Меню

Главная
Случайная статья
Настройки
Среднеазербайджанский язык
Материал из https://ru.wikipedia.org

Среднеазербайджанский язык[2][3][4][5][6] (азерб. Orta Azrbaycan dili) или аджемский тюркский[5] (азерб. cm trkcsi, то есть персидско-тюркский) — литературный азербайджанский язык XV—XVIII веков. Второй исторический этап развития азербайджанского языка после староазербайджанского (XIII—XVI века)[7]. Среднеазербайджанский функционировал как лингва франка в Иране и на Кавказе, на нём говорили в государствах Кара-Коюнлу, Ак-Коюнлу, Сефевидской и Османской империях.

Содержание

История

На среднеазербайджанском говорили и писали уже во времена государств Ак-Коюнлу и Кара-Коюнлу в XV веке. После 1500 года он смог развиться как надрегиональная разновидность, которая была действительна не только в Азербайджане, но и на более широкой территории, вокруг такого политического центра, как Исфахан[8]. Представителями ранней среднеазербайджанской литературы XV века являются такие поэты, как Джаханшах, Исмаил Хатаи и Мухаммед Физули[9]. Среднеазербайджанский функционировал как лингва франка на Кавказе и в юго-восточном Дагестане. Он был широко распространен при дворе и в армии[10]. Большинство сефевидских воинов также говорили только на нём, а не на персидском языке. Итальянский путешественник Пьетро делла Валле, записавший эти наблюдения в 1617—1618 годах, также указывает, что среднеазербайджанский отличается от османского, и что в нем много «татарских», то есть восточно-тюркских слов[8]. Знание о среднеазербайджанском языке довольно ограничено. Слишком мало текстов подвергалось лингвистическому анализу. Беллер-Ханн исследовал произведение 1494—1495 годов «Тарихи Хатаи». Общий огузский контекст, включая такие проблемы, как отношения между азербайджанским и османским языками, классификация азербайджанских диалектов в Иране и особенно последствия языкового контакта между персидским и тюркским языками, были в центре внимания ирано-тюркского исследовательского проекта Майнцского университета. В XVI веке Мухаммедом аль-Кятибом (по прозвищу Нишати Ширази) на него были переведены произведения. Первое — это «Шухеданаме», перевод персидского «Ровзат аш-шохада» 1502—1503 годов Хусейна Ваиза Кашифи, сделанный в 1538 году и включающий рассказы и легенды об Али ибн Абу Талибе и мучениках Кербелы. Другой — «Китаб-и тезкире-и Шейх Сефи», переведённый в 1542 году со знаменитого «Сафват ас-сафа[азерб.]», написанного в 1358 году Ибн Баззазом, в котором описывается жизнь шейха Сефиаддина[11]. Оба произведения являются важными шиитскими текстами, и Нишати в качестве причины для перевода этих произведений указывает, что они должны принести пользу тюркским талибам и суфиям, не знающим персидского языка, муллам тюркских племен, и народу Туркестана. Политическими авторитетами во время правления шаха Тахмаспа I, которые поощряли его к этой работе, были Шахгулу-халифа Зулькадар, высокопоставленный чиновник кызылбашского происхождения при дворе Сефевидов в Тебризе и Казвине, и Гази-хан Текели, губернатор Шираза[12][13].

Пьетро Делла Валле, находясь некоторое время в Исфахане, уделял больше времени систематическому изучению не персидского, а азербайджанского языка. Обладая свободным временем, он написал учебник по грамматике среднеазербайджанского языка «Grammatica Della Lingua Turca» и выпустил его в 1620 году[14][15]. Во время визита в Сефевидской империю, Бальтазар де Лозьер подготовил в Исфахане перевод на азербайджанский язык Евангелий от Матфея и Иоанна[16]. Французский миссионер Рафаэль дю Ман[фр.] упомянул азербайджанский язык как «аджемский тюркский»[11] и указывал, что он «более деликатен на слух, чем османский тюркский». Грамматический набросок де Лозьера на самом деле был работой Рафаэля дю Мана. Это был не первый случай, когда он помогал посетителям с лингвистическими вопросами. Например, Рафаэль обучил ученого-востоковеда Франсуа Петиса де ла Круа[фр.] основам владения персидским языком во время пребывания последнего в Исфахане[17]. Существует ещё одна грамматика, написанная шведским ученым на основе заметок дю Мана, которого он посетил в Исфахане в 1679 году. Эта грамматика написана на французском языке, за исключением склонения, спряжения и примеров притяжательного местоимения и так далее, а также включает французско-азербайджанский словарь со многими общеупотребительными словами, которые были в повседневном пользовании в Исфахане[18][19].

