений в антисемитизме[26]. Они основаны на факте отставки Литвинова, который был евреем, с поста наркома иностранных дел (май 1939 года). Сменивший Литвинова Молотов провёл в НКИД «расовую чистку», заявив сотрудникам: «Мы навсегда покончим здесь с синагогой»[30].
Вернувшийся из Москвы Риббентроп докладывал Гитлеру, что Сталин высказал в разговорах с ним решимость покончить с «еврейским засильем», прежде всего среди интеллигенции. Некоторые евреи-коммунисты, бежавшие из Германии, были выданы Третьему Рейху[31]. Предложение немцев о переселении немецких евреев в Биробиджан и на Украину было отвергнуто в феврале 1940 года[32][33].
Антисемитизм во время Великой Отечественной войны
Антисемитизм проявлялся в этот период в следующем:
- Еврейские погромы и массовые убийства евреев, совершавшиеся коллаборационистами на оккупированной территории, выдача скрывающихся евреев.
- Помощь нацистам в выявлении евреев среди задержанных и военнопленных, в частности, в лагерях на оккупированной территории СССР[34][35].
- Отказ в приёме в партизанские отряды и отправка бежавших из гетто назад, издевательства и даже расстрелы как немецких шпионов[36][37][38].
- Дискриминация и антисемитские акции в тылу[39], распространение на неоккупированной территории слухов о том, что «евреи не воюют», что на фронте их нет, что все они устроились в тылу, в снабжении и так далее[40][41][42][43].
- Отказ в продвижении по службе, непредставление к наградам, задержка наград и т. п.[44][45][46]
Бытует мнение, что евреи уклонялись от службы в армии вообще и в боевых частях в частности. Например, Александр Солженицын в книге «Двести лет вместе» пишет[47]:
Пока же рядовой фронтовик, оглядываясь с передовой себе за спину, видел, всем понятно, что участниками войны считались и 2-й и 3-й эшелоны фронта: глубокие штабы, интендантства, вся медицина от медсанбатов и выше, многие тыловые технические части, и во всех них, конечно, обслуживающий персонал, и писари, и ещё вся машина армейской пропаганды, включая и переездные эстрадные ансамбли, фронтовые артистические бригады, — и всякому было наглядно: да, там евреев значительно гуще, чем на передовой.
Было распространено выражение, что евреи воюют на «Ташкентском фронте», с намёком, что они все эвакуировались в глубокий тыл. Однако множество источников, включая официальную статистику, опровергает это мнение. В частности, историк Марк Штейнберг отмечает, что в армии служили 20 % от всех евреев, оставшихся на неоккупированной территории[43], и приводит цифры невозвратных потерь: если в среднем по армии они составили 25 %, то среди евреев боевые потери составили почти 40 %[48]. По мнению Штейнберга, это было бы невозможно, если бы евреи служили в тыловых частях, а не на передовой[49]. Арон Шнеер указывает, что доля добровольцев-евреев была самой высокой среди всех народов СССР (27 %)[50]. Среди воинов-евреев, погибших и умерших от ран, 77,6 % составляли рядовые солдаты и сержанты и 22,4 % — младшие лейтенанты и старшие лейтенанты. По мнению Валерия Каджая, это свидетельствует, что евреи гибли не во втором эшелоне и не в тылу, а именно на передовой[40].
Об этих антисемитских настроениях в марте 1943 года с возмущением говорил Илья Эренбург[41]:
Вы все, наверное, слышали о евреях, которых «не видно на передовой». Многие из тех, кто воевал, не чувствовали до определённого времени, что они евреи. Они почувствовали лишь тогда, когда стали получать от эвакуированных в тыл родных и близких письма, в которых выражалось недоумение по поводу распространяющихся разговоров о том, что евреев не видно на фронте, что евреи не воюют. И вот, еврейского бойца, перечитывающего такие письма в блиндаже или в окопе, охватывает беспокойство не за себя, а за своих родных, которые несут незаслуженные обиды и оскорбления.
Ещё более серьёзные проблемы историки отмечают в партизанском движении на оккупированной территории. Существовали массовые антисемитские проявления как в самих партизанских отрядах, так и в центральном командовании или, как минимум, непротивление этим проявлениям[51][37]. В докладных записках руководителям подпольных обкомов отмечалось: «…Партизанские отряды им [евреям] не помогают, еврейскую молодёжь принимают к себе неохотно. Были факты, когда партизаны из отряда Н. Н. Богатырева, отняв у пришедших оружие, отправляли их назад, так как антисемитизм в партизанской среде развит довольно сильно…» «…Некоторые партизанские отряды принимают евреев, некоторые расстреливают или только прогоняют. Итак, у Грозного евреев порядочно, довольно их и у Зотова. Зато ни Марков, ни Стрелков евреев не принимают…»[52]. В приказе руководства партизанского движения от 2 апреля 1944 года говорилось: «…были установлены случаи массового террора к партизанам-евреям, что нашло своё выражение в избиении, необоснованном разоружении, изъятии заготовленного продовольствия, одежды и боеприпасов»[53]. При этом следует понимать, что отказ в приёме в партизаны означал для еврея почти гарантированный смертный приговор[37][54].
