Меню

Главная
Случайная статья
Настройки
Идентичность русских
Материал из https://ru.wikipedia.org

У этнических русских государственная идентичность устойчиво преобладает над национальной в любом понимании последней. Такое соотношение идентичностей показывают этносоциологические исследования 1980-х, 1990-х и 2000-х годов, проведённые коллективами этносоциологов под руководством Ю. В. Арутюняна и Л. М. Дробижевой[1].

Несмотря на широкое пространственное расселение, русские представляют собой одну из самых гомогенных этнических общностей Евразии, имея ярко выраженное общерусское самосознание. Среди русских выделяется ряд региональных и этноконфессиональных групп. Однако представители этих групп не имеют субэтнического (севернорусского, южнорусского) самосознания, стремления выделиться в отдельную группу. Помимо региональных групп существуют этноконфессиональные группы, прежде всего различные группы старообрядцев. Кроме них культурные особенности, развитое самосознание и традиции эндогамии имеют «духовные христиане»: молокане и духоборы, а также субботники. К этносоциальным группам принадлежат прежде всего казаки[2].

Содержание

История

Культурное и политико-идеологическое наследие Киевской Руси, русских земель и княжеств XII—XIII веков и историческая память об этом периоде стали значимыми или даже интегральными составляющими для самоидентификации представителей элит и в значительной мере простых жителей таких государств, как Владимирское великое княжество, Московское великое княжество, Новгородская республика, Русское государство, и других политических образований Восточно-Европейской равнины в XIV—XVII веках. Идентичности русских, украинцев и белорусов во многом строились на представлениях о преемственности с народом русь[3].

Весомый вклад в формирование общерусского национально-государственного самосознания внесла Русская церковь. Первые христианские князья киевские Владимир и его сын Ярослав Мудрый видимо хорошо осознавали государственно- и культурно-интегрирующую роль, которую играет единая митрополия и церковнославянский язык. Эта роль росла вместе с развитием политического партикуляризма со второй половины XI века, и особенно со второй трети XII века, когда различные политически независимые русские княжества связывали между собой, кроме церкви, только династическое родство и историческая память о прошлом государственном единстве. Осознание церковью новой общественно-политической роли отражено в усвоении с 1160-х годах киевскими митрополитами титула «митрополит всея Руси» взамен «митрополит Руси». Митрополиты, обычно греки, которые поставлявлялись в Константинополе, выступали в качестве третейских судей и миротворцев в междукняжеских усобицах. Большое значение в формировании единого церковно-культурного пространства средневековой Руси сыграли монастыри, в первую очередь созданный во половине XI века Киево-Печерский монастырь[4].

Из русских, которые селились с конца XIV века в степи и переняли отдельные элементы культуры тюркских кочевников, формировались русская казачья традиция и самосознание. Донская ветвь казаков сохранилась в качестве составной части русских[2].

К первой половине XV века принадлежность к православной церкви окончательно утверждается как одна из определяющих черт общерусского национально-государственного самосознания. Общий духовный подъём православия в сочетании с тем обстоятельством, что к середине XV века Москва оставалась единственным государственно-политическим средоточием православия, сделал церковь неотъемлемым элементом построения великорусской государственности, в то же время придавая национальному сознанию народа и государственной власти вселенски православное измерение[4].

Важным фактором укрепления русского национально-государственного самосознания стала канонизация целого ряда русских святых, которая прошла по инициативе митрополита Макария на соборах 1547—1549 годов[4].

В результате реформ Петра I традиционная русская культура сохранялась в основном в податных сословиях; с течением времени среди дворянства и отчасти купечества стали преобладать европейские вкусы. Воспитанием детей часто, особенно к концу XVIII века, занимались гувернёры нанятые из Франции. В аристократической среде французский язык постесняет русский. Основными факторами этнического самосознания по-прежнему были приверженность русскому православию и русский язык, получивший развитие благодаря русской литературе XIX века. В имперский период у русских складываются представления об Отечестве и гражданине, однако при этом большинство русского населения оставались крепостными. Сословия, или состояния, были окончательно сформированы к концу XVIII века. Дворянство обладало полиэтничным составом, сословие мещан (городские обыватели) было составлено из бывших крестьян и не имело окончательно сформировавшегося самосознания. Крестьяне (сельские обыватели) рассматривали себя в качестве христиан вообще, включая в это понятие все православные народы, что были под властью «белого царя», и нередко (например, в «прелестных письмах» Емельяна Пугачёва) противопоставляя себя чиновникам[2].

«Изобретение наций» оказывало влияние на самоидентификацию правящих династий. В Европе члены династических семей нередко управляли разными, часто враждующими, государствами. Бенедикт Андерсон писал, что к середине XIX века «в силу быстро растущего во всей Европе престижа национальной идеи, в евро-средиземноморских монархиях наметилась отчетливая тенденция постепенно склоняться к манящей национальной идентификации. Романовы открыли, что они великороссы, Ганноверы — что они англичане, Гогенцоллерны — что они немцы, а их кузены с несколько большими затруднениями превращались в румын, греков и т. д.». Изменился также подход к предкам царствующих фамилий. В династических представлениях мифические персонажи были заменены более реальными властителями прошлого, которым, однако, стала присваиваться «правильная» национальность. Одним из наиболее ярких примеров является вопрос об этнической принадлежности первых русских князей; полемика по поводу этого вопроса была названа историком Василием Ключевским «симптомом общественной патологии»[5].

