Меню Главная Случайная статья Настройки Любовь Бога к человеку Материал из https://ru.wikipedia.org Любовь Бога к человеку, Божественная любовь — представление, присущее разнообразным религиям и культурам, допускающим существование Творца и/или Спасителя, как в одном лице, так и во множестве лиц. Как концепт тесно связан с философским вопросом о месте человечества во Вселенной. В зависимости от традиции, может выступать главным объяснением творения мира и человека (божественная любовь как творящая сила) и действенности предлагаемых той или иной традицией методов духовного совершенствования и освобождения (через наделение божественной любви категориями прощения, милосердия и снисхождения к слабости, предполагающими её взаимность и возможность преодолеть пропасть между Творцом и творением, между Абсолютом и частной душой). Содержание 1 Авраамические традиции 2 Традиции Индостана 3 Традиции Юго-Восточной Азии 4 Родительская любовь как божественная любовь в культах предков 4.1 Японский синтоизм 4.2 Обожение предков в Китае 4.3 Архаические культы в Африке 4.4 Летописные свидетельства о почитании предков в Римской империи 4.5 Культ предков в Мезоамерике и Андах 5 См.также 6 Примечания Авраамические традиции В иудаизме, христианстве и исламе любовь Бога к человеку носит характер глубоко личных, заветных отношений. В Ветхом Завете Бог Израиля предстает как ревнивый Супруг и милосердный Отец. Книга пророка Осии — это пронзительная метафора брака Бога с неверным, но любимым народом. Здесь любовь — это не слепая страсть, а верность, требующая ответной верности (Богу и завету с ним), в ответ на Его «хэсед» (милость)[1]. Христианство делает следующий шаг, возводя божественную любовь на уровень жертвенной. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Иоанна 3:16). Здесь любовь («агапэ» — безусловная, жертвенная любовь) становится синонимом самого Бога («Бог есть любовь» — 1 Иоанна 4:8). Крестная жертва — это абсолютное выражение этой любви, направленной на спасение человечества, даже в его греховности[2]. В исламе всепроникающая любовь Аллаха (одно из 99 имён Которого, «аль-Вадуд» — Любящий[3]) является источником всего сущего. Коран начинается с фраз «Во имя Аллаха, Милостивого, Милующего», где милость («рахма») понимается как фундаментальное качество Бога. Хотя акцент делается на величии и трансцендентности Творца, любовь Аллаха к верующим, которые творят добро, многократно подчеркивается: «Поистине, Аллах любит терпеливых» (Коран, 3:146). Это любовь, которая даруется в ответ на благочестие и смирение. ТрадицииИндостана Индуизм предлагает целый набор подходов к божественной любви. В монистической традиции адвайта-веданты конечная реальность, Брахман, безлична. Однако в теистических направлениях, таких как бхакти, любовь между Богом и человеком становится центральным путём к освобождению. Отношения здесь моделируются через самые разные формы: любовь слуги к господину, дружбу, родительскую нежность и, вершину всего, страстную влюбленность. Ярчайший пример — это любовь пастушек-гопи к Кришне. В «Бхагавата-пуране» их экстатическая, всепоглощающая любовь к Богу символизирует стремление отдельной души (атмана) к слиянию с высшим Духом (Параматманом). Это «лила» — божественная игра, в которой Бог изливает свою любовь, а преданный отвечает ей, достигая высшего блаженства. В сикхизме, вобравшем в себя элементы ислама и бхакти, любовь («пиар» или «ишк») также является ключом к познанию Бога. Поэзия основателя сикхизма Гуру Нанака полна образов тоски души по Богу-Жениху. Любовь здесь — это путь преданного служения и растворения своего «я» в божественной воле. Традиции Юго-Восточной Азии В буддизме Махаяны концепция божественной личности отсутствует, но её функцию всеобъемлющего сострадания берёт на себя природа Будды. Беспристрастная и всеобъемлющая любовь («майтри») и сострадание («каруна») являются сутью просветлённого ума. Бодхисаттва — это тот, кто, испытывая безграничную любовь ко всем живым существам, откладывает собную нирвану, чтобы помочь им освободиться от страданий. Это деятельная, действенная любовь, проявляющаяся в мудрости и поступках. В даосизме любовь не олицетворена, но является неотъемлемым свойством Дао — Пути, лежащего в основе Вселенной. Дао «любит» и питает всё сущее через свою спонтанную действенность («у-вэй»). Это похоже на материнскую любовь: ненавязчивую, всепорождающую и всеподдерживающую. Любовь здесь — это следование естественному ходу вещей и жизнь в гармонии с ним, за что Дао воздает благодатью. Родительская любовь как божественная любовь в культах предков Японский синтоизм Японскому синтоизму присущи представления о «предковом духе» (сорэй), обобщённом духе предков, который покровительствует всей семье или роду. Он формируется из индивидуальных душ (рэйкон) через несколько поколений после