Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Лубок (лубочная картинка, лубочный лист, потешный лист, простовик[1]) — вид графики, изображение с подписью, отличающееся простотой и доступностью образов. Вид русского народного творчества. Выполнялся в технике ксилографии, гравюры на меди, литографии и раскрашивался от руки[2].
Для лубка характерны простота техники, лаконизм изобразительных средств (грубоватый штрих, яркая раскраска). Часто в лубке содержится развернутое повествование с пояснительными надписями и дополнительные к основному (поясняющие, дополняющие) изображения.
Содержание
История
Самые древние лубки известны в Китае. До VIII века они рисовались от руки. Начиная с VIII века известны первые лубки, выполненные в гравюре на дереве. В Европе лубок появился в XV веке. Для раннего европейского лубка характерна техника ксилографии. Позже добавляются гравюра на меди и литография.
Благодаря своей доходчивости и ориентированности на «широкие массы» лубок использовался как средство агитации (например, «летучие листки» во время Крестьянской войны и Реформации в Германии, лубочные изображения времён Великой французской революции).
В Германии фабрики по производству лубочных картинок (бильдербогенов) находились в Кёльне, Мюнхене, Нойруппине; во Франции — в городе Труа (с 1800 года — также и в Эпинале в Лотарингии[3][4]). В Европе широко распространены книжки и картинки непристойного содержания, например, «Картина супружеской любви» (фр. Tableau de l’amour conjugal). В Россию «соблазнительные и безнравственные картинки» завозились из Франции и Нидерландов.
Восточный лубок (Китай, Индия) отличается яркой красочностью. Лубок встречается и в арабских странах, где изображались исламские пророки, шейхи, святые, а также сцены из поэм и эпоса. С начала XX века в связи с ростом национального самосознания начинают изображаться национальные герои. Традиционный арабский лубок оказал сильное влияние на современные арабские искусства карикатуры и политических плакатов[5]. Египетский лубок до настоящего времени сохраняет традиционные изобразительные сюжеты и орнаменты[6].
В конце XIX века лубок эволюционировал в комиксы современного образца[7].
В России
История
В XVI-начале XVII веков в Московском царстве продавались эстампы, называвшиеся «фряжскими листами» или «немецкими потешными листами», поскольку они привозились с Западной Европы («немцами» в Московской Руси называли вообще всех западноевропейцев, а фрягами/фрязинами — итальянцев), впрочем, вскоре их изготовление было налажено и непосредственно в России[8]. В России такие рисунки печатались на досках особого пиления, носивших название луб. Лубяные доски использовались при составлении чертежей и планов, а также для рисования как минимум с XV века (о чём упоминается в Правой грамоте псковского князя Ярослава Васильевича Снетогорскому монастырю от 11 июня 1483 года, касавшейся земельных споров за шестую часть реки Перервы, оспаривавшуюся Снетогорским и Козмодемьянским монастырями: «Княжой боярин да соцкой тое воды досмотрели, да и на луб выписали и перед осподою положили, да и велись по лубу»)[9][10]. Именно из-за использовавшего материала лубок позднее и получил своё название[10]. Не исключено, что слово «лубок» имеет другое происхождение: в XVI—XVII веках большое распространение получили раскрашиваемые лубяные коробы[8].
Такие гравюры в Москве продавались в Овощном ряду[8], впоследствии и на Спасском мосту (традиционно бывший сосредоточием книготорговцев). Приобретали лубки не только простой народ, но и знать, включая царскую семью. Так, в комнатах царевича Алексея Алексеевича (скончавшегося в 1670 году) было «пятьдесят рамцов с листами фряжскими»[8], а на 1682 год для хором царевича Петра (будущего императора Петра Великого) было приобретено[11] около сотни «фряжских листков». Для царских детей лубки приобретались вместе с игрушками, и помимо развлекательных целей, несли также и образовательную — царевичи и царевны с помощью лубков узнавали некоторые факты истории, географии и естествознания[8]. В помещении, судя по описаниям интерьеров царского жилища, лубки прибивались к деревянным планкам (выполнявших функцию рам) с помощью лужёных гвоздей[12]. Иногда лубки приклеивались прямо к стенам (об этом, упоминается в описании в «верхних каменных чердаков» Теремного дворца за 1685 год). Но лубки религиозного содержания в большинстве случаев всё же вставлялись в рамки[11].
В конце XVII века века в Верхней типографии (открытой в 1679 году) был установлен печатный станок для печати «фряжских листков» на меди. В 1677 году придворный органист Симон Гутовский изготовил для царя «станок деревянной печатной, печатать фряжские листы», а за 1680 год упоминается мастер Афанасий Зверев, изготовлявший для царя «всякие фряжские рези» на медных досках[12].
Одна из первых российских фигурных фабрик возникла в Москве в середине XVIII века. Фабрика принадлежала купцам Ахметьевым, на ней работало 20 станков.