Крупными представителями национальной истории в России являются такие авторы, как Николай Карамзин, Михаил Погодин, Сергей Соловьёв, Василий Ключевский[6]. В начале 1790-х годов Николай Карамзин в поэме «Илья Муромец» писал: «Мы не греки и не римляне; мы не верим их преданиям… Нам другие сказки надобны; мы Другие сказки слышали от своих покойных матушек»[7].

Ещё в XIX веке не существовало единой трактовки самого понятия «русскости», которое могло означать и культурную, и этническую, и протонациональную идентичность. Соответственно неопределёнными оставались и ментальные границы русской национальной территории. В понятие русской нации могли включаться: 1) все подданные Российской империи; 2) члены привилегированных сословий; 3) русские-православные (великорусы); 4) все восточные славяне. Особенно распространённой была последняя трактовка, равно как и проект конструировавшейся на её основе «большой русской нации», которая включала бы в себя великорусов, малорусов и белорусов[8]. Однако по различным причинам (главными среди которых А. И. Миллер называет социально-экономическую отсталость в развитии России и её ассимиляторских институтов, таких как железнодорожные сети, промышленность, урбанизация, образование, армия, бюрократический аппарат) к 1920-м годам этот проект потерпел неудачу[9].

В литературе и публицистике второй половины XIX века получила широкую известность община. Сторонники общинности считали её альтернативой государственной власти и основой идентичности (Ю. Ф. Самарин, И. С. Аксаков, К. Д. Кавелин). Современная наука считает, что авторы XIX–XX веков переоценили важность общины в качестве особой формы организации русского крестьянства[2].

Русская культура как единое явление в значительной мере была принадлежностью высших слоев российского общества. Самосознание русских в качестве единой этнической общности вплоть до советского периода не было свойственно русским крестьянам, которые составляли до 90 % населения страны. Они воспринимали себя в качестве отдельных общностей. Так, например, в ходе проведения Всесоюзной переписи населения 1926 года выяснилось, что местная идентичность преобладает над общенародной. Один из организаторов переписи Василий Чернышёв отмечал, что «по всей Советской России прямой вопрос о национальности вызывает затруднения. …крестьяне зачастую не делают различий между белорусами, великороссами и украинцами, …он (Василий Чернышёв) и его коллеги встречали множество людей, именовавших себя „владимирцами“ и „костромичами“, а жители Сибирского региона часто именовали себя „сибиряками“, несмотря на то, что были этническими русскими». Однако, это было характерно и для представителей других национальностей[10]. Советская политика по приданию русским статуса народа «первого среди равных» создала условия для трансформации «костромичей» и «владимирцев» в русских, что было сделано через возвращение русским их многовековой культуры[11].

В течение своей истории русские не ощущали себя народом, готовым и стремящимся насильственно ассимилировать другие народы[12]. Для большинства этнических русских уже в XIX веке националистический лозунг «Россия для русских» не являлся актуальным, в результате чего стремление властей осуществить русификацию даже европейских частей империи не привело к успеху. Подобный национализм сверху фактически осуществлялся только властями империи. Русскому народу он был непонятен и не воспринимался русскими как действия, которые позволят создать этнократическое государство[13].

Одними из основных особенностей российского государства в течение его истории, включая и советский период, были положение «имперообразующего» этноса, — русские не обладали преимущественными правами перед другими народами государства, — а также национальная и религиозная терпимость, которая сложилась в том числе благодаря политике правительства[14]. Длительная история совместного проживания в пределах одной страны большого количества народов, а также цивилизаторская функция русских стали основой развития формирования российского народа как гражданской нации[14][15].

С 1917 по 1991 года казаки потеряли сословные привилегии, и казачье самосознание с течением времени размывалось[2].

В 1988 году, когда в ряде союзных республик началось политическое оформление растущего этноцентризма, в сознании большинства этнических русских территориально-государственная идентичность продолжала доминировать над этнической: согласно данным социологических опросов Института этнологии и антропологии АН СССР 78 % респондентов считали себя советскими, 15 % идентифицировали себя как русские, в то время как выбранные для сравнения группы (узбеков, грузин и эстонцев) демонстрировали преобладание этнической идентичности. Эти же исследования показали существенно меньшее внимание этнических русских к своей национальной культуре и истории; аналогично — в отношении интереса к литературе на тему прошлого своей этнической группы, к идее общности исторических судеб в качестве фактора этнического сплочения, к национальной символике и по ряду других тем[1].