Лингвистическая характеристика

Орфография

Орфография текстов Нишати напоминает восточно-тюркскую, что характерно и для других среднеазербайджанских текстов того времени. Наиболее характерными являются следующие:
  • Частое написание гласных в множественном числе; использование диакритических знаков только один раз, чтобы показать произношение необычных слов
  • Назальный последовательно пишется с помощью и
  • Суффиксы часто пишутся раздельно
  • Буква также используется (чередуясь с ) для велярных слогов в тюркских словах (за исключением некоторых слов, таких как sora)
  • Буква не ограничивается небными слогами в тюркских словах, а также используется (помимо ) для велярных
  • Точки часто сжимаются, как тройная точка под в bir
  • Буква часто пишется с тройной точкой внизу[20]
  • Буквы и чередуются случайным образом
  • Удвоенный неявно указывает на гласную a (или ), она также может выражать другие гласные[21]


Фонология

Изменение тюркского начальное b на m в районе носовых полностью осуществляется в словах mn (я) и mi (тысяча). Косвенный случай bu (этот) показывает различные обозначения, такие как bun ~ mun, bunda ~ munda в «Шухеданаме», в то время как «Тезкире Шейх Сефи», предпочитает формы, но в обоих текстах есть bunlar (соответственно bular). Такое же соотношение между текстами есть для медиального b без носового контакта для вариаций kibi ~ kimi (как) и kimi как единственной формы в произведениях. В то время как сдвиг начального q на не наблюдается в наших текстах (за исключением случайных примеров, таких как alabalq «толпа»), озвучивание и/или спирантизация среднего и конечного q выражены, но не последовательно. Некоторые слова в основном пишутся с x, например: yax (хорошо), bax (смотри), oxu — (читай), qalx (встань), saxla (сохрани), yx (разрушь), в других случаях написание меняется, но это не зависит от позиции в слове или качества следующего звука. Как правило, преобладают формы с x: x ~ q (xma, xa, xd ~ qma, qa, qd) (выйди), yaxn ~ yaqn (близко), yox ~ yoq (нет), ox ~ oq (много)[21].

Конечная q часто озвучивается и, вероятно, становится озвученным спирантом (хотя буква неоднозначна в отношении спирантного качества звука). Озвучивание происходит в основном перед суффиксами с начальной согласной (помимо обычного озвучивания перед гласной), а также в абсолютной конечной позиции[21]: bama (сапожник), radan (издалека), umada (в райском уголке), ualar (детей), bulmada (в поиске), aya (нога), isphili (сипахство), alama (плакать). В конечной позиции чередуется с q, особенно в случае -maq (в котором есть только редкие примеры для -max), но -l /-lu всегда озвучивается[22].

Огузское произношение начального t до d обычно представлено, как в таких словах, как da (гора), dur (стой), di (зуб), d (падать) и другие. В исследованных текстах есть некоторые различия в процессах вторичного произнесения, в основном вызванные медиальным или конечным глухим согласным (litre-, tut-), как объяснил немецкий тюрколог Герхард Дёрфер. Это началось уже в XV веке и также включало слова, в которых развивалась буква t без воздействия глухих согласных. Дёрфер также считал это вторичным развитием, потому что более старые d-образцы действительно существуют. Но, если такие образцы отсутствуют, сохранение первоначального тюркского t считается мыслимым. Данные из текстов Нишати показывают, что более древняя озвученная начальная буква d в бэк-вокальных словах сохраняется во многих случаях, когда в современном турецком языке есть эта более старая d, которая засвидетельствована помимо t в староосманском и всё ещё в среднеосманском языках, сохранилось и в азербайджанском языке для некоторых слов до сегодняшнего дня, и, соответственно, оно было найдено также в текстах транскрипции на среднеазербайджанском: dad (вкус), dadlu (вкусный)[22], da (камень), dut, tut (держи), danuq (свидетель), dala (на рассвете), daraqla (расчесывать)[23].

Звучание оригинала t реализуется даже в старом заимствованном damu (ад), которое засвидетельствовано и Менинским как «tamu seu usit [atius] damu». Имеются также ассимилированные формы t, но в меньшей степени: tapur (поручить, заказать). Несколько иначе обстоит дело с развитием t < d > t в переднегласных словах. Большинство из них сохранялись в современном азербайджанском языке: d (падай), dzd (приведи в порядок), diz (море)[23].