На повышение уровня антисемитизма на оккупированных территориях оказали влияние мифологемы, существовавшие в «исторической памяти» и вновь актуализированные нацистской пропагандой[55][56].
Историками и публицистами отмечается, что существовали как негласные, так и прямые указания к снижению численности награждения евреев и продвижения их по службе. Так, начальник Главного политуправления Красной Армии генерал-полковник Щербаков издал в начале 1943 года директиву: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев — ограниченно»[41][57]. Ряду евреев — Героев Советского Союза звание было присвоено через десятки лет после окончания войны, когда их самих уже не было в живых (Исай Казинец, Лев Маневич, Шика Кордонский), а многим, несмотря на неоднократные представления, звание Героя так и не было присвоено (Евгений Волянский, Исаак Пресайзен, Ион Деген, Вениамин Миндлин, Семён Фишельзон и другие — всего 49 человек). Пять раз представляли к званию Героя Советского Союза командира партизанского отряда им. Ворошилова Евгения Федоровича Мирановича (Евгений Финкельштейн). После войны он стал Героем Социалистического труда. По некоторым утверждениям, множество евреев не было представлено к награждению, несмотря на то, что за аналогичные подвиги награждались представители других национальностей[58]. Однако, Арон Шнеер пишет, что представления к наградам производились регулярно, но «сбои в представлениях происходили чаще всего в московских коридорах власти»[59], то есть при принятии окончательного решения о награждении или отказе.
Историк Иосиф Кременецкий писал[60]:
Анализируя роль и участие евреев в этой войне, нельзя отрешиться от мысли, что им приходилось воевать не только со зримым врагом — гитлеровским фашизмом, но и с незримым, но ясно ощущаемым врагом — антисемитизмом, распространённым даже на неоккупированной территории.
В 1942—1944 годах был издан ряд закрытых инструкций, в соответствии с которыми началось регулирование процентного состава представителей разных национальностей на руководящих постах[45]. 17 августа 1942 года начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Георгий Александров направил в секретариат ЦК докладную записку о необходимости провести «обширную чистку» учреждений культуры и высших учебных заведений от евреев[61]. Ключевую роль в антиеврейских чистках сыграло расширенное совещание, созванное Сталиным осенью 1944 года, во вступительном слове на котором сам Сталин призвал к «более осторожному» назначению евреев; выступивший вслед за тем Георгий Маленков со своей стороны призвал к «бдительности» в отношении еврейских кадров. Историк Рой Медведев утверждает, что по итогам совещания было составлено директивное письмо, подписанное Маленковым, перечислявшее должности, на которые не следует назначать евреев. Одновременно вводились ограничения и на приём евреев в вузы[62][63]. Историк Геннадий Костырченко считает, что такого документа не существовало, но несомненно существовали устные указания такого рода, что подкрепляется многочисленными свидетельствами[64].
Существуют прямые свидетельства, что неприсвоение званий было связано с национальностью. После отказа разведчицы Мириам Фридман записаться латышкой вместо еврейки ей не только не присвоили звание Героя Советского Союза, к которому она была представлена, но и угрожали убийством в политотделе дивизии[59][65].
В 1944—1945 годах на освобождённой от немцев территории Украины прокатился ряд антиеврейских погромов. Высшей точкой этой волны стал погром в Киеве 7 сентября 1945 года, когда около 100 евреев были зверски избиты, 37 из них госпитализированы; пятеро скончались[66].
Антисемитизм в послевоенные годы
На банкете в честь Победы 24 мая 1945 года Сталин провозгласил установочный тост «за русский народ», особо выделив русский народ из числа других народов СССР как «руководящую силу Советского Союза». С этого момента, по мнению исследователей вопроса, начинается нарастание официально поддерживаемой волны великорусского шовинизма, сопровождавшегося антисемитизмом. Во многих регионах, особенно на Украине, местные власти препятствовали в возвращении евреям их квартир, в устройстве на работу. Никак не преследовался усилившийся антисемитизм, доходивший до погромов (например, в Киеве). С осени 1946 года был взят курс на жёсткое ограничение иудаизма. В частности, Совету по делам религиозных культов было поручено резко ограничить еврейскую благотворительность (цдака), развернуть борьбу с такими «подразумевающими националистические настроения» обычаями, как выпечка мацы, ритуальный убой скота и птицы, ликвидировать еврейские похоронные службы[67].