смерти. Таким образом, после смерти человек может стать «божеством-хранителем» (сорэй или го-сорэй-сама), который не просто поминается, а почитается у домашнего алтаря (камидана)[4] как ками за то, что охраняет своих потомков из родительской любви к ним. При этом правильные похоронные и поминальные обряды тоже имеют огромное значение, поскольку обеспечивают безопасный переход души умершего в мир предков и её последующее превращение в защищающего ками[5][6][7][8]. Обожение предков в Китае На фоне конфуцианской этики, которая ставит «сыновнюю почтительность» (сяо) в основу всех добродетелей[9], родительская любовь в Китае — это долг, исполненный святости[10]. Эта любовь не заканчивается со смертью. Умершие родители, становясь предками, нуждаются в заботе живых — в подношениях пищи, денег (в виде ритуальных банкнотов), в поминальных молитвах[11][12]. В ответ они дарят свою божественную защиту и покровительство. Китайские похоронные обряды направлены на безопасное превращение души умершего в предка, а не в опасного духа[13]. Благодаря им, родитель, теряя физическое тело, достигает положения, близкого к божеству для своей семьи. Его любовь, которую он дарил при жизни, теперь возвращается к нему в виде почитания, а от него — нисходит на род как духовная сила[14]. Это совершенный круг: божественная любовь предков порождает сыновнюю почтительность, которая, в свою очередь, поддерживает их божественное положение и способность любить и защищать. Архаические культы в Африке В традиционных африканских верованиях, например, у народа йоруба[15] или акан[16], культ предков также основополагающ. Предки (ориша или духи-основатели) являются посредниками между верховным богом (Олодумаре) — слишком трансцендентным для прямого общения — и людьми[17]. Живые поддерживают с предками-посредниками связь через жертвоприношения, обряды [18] и точное следование родовым законам[19]. Родительская любовь в таком контексте — это подготовка ребёнка к жизни не только в обществе людей, но и в вечном круге рода. Ребёнка учат почитать старших, зная, что те однажды станут могущественными духами. Любовь родителей, их наставления и ограничения рассматриваются как часть божественного промысла, направленного на сохранение должного порядка между мирами. Смерть здесь — это не разрыв, а переход на новый уровень отношений, где любовь становится силой, способной напрямую влиять на судьбу[20][21]. Летописные свидетельства о почитании предков в Римской империи В Древнем Риме культ предков был краеугольным камнем семейной религии (sacra familiaria)[22]. Лары и пенаты — это были именно духи-хранители домашнего очага и предков рода. Глава семьи (paterfamilias) выполнял роль жреца в этом доме (domus) как храме[23]. Любовь к отцу и матери была неотделима от религиозного благочестия (pietas). Свидетельство о признании в Древнем Риме сыновней почтительности основой добродетели оставил Цицерон в своих философских трудах, например в трактате «Об обязанностях» (De Officiis). В трактате «О законах» (De Legibus) (II. 22.55-57) он, например, прямо заявляет, что благочестие требует почитания предков и соблюдения семейных ритуалов. Память о предках, их маски (imagines maiorum), хранившиеся в доме, были постоянным напоминанием о том, что семья — это не только живые, но и бессмертный род[24]. Родительская любовь, проявленная в детстве, обязывала детей к пожизненному почитанию, которое продолжалось и после смерти родителей, обеспечивая им положение божественных покровителей[25]. Культ предков в Мезоамерике и Андах В отличие от средиземноморских или восточноазиатских традиций, где предки часто становились божествами рода без точной локализации, в цивилизациях Мезоамерики и Андского региона почитание предков было неразрывно связано с краеугольными основами мироздания: землёй, горами, водой и круговоротом времени. Для майя, ацтеков, кечуа и аймара предки не уходили в некий отвлечённый «духовный мир»; они становились частью земной складчатости (местностей, гор, иных урочищ), продолжая напрямую влиять на плодородие возделываемых земель, благополучие и самую суть жизни любимых ими потомков. У майя было разработанное представление о теотль, силе, способной проявляться в природных явлениях благодаря божествам и предкам[26]. Для майя умершие не были отстранёнными духами, а были вовлечёнными в общественную и хозяйственную жизнь участниками. Их сила была воплощена в земле, пещерах (считавшихся входами в подземный мир), и именно умершие обеспечивали права потомков на землю и власть, влияя на плодородие[27]. Ацтекам также было свойственно представление о связи «предок-земля-плодородие», согласно которым умершие, особенно связанные с земледелием, отправлялись в Тлалокан — рай бога дождя Тлалока, и сами становились частью жизненной силы, способной влиять на урожай[28]. У кечуа как наследников державы