Данные Нишати демонстрируют поклонение даже больше, чем в османском языке. Среди слов с начальной t и другой глухой согласной также есть такие лексемы, как tik, tikn, tk, которые в этой форме также засвидетельствованы в других среднеазербайджанских текстах, а также в современном азербайджанском (по крайней мере, частично для tik в значении «шить»), в то время как современный турецкий язык в этих случаях сохранил d. Поскольку в других текстах восточной области нет подобных примеров, в таких словах не произошло изменения t > d, а скорее сохранился первоначальный тюркский t: tp (холм), trpt (подвинь), titr (дрожи), tik (кусок), trl trl ~ drl drl (различный), tik (строй, шей), tikn (шип), tk (налей). Отмечается одиночный t в tg, в котором обычно имеется озвученный инициал в османском и азербайджанском языках: tg (коснись). Начальная -yi — это в основном i, как в современном азербайджанском языке: itr (потеряй), igirmi (двадцать), igit (юноша) ~ yigitl (отрочество)[24]; -y, -y и -yu поддерживают y в большинстве случаев: yl ~ l (год), ylan (змея), yz (лицо), yulduz (звезда)[25].

Некоторые типичные изменения, которые видны из арабской вязи, заключаются в e и делабиализации. Тексты Нишати демонстрируют свой азербайджанский характер в написании слова ev (дом) повсюду, что никогда не было засвидетельствовано подобным образом в староосманском языке, но было развито в восточных регионах. Другими примерами для такого изменения с первоначального на e являются: yei (новый), sev (люби), и даже такие слова, как dri (кожа) и dv (верблюд). Делабиализация: byl, yl (так), gvd ~ gvd (тело), yeri (иди). Процессы, нейтрализующие разницу между передними и задними гласными под влиянием персидского языка, наиболее характерны для современных ирано-тюркских разновидностей. Такие изменения вряд ли можно обнаружить в текстах с арабской вязью. Некоторые единичные изменения могут быть замечены в слогах, содержащих q/ или k/g: verma (давать) и ylmaa (для того, чтобы делать) являются примерами велярной формы -mak. Такие формы хорошо известны из современных азербайджанских диалектов как своего рода велярная унификация этого суффикса. Несколько чаще в текстах Нишати встречается палатальный -mk после велярной основы[25], как aparmkd (в отнесении), ayrlmk (отделиться), xarmk (вытащить), qaytmk (вернуться), saxlamk (сохранить), yandurmk (сжечь). Такое же изменение суффиксов с высокими гласными в примерах, таких как durdk (мы встали) или buyurdgi (как он приказал), может отражать начало индифферентной стадии в развитии губной гармонии[26].

Довольно частым является небное или велярное изменение в суффиксе -lik, высокий гласный которого также можно считать нестабильным. Кроме того, образец велярного -l (редко -liq) после долгого в последнем слоге арабско-персидского заимствованного слова, такого как rnl (сладость), arbl (нужда), встречается довольно часто. Противоположный образец небного -lik подобно после велярной основы, возможно, указывает на небное качество основы, например, в hftlik (еженедельно), что, очевидно, показывает азербайджанскую реализацию короткого a[26]. В то время как губная гласная сохранялась в османском языке удивительно долго, восточно-тюркские иллабиальные формы широко используются в среднеазербайджанских источниках, но в рукописях таких поэтов, как Физули, также присутствует губная форма османского языка[27].

Притяжательные суффиксы первого и второго лица единственного числа именного и глагольного сгибания довольно устойчивы в текстах Нишати и обычно имеют губные варианты, как это происходит в «Тарихи Хатаи». Но признаки начинающегося разрушения этого губного доминирования можно увидеть в слове dedim, которое пишется в большем количестве примеров, и в разбросанных обозначениях, таких как baladm. Для второго лица такие варианты написания встречаются в закрытых слогах, как ignidn. Дефектные варианты написания, как в lidki, вероятно, указывают на то же самое развитие событий. В притяжательных суффиксах первого и второго лица множественного числа гласная второго элемента -z всегда имеет иллабиальное качество, что также влияет на первый слог и ускоряет развитие иллабиальных вариантов. По сравнению с османским, который имел губную гласную для обоих слогов и постепенно адаптировал её (-umuz > -xmuz > xmxz), в среднеазербайджанской адаптации регрессивно доминирует второй элемент иллабиального, вызывающий даже такие формы, как yolmz, qorxdz. Доминирование стабильного второго элемента -z сочетается с восточно-тюркскими образцами[28].
Первое лицо -mz ~ -umz[29] Второе лицо -z ~ -uz Прошедшее время. Второе лицо -dz ~ duz Повелительный суффикс второго лица -(u), -(x)z
yanmzda, ddlrimiz, yolmzda, zmiz srlarz, birbiriiz, lizdn, kliz qydz, etdiiz, qorxdz, yetrdiz varu, olu, oturuz, sriz, qlz, veriiz, unutmaz, yeiz