На этот же период пришёлся пик бытового антисемитизма, поскольку в период голода и неурожая 1946 года зарубежные еврейские благотворительные организации начали присылать советским евреям посылки с продовольствием и одеждой[68].
Дело Аллилуевых и убийство Михоэлса
Из сталинских антиеврейских акций наиболее известен расстрел Еврейского антифашистского комитета. Уже в июне 1946 начальник Совинформбюро Лозовский, которому подчинялся ЕАК, был обвинён комиссией ЦК в «недопустимой концентрации евреев» в Совинформбюро. В конце 1947 года Сталин принял решение о роспуске ЕАК и массовых арестах среди еврейской культурно-политической элиты. Зная об усиливающемся антисемитизме Сталина и его ненависти к родственникам покончившей с собой жены Надежды Аллилуевой, министр ГБ В. Абакумов составил сценарий американо-сионистского заговора, якобы направленного против самого Сталина и его семьи. Главой заговора был объявлен И. Гольдштейн, знакомый семьи Аллилуевых.
В конце 1947 — начале 1948 года были арестованы родственники Н. Аллилуевой и их знакомые, включая филолога З. Гринберга, помощника С. Михоэлса в Еврейском антифашистском комитете. По версии МГБ, руководство ЕАК через Гольдштейна и Гринберга по заданию американской разведки, якобы добывало сведения о жизни Сталина и его семьи. Сталин лично контролировал ход следствия и давал указания следователям. 27 декабря 1947 года он дал указание организовать ликвидацию Михоэлса[69].
Создание Израиля
Дальнейшее развитие антисемитской кампании на время приостановилось в связи с событиями на Ближнем Востоке (борьба за создание Государства Израиль). СССР активно поддерживал идею раздела Палестины, надеясь найти в лице Израиля активного советского сателлита в регионе. СССР оказался одним из первых государств, признавших Израиль; огромную роль в ходе Войны за независимость Израиля сыграло чешское и немецкое оружие, поставленное Чехословакией с санкции Сталина.
Однако быстро выяснилось, что Израиль не намерен следовать советской политике и стремится лавировать между СССР и США. В то же время Война за независимость вызвала всплеск произраильских настроений среди советских евреев. Это послужило фактором, вызвавшим новый виток политики государственного антисемитизма. Существуют предположения, что непосредственным толчком явился энтузиазм, с которым советские евреи принимали в начале октября 1948 года посла Израиля Голду Меир[70].
Разгром Еврейского антифашистского комитета и «борьба с космополитизмом»
20 ноября 1948 года Политбюро и Совет министров приняли решение «О Еврейском антифашистском комитете»: МГБ поручалось «немедленно распустить Еврейский антифашистский комитет, так как факты свидетельствуют, что этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки». Были закрыты еврейские издательства и газеты, в течение осени 1948 и января 1949 года арестованы многие члены ЕАК и многие представители еврейской интеллигенции (арестованные члены ЕАК кроме Лины Штерн были расстреляны по приговору суда в 1952 году, впоследствии реабилитированы). 8 февраля 1949 года Сталин подписал постановление Политбюро о роспуске объединений еврейских советских писателей в Москве, Киеве и Минске (подготовлено генеральным секретарем Союза советских писателей А. А. Фадеевым), после чего были арестованы многие еврейские писатели. В это время массированные масштабы приняла борьба с «безродными космополитами»[71]. Сигналом для антиеврейской кампании послужила редакционная статья «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» (28 января), отредактированная лично Сталиным. «Антипатриотическая группа» состояла из евреев, которые были названы поименно, с раскрытием псевдонимов; вообще раскрытие псевдонимов, требование которого содержалось в статье, вылилось в особую кампанию. Последовавшая затем «чистка» сопровождалась вытеснением евреев со всех сколько-нибудь заметных должностей. Жертвами кампании стали в частности крупнейшие филологи Б. Эйхенбаум, В. Жирмунский, М. Азадовский, Г. Бялый, Г. Гуковский (были уволены с работы, а Гуковский арестован и умер в тюрьме); кинорежиссёры Л. Трауберг, С. Юткевич, сценаристы Е. Габрилович, М. Блейман; особенно пострадали евреи — театральные и литературные критики. Академик А. А. Фрумкин был снят с должности директора Института физической химии за допущенные ошибки «антипатриотического характера». Нападкам подвергались другие известные физики-евреи (В. Л. Гинзбург, Л. Д. Ландау и др.), но они были спасены вмешательством Берия, так как требовались для атомного проекта. В целом евреи были скрыты под эвфемистическим обозначением «космополитов», но подразумеваемый антисемитизм прорывался наружу. Так, во время собрания в редакции газеты «Красный флот», капитан первого ранга Пащенко заявил: «Так же, как весь немецкий народ несёт ответственность за гитлеровскую агрессию, так и весь еврейский народ должен нести ответственность за деятельность буржуазных космополитов»[67].