Современность

В 1991—1993 годах в условиях «парада суверенитетов» наблюдался рост этнического самосознания и этнического традиционализма уже в Российской Федерации. Но и в этих условиях самоидентификация русских изменилась несущественно: более 80 % опрошенных показали этнический нигилизм и безразличие. В 1994—1996 годах этнические конфликты и этнический сепаратизм стимулировали рост русского этнического самосознания. Но и в этот период явно выраженную этническую идентичность проявляли не более четверти русских респондентов[16]. Рост русского этнического самосознания в значительной мере являлся ответом на предшествовавшие соответствующие процессы у этнических меньшинств России. По этой причине к концу 1990-х годов, в период спада этнополитической активности для большинства российских этнических групп, у этнических русских вернулось преобладание государственно-территориального самосознания. Так, в 1999 году 79 % принявших участие в опросе русских самоидентифицировались как граждане России, тогда как, к примеру, среди якутов такая идентификация в 1994 и 1999 годах составляла была характерна менее чем для 20 % опрошенных[16].

Для этнического большинства России характерен не этнический, а государственнический державный традиционализм, связанный с ощущением гордости за принадлежность к государству, имеющему тысячелетнюю историю, главные события которой включают военные победы и расширение территорий. Эти тенденции отражает, в частности, устойчивый пантеон героев, в котором согласно опросам первой декады 2000-х годов преобладали «державные герои» — цари, вожди и полководцы: Пётр I, Александр Невский, Дмитрий Донской, Екатерина II, Иван Грозный, Иосиф Сталин, Георгий Жуков. В качестве главного ключевого события истории в оценках русских, имея большой отрыв, фигурировала Великая Отечественная война[16]. Преобладание национально-государственной самоидентификации над этнической свойственна многим народам, составляющим этническое большинство в центральных частях империй. Идентификация актуализируется при соотнесении «мы» и «они». Для этнических групп, которые проживают в окружении этнического большинства, последнее всегда является «конституирующим иным», тогда как большинство «замечает» меньшинства только при возникновении этнических конфликтов, быстром росте численности меньшинств, появлении новых меньшинств и в ряде других случаев[17].

Во второй половине 2010-х годов интересы россиян переориентировались с традиционных внутренних проблем страны, включая этнические, на государственные темы. Отмечается, что этатистские ценности подавляют сложившиеся этнические стереотипы. Характерные для постсоветского периода фобии к кавказским и среднеазиатским народам несколько ослабли, но ухудшилось отношение к ряду этнических общностей, традиционно считавшихся для русских «своими» и «близкими». В 2014—2015 годах социологи Левада-Центра фиксировали наиболее низкий за последние пять лет (по состоянию на 2016 год) уровень неприязни жителей России по отношению к представителям других национальностей[18].

Согласно социологическим опросам 2016 года, закреплённое в Конституции России равноправие всех народов страны не стало общепризнанной нормой. С тезисом, что все граждане России, независимо от национальности, должны иметь равные права, были согласны 64 % опрошенных россиян. Каждый третий (31 %) считал, что русские должны обладать в России большими правами, чем другие народы. Идея привилегированности русских вдвое чаще разделяли сами русские, чем опрошенные из числа других народов (34 % против 15 % в среднем). В целом 37 % граждан России выступали за то, чтобы русские в России и «коренные» народы в национальных республиках и округах обладали большими правами, чем другие[19].

Согласно исследованию 2008 года наиболее значимыми национальными символами для русской этнической группы являются: Пётр I, берёза, медведь, Волга, церковь, Александр Пушкин, «национальный герой»[20]. Национальными героями выступают Александр Невский, Дмитрий Донской, Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, Александр Суворов и Михаил Кутузов и др.[6]

Многие деятели русского национализма, включая Константина Крылова, отождествляют русский народ с русскими националистами, хотя, согласно социологическим опросам и избирательной практике, последние не пользуются авторитетом среди русских[21].

Примечания
  1. 1 2 Паин, 2016, с. 132—133.
  2. 1 2 3 4 5 Тишков, Туторский, 2023.
  3. Щавелев, 2024.
  4. 1 2 3 Назаренко, Цыпин и др., 2004.
  5. Савельева, Полетаев, 2006, с. 25.
  6. 1 2 Добровольский, 2014, с. 325.
  7. Шнирельман, 2015, том 1, с. 303.
  8. Миллер, 2000, с. 31—41.
  9. Миллер, 2000, с. 233—237.
  10. Аршин, 2023, с. 338—339.
  11. Аршин, 2023, с. 344.
  12. Аршин, 2023, с. 343.
  13. Аршин, 2023, с. 336.
  14. 1 2 Петров, 2013, с. 7.
  15. Тишков, 2013.
  16. 1 2 3 Паин, 2016, с. 133.
  17. Паин, 2016, с. 134.
  18. Паин, 2016, с. 131—132.
  19. Ачкасов, 2022, с. 217—218.
  20. Купченко, 2008, с. 75.
  21. Шнирельман, 2011, с. 246.


Литература
Downgrade Counter