Короткий вариант -u по-прежнему консервативен, но первая гласная длинного варианта -(x)z кажется гармоничной. Подобно притяжательным суффиксам второго лица, элемент -z, который всегда является нелабиальным, очевидно, способствовал развитию. Родительный падеж -(n)u ~ -nu ~ -(n); -m, im: kitabu, yemeg, bstnnu, dirin, sen, mnm, hdn, Tarn (~Tarnu), quyn (~quynu), gzini, bizim. Суффикс родительного падежа обычно имеет губную гласную, как в староосманском, и предлагает лишь несколько вариантов илабиальных, которые появляются в основном после конечного i/ и всегда в bizim. Иллабиальная форма ~ (n) использовалась исключительно в «Тарихи Хатаи» с конца XV века, что вызвано восточно-тюркскими влияниями[29].

Губное предпочтение было засвидетельствовано в диалекте айналлу -(n) и кашкайском наречии -(n)in, -ni, в то время как самые последние данные по разновидности кашкайского — джамбозорги, уже показывают гармонизированные формы, такие как qz, unu, но чередующиеся с иллабиальными реликтами, такими как un. Более поздний азербайджанский материал текстов транскрипции совпадает с данными Нишати и предлагает преимущественно губные данные из более консервативных источников, но также и невербальные обозначения из образцов разговорной речи в разговорнике. Как указал Йохансон, эти различия, вероятно, отражают диахроническую последовательность соответственно различных слоев языка. Данные Нишати для -(n) являются спорадическими восточно-тюркскими реликтами, которые могут пересекаться с началом адаптации. В современных азербайджанских разновидностях и в тебризском диалекте иллабиальный родительный падеж -(n) не играет роли, но только старые губные варианты, следующие за иллабиальной основой, встречаются как архаизмы[30].

Помимо элемента -z в притяжательных суффиксах и повелительном наклонении множественного числа есть ещё одно объединение для словообразующего суффикса -sz: camlsz, xcctsiz, ttnsiz, susizlikdn, suszlndan. В отличие от -u этот суффикс имеет в текстах Нишати только иллабиальные варианты и стандартизирован в этой форме. Чередование следующего -lk как небного или велярного указывает на некоторую нейтрализацию гласного. В «Тарихи Хатаи» суффикс также имеет тенденцию только к незаконченным гласным boyasz, carazsz, тогда как в староанатолийском тюркских текстах обычно используется -suz. Здесь также существует связь с чагатайским, имевшим ту же иллабиальную форму -sz без соблюдения губной гармонии[30].

Абстрактообразующий суффикс -l/-lk; lu: dostl, grklik, yoqlik, qonal, atalik, hftlik, mnlik, arbl, bxllq, susizlik, suszlndan, qullunda, qulluclar, danulu. Иллабиальные варианты абсолютно доминируют в текстах Нишати, а губные варианты были найдены только — до сих пор — в словах qullu и danulu. Аналогичная ситуация наблюдается в «Тарихи Хатаи», за исключением слова qaranlux. Здесь заметны вариации небного и велярного качества в суффиксе с предпочтением варианту -l. Эти чередования могут указывать на нестабильное качество гласного на стадии безразличия развития губной гармонии. Они также являются отражением помех небной гармонии. Доминирующий велярный -l, вероятно, связан с практикой чагатайцев, которые для арабо-персидских заимствований обычно предпочитали варианты велярного суффикса. Изменения небных гласных в основе слова привели к таким словам, как hftlik[31].

Грамматика

Винительный падеж отображает несколько различных вариантов морфем, которые показывают происходящее развитие среди азербайджанских, османских и восточно-тюркских образцов, но азербайджанская форма -(n) с -n после вокальных основ достаточно стабильная. Чередование -n и -yl встречается также в других среднеазербайджанских текстах, но в «Тарихи Хатаи» как документе разговорного стиля уже было -n в качестве нормы[31].