В рамках кампании проводились массовые увольнения евреев из предприятий и учреждений. Бывший нарком танковой промышленности, Герой Социалистического Труда Исаак Зальцман в 1946 году был исключён из партии и с огромным трудом смог устроиться на работу на одном из ленинградских заводов[72].
С апреля 1949 года публичная газетная кампания против евреев была смягчена, а некоторые наиболее активные антисемитские публицисты даже сняты со своих постов. Но чистка евреев при этом усилилась. Так, из редакции газеты «Труд» было уволено 40 евреев, из ТАСС — 60. Была проведена чистка среди руководства Еврейской автономной области, обвиненного в «национализме».
Согласно Говарду Фасту, в 1949 году Национальный Комитет Коммунистической партии США официально обвинил ВКП(б) «в вопиющих актах антисемитизма»[73].
«Дело врачей»
Широкую известность получило «Дело врачей». В октябре 1952 года Иосиф Сталин разрешил применять к арестованным врачам меры физического воздействия (пытки). Сталин требовал от МГБ максимальной разработки версии о сионистском характере заговора и о связях заговорщиков с английской и американской разведкой через «Джойнт» (еврейская международная благотворительная организация)[67]. 1 декабря 1952 года Сталин заявил (в записи члена Президиума ЦК В. А. Малышева): «Любой еврей-националист — это агент америк<анской> разведки. Евреи-нац<ионали>сты считают, что их нацию спасли США… Среди врачей много евреев-националистов»[74].
Широкомасштабная пропагандистская кампания, связанная с «делом врачей», стартовала 13 января 1953 года с публикацией сообщения ТАСС «Арест группы врачей-вредителей». В отличие от предыдущей кампании против «космополитов», в которой евреи, как правило, скорее подразумевались, чем назывались прямо, теперь пропаганда прямо указывала на евреев. 8 февраля в «Правде» был опубликован установочный фельетон «Простаки и проходимцы», где евреи изображались в виде мошенников. Вслед за ним советскую прессу захлестнула волна фельетонов, посвященных разоблачению истинных или мнимых темных дел лиц с еврейскими именами, отчествами и фамилиями[75]. Самым «знаменитым» среди них стал фельетон Василия Ардаматского «Пиня из Жмеринки», опубликованный в журнале «Крокодил» 20 марта 1953 года[74].
К марту 1953 года стали курсировать упорные слухи о готовящейся депортации евреев на Дальний Восток[76][77]. Как пишет Геннадий Костырченко, «масштабы официального антисемитизма, которые имели место в СССР в начале 1953 года, были предельно допустимыми в рамках существовавшей тогда политико-идеологической системы»[78].
Бывший следователь по особо важным делам МГБ СССР Николай Месяцев, по собственному утверждению, назначенный разобраться с делом врачей по поручению Сталина сказал[79]:
Искусственность сляпанного «дела врачей» обнаруживалась без особого труда. Сочинители даже не позаботились о серьёзном прикрытии. Бесстыдно брали из истории болезни высокопоставленного пациента врожденные или приобретенные с годами недуги и приписывали их происхождение или развитие преступному умыслу лечащих врачей. Вот вам и «враги народа»
2 марта антисемитская кампания в прессе была свёрнута[67]. Все арестованные по «делу врачей» были освобождены (3 апреля) и восстановлены на работе.
Личная позиция Сталина
Публично Сталин, в полном соответствии с марксистской теорией, критиковал сионизм (критике еврейского национализма в двух ипостасях, сионистской и бундовской, посвящена значительная часть его книги «Марксизм и национальный вопрос»), и делал заявления, направленные против антисемитизма, который называл «наиболее опасным пережитком капитализма» и «громоотводом, выводящим капитализм из-под удара трудящихся»[80]. Также был последовательным сторонником вхождения еврейского Бунда в РСДРП на правах отдельной фракции, заявляя, что это соответствует интернациональной сущности партии[81].
В качестве народного комиссара по делам национальностей (1917—1924) Сталин поощрял культурную и воспитательную деятельность на языке идиш, создание еврейских административных учреждений и сельскохозяйственных поселений, не поддержал требования Евсекции закрыть в Москве ивритский театр «Габима»[82]. При этом, однако, под запретом был иврит и любая самостоятельная политическая деятельность еврейских организаций[83].
Ответ Сталина на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки в 1931 году[84]:
|
|