инков почитание предков осуществлялось с таким подключением возможностей этого государства, что остались свидетельства в виде системы секе (ceque) — воображаемых черт, расходившихся от Куско и связывавших «священные места», объекты как природного, так и частично антропогенного ландшафта — храмы, источники и горы (апу). Эта система была не только географической, но и социальной, связывая определённые общины (айлью) с их предками-основателями, которые часто отождествлялись с определёнными урочищами[29]. Согласно докладу королю Испании, составленному губернатором Франсиско де Борха 8 апреля 1615 года, у индейцев Перу было 10422 идола, из них 1365 мумий, и некоторые являлись основателями их родов, племён и селений[30]. Потомки инков воспринимали космос как единое тело, где социальные, природные и духовные силы взаимосвязаны. В этой модели предки неотделимы от гор (кости земли), рек (её кровь) и самой земли (тело Пачамамы)[31]. Согласно этнографическим исследованиям, и в конце XX века в общинах аймара и кечуа предки (часто в форме мумий, мальки или духов гор, ачичила) считаются хозяевами природных угодий. Чтобы получить доступ к воде и плодородию, община должна вступать с ними в обрядовый обмен, поднося дары[32]. См.также Любовь (христианская добродетель) Примечания Rabbi Dr. David S. Sperling Hesed: The Particularistic Paradox in Judaism (or The Spirit of Jewish Bible), 1999 Иеромонах Филофей Григориатский. Божья любовь и свободный выбор человека . Православие.Ru. Абдур-Рахман ибн Насир ас-Саади Тафсир ас-Саади. Комментарии к Прекрасным Именам Аллаха и Сборник проповедей, Умма, 2012, 656 c. ISBN 978-5-94824-177-6 Tanabe, George J., Ian Reader Practically Religious: Worldly Benefits and the Common Religion of Japan. Honolulu: University of Hawaii Press, 1998. Bocking, Brian The Oracles of the Three Shrines: Windows on Japanese Religion. Richmond, Surrey: Curzon Press, 2001. Ono, Sokyo Shinto: The Kami Way. Tokyo: Tuttle Publishing, 1962. Smith, Robert J. Ancestor Worship in Contemporary Japan. Stanford: Stanford University Press, 1974. Мещеряков, А. Н. Древняя Япония: культура и текст. М.: Наука, 1991. Сяо цзин (кит. ) — «Канон сыновней почтительности» Ebrey, Patricia Buckley Confucianism and Family Rituals in Imperial China: A Social History of Writing about Rites. Princeton: Princeton University Press, 1991. Jordan, David K. Gods, Ghosts, and Ancestors: The Folk Religion of a Taiwanese Village. Berkeley: University of California Press, 1972. Gates, HillChina's Motor: A Thousand Years of Petty Capitalism. Ithaca: Cornell University Press, 1996. Watson, James L., Evelyn S. Rawski Death Ritual in Late Imperial and Modern China. Berkeley: University of California Press, 1988. Baker, Hugh D. R. Chinese Family and Kinship. New York: Columbia University Press, 1979. Awolalu, J. Omosade Yoruba Beliefs and Sacrificial Rites. London: Longman, 1979. Rattray, Robert Sutherland Religion and Art in Ashanti. Oxford: Clarendon Press, 1927. Idowu, E. Bolaji Olodumare: God in Yoruba Belief. London: Longmans, 1962. Abimbola, Wande Ifa: An Exposition of Ifa Literary Corpus. Ibadan: Oxford University Press, 1976. Busia, Kofi A. The Position of the Chief in the Modern Political System of Ashanti. London: Oxford University Press, 1951 Mbiti, John S. African Religions and Philosophy. 2nd ed. Oxford: Heinemann, 1990. Mbiti, John S. Introduction to African Religion. 2nd ed. Oxford: Heinemann, 1991. Rpke, Jrg The Religion of the Romans. Cambridge: Polity Press, 2007. Beard, Mary, John North, Simon Price Religions of Rome: Volume 1: A History. Cambridge: Cambridge University Press, 1998. Flower, Harriet I. Ancestor Masks and Aristocratic Power in Roman Culture. Oxford: Clarendon Press, 1996. Dixon, Suzanne The Roman Family. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1992. Len-Portilla, Miguel Aztec Thought and Culture: A Study of the Ancient Nahuatl Mind. Translated by Jack Emory Davis. Norman: University of Oklahoma Press, 1963. McAnany, Patricia A. Living with the Ancestors: Kinship and Kingship in Ancient Maya Society. Revised ed. Austin: University of Texas Press, 2014. Matos Moctezuma, Eduardo Death and the Afterlife in the Aztec World. The Oxford Encyclopedia of Mesoamerican Cultures, Vol. 1. New York: Oxford University Press, 2001. Salomon, Frank The Sacred Landscape of the Inca: The Cusco Ceque System. The Ancient Americas: A Brief History and Guide to Research. Salt Lake City: University of Utah Press, 1997. Tres relaciones de Antiguedades Peruanas. — Madrid, 1879, стр. XXXVI Classen, Constance Inca Cosmology and the Human Body. Salt Lake City: University of Utah Press, 1993. Gose, Peter Deathly Waters and Hungry Mountains: Agrarian Ritual and Class Formation in an Andean Town. Toronto: University of Toronto Press, 1994.