-n

Xazrti Allah tln bndn rzq vermgindn mazl edbilrsn qamu yn gr («Не могли бы вы запретить Господу Богу кормить людей, чтобы он мог видеть всё»)

Xavvn qoyub tgindn li qsadasan («Ты оставишь Хавву и уберешь свою руку от нее»)

-y

Aqlmiyyi Qble msllm edyim, bir qara qarayi grdi, ol qadar ki ol lmi qarayi rtldi v lyi kfnsiz olmaz («Я поручу Аклимию Габилю, он видел черного ворона, что этот мертвый ворон был покрыт, а мертвые не должны быть без савана»)[32].

Восточно-тюркская форма -n после согласной встречается после притяжательного суффикса первого или второго лица, в основном в поэтических частях текста, но иногда и отдельно от них, например: «Mnm plalumn unutmaz v prnlumn xtrza ger» («Не забывай мою наготу и помни о моем убожестве»). Но это использование не является правилом для «Шухеданаме» согласно Ализаде, так как имеются примеры:

«Mnm selamumi aa yetir» («Передай ему привет от меня»)

«mi Tarya qoyubam» («Я доверил свое дело Богу»)

«Srlarz oraya sriz» («Пасите там своих коров»)[32]

Восточно-тюркский вариант, следующий за притяжательным суффиксом третьего лица, довольно распространен в текстах Нишати, как и в староосманском, но он всегда встречается рядом с -n[32]:

-n:

«Atlarn apdlar» («Они погнали своих лошадей»)

«Krxnsin snduralm» («Давайте уничтожим его рабочее место»)

«Mbrk lin pdm» («Я поцеловал его благословенную руку»)

-n:

«Atn budaya srdi» («Он загнал свою лошадь к зерну»)

«Mbrk azn aub» («Он открыл свой благословенный рот»)

«Yzi iln salarn yuyub daralad» («Он помыл своё лицо и волосы и расчесал»)[33]

Винительная морфема используется не только для выражения определенного прямого объекта. Как и в чагатайском, его можно использовать для людей в пассивной фразе: «stine topra tkdi ol qadar ki ol lmi qaray rtldi» («Он посыпал на него землю, чтобы мертвый ворон был покрыт»). Помимо пассивного вопроса, есть и другие примеры, которые обозначают подлежащее с помощью морфемы винительного падежа: «Mnm qarndaum ggkdr» («Моя сестра красивая»)[33].

Личные местоимения совпадают с староосманскими, за исключением начального -m для первого лица и третьего имеют ol и anlar, с косыми формами основы -a; родительный падеж biz и siz — это bizim и siz. Нет никаких признаков местоименной основы bil- с притяжательными суффиксами, которая распространена в нескольких диалектах Южного Азербайджана, а также встречается в транскрипционных текстах среднеазербайджанского языка XVII века. Демонстративными являются bu и ol; как и в современном азербайджанском языке, здесь нет u, но редко встречается более древний ol. Нормальная форма множественного числа bu — bunlar, но более старая bular также присутствует. Наклонные формы bu предпочитают начальную букву -m, но в «Шухеданаме» есть чередующиеся обозначения, такие как bun ~ mun, bunda ~ munda. Обычное возвратное местоимение в обоих текстах z, но «Тезкире Шейх Сефи» иногда также используется knd или kndsi[34].

Типичные вопросы рядом с kim и n: han (какой), xanda (~ qanda, редко handa), xandan (~ qandan) (откуда), редко qaan (~ xaan) (когда). Элемент -qa/-xa в основном сохранился, и нет никакого азербайджанского hara. Дательный падеж местных вопросительных всегда nry (куда). Другие вопросы в сочетании с n является nec (как), ne (сколько), nyn (почему), ny (с какой целью), nyl (что делать). Среди неопределенных местоимений (и соответствующих существительных) имеются следующие: qamu (~ xamu) (все), zg (чужой), nst (редко nsn) (вещь) и var (всё), который здесь функционирует в основном как прилагательное: «Hr kim yer idi var yax-u yaman bilr idi» («Тот, кто ест (их), будет знать всё хорошее и плохое»). Личные указатели именного сказуемого и конечных форм глагола, таких как аорист -m, -(y)acak и -(y)ub[34]:
Лицо[34] Множественное число Единственное число
Первое -(y)am -uz
Второе -san -sz
Третье -dur -durlar


Суффиксы первого и второго лица прошедшего времени не имеют обозначения гласных и интерпретируются как низкие гласные, как в более ранних староосманском, и как это было сохранено в азербайджанском языках. Суффикс первого лица множественного времени всегда пишется с : dnmzz, yaratmuz, даже после последней гласной, например: «Biz anu maxkmuz» («Мы его приговоренные»), или формы с желательным наклонением, такие как tkz, olauz. Правописание предполагает, что у морфемы не было начального элемента -y-, ни -v-, как это было принято в староосманском языке. Такое же написание характерно и для «Тарихи Хатаи». Суффикс первого лица множественного числа ещё не заменен вариантом, заканчивающимся на -k (соотвенно -x), которые распространены на всей территории Азербайджана, а также в Центральной и Восточной Анатолии и южных диалектах Ирана. В письменных азербайджанских текстах суффикс -k- встречается не ранее XVIII века, однако грамматика Рафаэля дю Мана[фр.], основанная на разговорной разновидности исфаханского диалекта, записывает суффикс уже как -ouk[35].