Русский лубок XVIII века отличается выдержанной композиционностью.
В это время предпринимаются робкие шаги использования лубка с целью агитации. Например, после открытия английским врачом Эдвардом Дженнером вакцины от оспы стали выпускаться лубки, призывавшие крестьян к оспопрививанию[13][14]: на одном демонстрировались две группы крестьянских детей: здоровые со страхом убегают от двоих детей, покрытых оспинами из-за того, что они не прививались[15][неавторитетный источник]. На другом демонстрируются две крестьянки со своими детьми, как и в предыдущем, проводится антагонизм здоровой и румяной привитой женщины и обезображенной непривитой. Вопреки распространённому мнению, что лубки про вакцинацию стали появляться при Екатерине II (хотя и сама императрица на собственном примере, а также на примере сына, царевича Павла, побуждала прививаться от оспы); в реальности они впервые были выпущены уже при императоре Павле, поскольку на момент открытия Дженнера, в 1797 году, царствующим императором был именно Павел. Кроме того, эти лубки также выпускались и при Александре I, в правление которого оспу впервые в России стали прививать методом Дженнера. Лубки, пропагандировавшие вакцинацию от оспы, являются одним из первых примеров социальной рекламы в России[14].
К середине XIX века в Москве работали крупные фигурные типографии, выпускавшие лубки: Ахметьева, Логинова, Щурова, Чижова, Кудрякова, Руднева, Флорова, девицы Лаврентьевой, Шарапова, Кирилова, Морозова, Стрельцова, Яковлева
Во второй половине XIX столетия одним из крупнейших издательств, выпускавших лубки, было издательство Ивана Сытина. На состоявшейся в 1882 году Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве продукция Сытина была отмечена серебряной медалью. В конце XIX века издательство Сытина выпускало около 2 млн экземпляров календарей, около 1,5 млн лубков на библейские сюжеты и около 900 тысяч лубков светского характера[16]. Иван Дмитриевич на протяжении 20 лет коллекционировал доски-формы для лубков, однако коллекция стоимостью несколько десятков тысяч тогдашних рублей была уничтожена во время пожара в типографии Сытина во время революции 1905 года[17].
Помимо сытинского издательства, на тот момент существовали и другие крупные издательства, выпускавшие лубки. Так, издательство Морозова
В XIX столетии продолжают выпускаться агитационные лубки, и спектр затрагиваемых тем расширяется: в частности, начинают выпускаться картинки о вреде пьянства. С 1870-х годов лубочную литературу использовали народники, во время своих знаменитых хождений в народ они распространяли книги (сюжетно зачастую представлявшие собой сказки), нёсшие идеологическую революционную направленность[18].
В начале XX века к лубку как источнику вдохновения (равно как и к народному искусству в целом) обращаются художники-авангардисты[21].
В то же время лубок окончательно становится инструментом пропаганды на стыке с плакатом, что особенно заметно в годы Первой Мировой войны. Из политических партий до Октябрьской революции наиболее активно использвали в качестве средства пропаганды лубки, помимо народников, также и эсеры, также нацеленные на преимущественно крестьянство. Весной 1917 года издательством «Парус», возглавлявшийся Максимом Горьким, придерживавшимся антивоенной политики, стали выпускаться антисамодержавные лубки, над которыми в том числе работали Владимир Маяковский и художник Алексей Радаков[22] (автор плаката «Неграмотный — тот же слепой…» 1920 г. и иллюстратор ряда российских и советских сатирических журналов). Впоследствии в пропагандистских целях лубки стали использовать и большевики[23] (хотя в апреле 1919 года традиционный способ изготовления лубков на деревянных досках был запрещён, и отныне лубки, как и плакаты изготавливались методом литографии[13]). После гражданской войны первые советские лубки стали издаваться Госиздатом РСФСР в 1923 году[23], однако они были прохладно встречены аудиторией и вскоре их выпуск прекратился[24].