Обмен между сопряженными классами «местоименного» и «притяжательного» типа, основанный на аналогиях, с преобладающей тенденцией к замене форм так называемого местоименного класса формами так называемого притяжательного класса, в случае Нишати каким-то образом несбалансирован. В то время как в его текстах отсутствует «притяжательный» -uk в первом лице множественного числа, они отображают -sz (с притяжательным элементом -z) для второго лица множественного числа в качестве нормальной формы. Более старый -sz встречается только иногда с оптативом. Общим средством для выражения настоящего времени является аорист -(u)r. Его лабиальность хорошо отмечается в написании, а вариант низкого гласного -ar в односложных словах обозначается дефектным написанием или, иногда, . Низкая гласная в словах gr- и vur-, примеры вроде grerz (видим) и urarlar (бьют), и высокая в yat-, yatur (спит) хорошо известны из староосманских и диалектных архаизмов. Но нет ни одного примера для варианта -r-, ни вариантов написания, которые позволили бы предположить о централизованных гласных, которые были отправной точкой для более поздней реструктуризации системы аористов в азербайджанском языке[35].

Следы развивающегося настоящего времени -yr, -(y)r видны только в более поздних текстах транскрипции. Негатив аориста формируется с -maz, включая первое лицо множественного числа -mazuz (bilmezz, dnmezz), и частично первое лицо единственного числа (bilmezem, trk edmzm). В единственном числе от первого лица доминирует морфема -manam, которая используется в ряде современных диалектах юга Ирана (istmnm, qamanam, ba kmnm). Он также встречается в южных и восточных диалектах Азербайджана, а также в особой группе восточноанатолийских диалектов (Диярбакыр, Урфа, Ван, Ахлат). Тексты Нишати также альтернативно отображают староосманское -mazam, но с использованием -manam они отражают уже более новую стадию развития, которая продолжается в XVII и XVIII веках, как это видно из более поздних текстов транскрипции. В этом случае тексты Нишати отличаются от среднеазербайджанских текстов XV века, в которых не используется -manam, но, чередуясь со староосманским -mazam, более старым -man. Эта морфема имеет более долгую историю — она хорошо засвидетельствована в восточно-тюркских и кыпчакских текстах и сохранялась в ирано-тюркском регионе до XV века. Оно все еще встречается в литературном языке XVI века (Шах Исмаил, Физули), и поэтому иногда также присутствует в поэтических частях текстов Нишати (bilmn)[36].

Очень типичной особенностью текстов Нишати является наличие двух морфем для выражения совершенного времени: -m и восточно-тюркское -(y)ub, связанное с суффиксами связки. То же самое верно для всех современных ирано-тюркских разновидностей, которые отображают обе морфемы в разных смешанных парадигмах. Дёрфер различает шесть типов, в которых преобладают в основном смешанные парадигмы, с -m для первого лица и частично второго, и -bdr(r) всегда в третьем лице. Диалекты юга, однако, предпочитают либо -m, либо -bdr(r), либо они используют обе морфемы для всех лиц, как описывает Дёрфер для кашкайское наречие в Ширазе. В текстах Нишати есть похожая картина: -m и -(y)ub используются бок о бок[36]: «Ol nstlr kim myixmdn talm alubam v anlar iln dt ylmim tkr edmzm» («То, что я перенял у своих шейхов, и то, что я сделал с ними привычкой, я не могу бросить»). Обе морфемы встречаются во всех лицах, но -m немного чаще встречается в первом и втором лицах, а -(y)ubdur в основном в третьем лице: -mam (~ (y)ubam), -msan (~ (y)ubsan), -(y)ubdur (~ m)[37].