Лубок использовался в РСФСР (а затем и СССР) с агитационными и пропагандистскими целями наряду с плакатами западного образца. Во время Гражданской войны лубки и плакаты оказались настолько близки друг к другу, что уже в 1920-е годы возникла фактическая путаница соотношения того или иного вида массового распространяемого изображения публичного характера к лубку или к плакату, отчасти сохраняющаяся в исследовании советских плакатов до сих пор. Несомненно влияние традиционного лубка на советские плакаты (особенно нацеленные на крестьян), заключавшееся в гротескности, гиперболизации и использовании фольклора[25][24]. Марксистская мысль тех лет воспринимала лубок как народное, исконно деревенское искусство[26]. Впрочем, как правило, «революционные» лубки были несколько меньше по размеру, нежели плакаты: если первые (по данным отчётов Литиздата ПУР за 1919-1920 гг.) были чаще площадью 70 50 см, то вторые — 100 70 см (хотя отмечены плакаты размером 70 50 см или даже меньше)[27]. Критик Вячеслав Полонский, один из первых в советской критике затронувший тему использования лубков с целью пропаганды, писал, что «в плакате нуждается город, а в лубке — деревня»[26]. Помимо пропаганды советской власти, лубки также несли и образовательную функцию, побуждая крестьян. Так же, как и до революции, они украшали жилища крестьян (внедрение революционных тем было одной из неотъемлемых задач раннесоветских лубков, высказывались предложения о массовом распространении лубков с целью продажи у крестьянской аудитории)[23][28], поскольку после Октябрьской революции, по имеющимся свидетельствам, производство лубков практически прекратилось[29] (критик и искусствовед Николай Тарабукин и вовсе писал, что традиционный лубок после октября 1917 г. вымер как явление вместе с другими отошедшими в прошлое общественно-бытовыми условиями[26]), и образовавшуюся лакуну были призваны заполнить лубки нового образца (хотя для этой цели стены изб украшали всем, чем попадалось под руку: рекламой, школьными пособиями и т. д.), кроме того, они были должны заменить старые[29] (о чём также писал Тарабукин[23]). Плакаты же не могли выполнить подобную функцию, поскольку были чрезмерно большими и были рассчитаны на активное восприятие (в отличие от лубка, воспринимавшегося крестьянством и как предмет интерьера)[29]. Стоит, однако, отметить, что лубков красными выпускалось меньше, нежели плакатов[23]. Также лубки в качестве пропагандистских средств во время Гражданской войны использовали и белые, однако, по воспоминаниям современников (например, журналист Александр Дроздов, работавший в то время в ОСВАГе), белогвардейские лубки отличались низким качеством, Дроздов в своих мемуарах описывает их как «аляповатые, как полотна ярмарочных паноптикумов, бесстыдные, как русская пошлость, скудоумные и лишённые всякой остроты»[30].
Композиционно советские лубки конца 1910-начала 1920-х годов ориентируются на дореволюционные образцы: большинство лубков из вышеприведённых отчётов Литиздата ПУР состоят из нескольких изображений; некоторые стилизованы под старинные лубки (в частности, под лубки XVIII-го века[31]) и богато декорированы, впрочем, изготовлялись и более лаконичные по форме и содержанию лубки, приближенные к плакатам[28]. Некоторые лубки прямо отсылаются к известным старинным лубочным сюжетам[32]. В сюжетном плане лубки обращены к крестьянам[28] и их проблемам: борьбе с кулачеством и мракобесием, ликбезу. Также аудиторией лубков являлись красноармейцы, «на гражданке» жившие в сельской местности, а также казаки[28]. Нередко лубки обращаются и к женской аудитории, на них, словно в любовных частушках, коммунисты, а в частности красноармейцы и комсомольцы выставляются как молодцы и перспективные женихи; а также затрагиваются эмансипация и «борьба с кухонным рабством»[31]. Лубки времён Гражданской войны сюжетно продолжают аналогичные военно-пропагандистские лубки времён Первой Мировой войны (особенно с учётом того, что многие художники, работавшие над лубками в Первую Мировую, продолжили свою деятельность и в Гражданскую)[33]. По форме преподнесения информации лубки, помимо всего прочего, использовали такие фольклорные жанры, как частушки, сказы и сказки, раёшную рифмованную прозу, сближаясь таким образом с дореволюционными «песенными» лубками[34]. Да и в целом, в отличие от плаката, где идея выражается в виде лозунгов, в лубке она, как и до революции, выражена в виде рассказа, повествования[33]. В госиздатовских лубках активно использовались частушки, бытовавшие на тот момент в народе, хотя создатели плакатов могли сами их сочинять[35]. С середины-конца 1920-х годов художественный стиль советских лубков меняется, и они становятся репродукцией реалистических станковых картин (в частности, пера живописцев объединения АХРР — одной из предтеч соцреализма); а кроме того, лубки, сохраняя важные черты традиционного лубка (такие, как многокадровая композиция, пояснительный текст и ориентация на народ), включают в себя и реалистическую живописную технику. Это можно объяснить тем, что советские лубки, стилизованные под старинные образцы, не имели большого успеха, поскольку воспринимались крестьянами как нечто псевдонародное. Искусствовед Фрида Рогинская в 1929 году писала, что «показательно также, что совершенно не идут лубки <…>, в которых есть стилизация под старый лубок. Лубки эти почти не вышли со склада. Потребитель не принимает нароитой подделки под крестьянский вкус, псевдонародного сюсюканья. Он не хочет, чтобы с ним говорили, подделываясь под предполагаемую наивность его восприятия»[24]. С 1930-х годов лубки окончательно исчезают.
|
|