Еще одна примечательная особенность заключается в функции обоих совершенных указателей: как и в недавних ирано-тюркских разновидностях, они не имеют косвенных коннотаций, присущих -m в современном стандартном азербайджанском языке или -(i)b в современном узбекском языке. Влияние персидского языка предотвратило развитие косвенности в азербайджанских диалектах Ирана, потому что у персидского не было аналога для него. Ирано-тюркские -m и -(y)ub функционируют как чистое совершенное время по отношению к настоящему, что видно и в текстах Нишати. В большинстве случаев тюркский перевод с -m и -(y)ub соответствует перфекту персидского оригинала, но иногда он также относится к персидскому претериту или настоящему времени, что показывает общее использование этих морфем как временной категории[37]:

«Dedi hn drvlr nvlsin yeybsn» («Он сказал: „Воистину, ты ел хлеб дервишей“»)

"Ariflrdn birisi sylmi ki) («Один из мудрецов сказал»)[37]

«Dedi n Xazrt-i yx Zhid mni mn ylybdr v Xazrt-i Tar t ldan mr olubdur bu iki buyruu ortasndan mnm rm ndr» («Он сказал: „Когда святой шейх Захид запретил мне это, и от Бога пришел приказ, каков мой выход между этими двумя приказами?“»)[38]

Функция связки imi не очень ясна, потому что удалось найти лишь несколько примеров. Диалекты, включая кашкайский, в целом сохранили imi как указатель косвенности, и потеря косвенности была отмечена только в халаджском, находящегося под сильным персидским влиянием. Следующий «yox imi» заменяет персидский совершенный na-buda ast, который безразличен к косвенности, но тюркские предложения, также могут быть истолкованы так, как если бы оно содержало фразу типа «как сказано»:

«V hm byl Xazrt-i yh nzri yox imi» («И, таким образом, у шейха тоже не было обетных даров»). «Sul qldlar kim yx Zhid almi yox imi v zglr var» («Они спросили: „У шейха Захида не было знамени, а у других оно есть?“»)[38]

Тексты Нишати свидетельствуют о том, что утрата (или неразвитость) косвенности в совершенных формах -m и -(y)ub не является поздним результатом контакта, а устойчивой чертой языка уже в XVI веке и ранее, что подтверждается «Тарихи Хатаи», где -m и -(y)ubdur почти всегда имеют описательные функции. Аналогичный статус был и в староосманском языке, когда конечное -m имело основную функцию результирующего перфекта и лишь во вторую очередь косвенные коннотации. Также параллельное использование -m и -(y)ub (в основном в третьем лице, как -(y)ubdur) соответствует староосманскому языку. Начиная с XVI века -(y)ubdur там было утрачено[38].
Волюнтативное/императивное наклонение[39]:
Лицо Множественное число Единственное число
Первое -(a)ym -(y)alm
Второе — (редко gl) -(u), -(x)z
Третье -sun -sunlar
Желательное наклонение[39]:
Лицо Множественное число Единственное число
Первое -(y)am -(y)auz
Второе -(y)asan -(y)asz (-(y)asz)
Третье -(y)a -(y)alar


Нет также суффикса с окончанием -k для первого лица множественного числа в обоих наклонениях, как это правило в современных диалектах (за восточных). Сокращение волюнтативного первого лица единственного числа до -ym — как в современных разновидностях — видно только после основного конечного гласного (istyim), но не после согласных (qoyaym, iyim). В отличие от современного турецкого языка, который полностью утратил парадигму оптатива и сохранил лишь частично вторые лица, современные азербайджанские диалекты сохранили полный оптатив под персидским влиянием. Но даже здесь оптативные формы часто заменяются соответствующими волюнтативами, особенно в третьем лице. Аналогичный процесс начался уже в староосманском, когда оптативы иногда заменялись в основном для третьих лиц[39].

В текстах Нишати XVI века это развитие продолжается. Оптативы используются во всех лицах, особенно в их основной «сослагательной» функции в модальных конструкциях, в условных, временных, заключительных или других предложениях с нереализованными действиями. Но волюнтативы первого и третьего лиц используются параллельно. Первое лицо единственное число -(y)am ~ -(a)ym. Волюнтативы более доминируют в обоих текстах:

«Hkim et t Bbil dalarn Nimrdlr balarna indryim» («Отдай приказ, чтобы я позволил обрушить горы Вавилона на головы Нимруда и его народа»)

«Quru tmk gtr kim andan tnvl edyim» («Принеси немного сухого хлеба, чтобы я мог попробовать его»)

«Glgmi gvdmdn xarmaz ki gr lm kfnsiz lmym» («Не снимай мою рубашку с моего тела, чтобы — если я умру — я не умер без савана»)[40]

Первое лицо множественного числа -(y)auz ~ -(y)alm. У этого лица разные случаи: «Шухеданаме» предпочитает оптатив, а «Тезкире Шейх Сефи» — волюнтатив:

«Bizim mddmiz oldur ki sn boazudan qan axtdurauz» («Наша цель — пролить кровь через твоё горло») «Pdih yanmza glbdr kim anuun du ylylim» («Падишах пришел к нам, чтобы мы помолились за него»)[40]

Третье лицо -(y)a ~ -sun. В обоих текстах используются оба наклонения, при этом все еще отдается небольшое предпочтение оптативному:

«Yaqb rtin aa grsdyim t anu iln tslli v tskn tapa» («Я явлюсь ему в образе Якуба, чтобы он мог найти утешение и покой с ним») «Badd Xatun daxi iltims qld kim bir loqma aa ver» («Багдад Хатун также попросила, чтобы он дал ей кусочек»)[40]

Параллельное использование видно в следующем примере с двумя аналогичными условными предложениями[40]: «gr mnm qurbnlm qabl olmaya Aqlmiyy Qble msllm dyim gr bu qurbn qabl olsun qarndaum mnmdr» («Если он не примет мое подношение, я оставлю Аклимию Каину; если он примет это подношение, моя сестра будет моей»)[41]. Другие предикации — основные предложения или аподоз условного или временного предложения — с желаемыми, ожидаемыми или возможными и так далее действия обычно используют волюнтативы для первых и частично для третьих лиц:

«Devmi balaym m yoxsa tvkkl qoyaym» («Должен ли я привязать своего верблюда или положиться на Бога»)

«Ey ata, vaqt ola kim…» («О отец, может наступить время, когда…»

«n Tarnu buyru bil dr olm ola Hcr il smail mi cn Allh-talnu xazrtin fd olsun» («Когда будет издан приказ Бога, Хеджер и Исмаил могут быть принесены в жертву с тысячью удовольствий Всевышнему Богу»)

«Hr kim qurbanl qabl olsun, Aqlmiy anu ola» («Чья жертва будет принята, Аклимия будет его»)[41]

Даже второе лицо оптатива может быть заменено повелительным наклонением. В следующем примере показано параллельное использование обеих морфем второго лица множественного числа -(y)asz ~ -xz: «n axam namz a qardalaru iln ev gidsn mnm bksligmdn aasz v ymk a alumdan yad eyliz» («Когда вы идете домой со своими братьями во время вечерней молитвы, помните о моем одиночестве, а во время еды помните о моем голоде»). Использование указателя -sa ограничено; он (почти) появляется только от третьего лица. Оно непосредственно сочетается с основой глагола и обозначает реальное или потенциальное состояние; аориста нет + -sa: «gr buyruu olsa, mir edyim t». В условных предложениях встречается оптатив -(y)a, иногда заменяемый волюнтативами первого и третьего лиц в сочетании с вводным gr. Другой стратегией является лексическая маркировка gr — или, иногда, многофункциональным n — и использование других времен, таких как аорист или претерит, для реальных/потенциальных и даже нереальных условий[41]:

«gr mnm szmi inanmazsan hr biriiz bir qurbn yliz» («Если вы не верите в мои слова, каждый из вас должен принести жертву») «V gr anu glgind bir namz qluram namzu dadn bilmzm» («И если бы я молился в её одежде, я бы не почувствовал вкуса молитвы»)[42]

Нереальные условия обычно выражаются оптативом -(y)a + idi: «gr mn xaqqat szi anu yannda sylyydm ol szlr mtrisi dgl idi» («Если бы я говорил с ним о правде, он бы не употреблял таких слов»). Эти особенности условных предложений аналогичны в других текстах. В более старом «Тарихи Хатаи» также отсутствует -sa для первого и второго лиц, а простое -sa вообще не существует в грамматике Рафаэля дю Мана[фр.] 1684 года. Его использование даже довольно ограничено в современных разновидностях. Булут отмечает в своем материале про баятские диалекты, что примеры с условными оптативами встречаются более чем в два раза чаще, чем примеры с (простым) -sa; и наиболее распространенными являются морфологически немаркированные условные конструкции. Эти особенности, которые явно вызваны контактом с соответствующими персидскими образцами, типичны для азербайджанских диалектов разновидностей в прошлом и настоящем[42]. Тюркский обязательный -malu существует в текстах Нишати, но как в более поздних текстах транскрипции его нет. Современный стандартный азербайджанский язык также отображает полную парадигму, но в тебризском диалекте морфема сведена к именным формам, и доминируют синтетические конструкции с grh. В других диалектах -malu присутствует как глагольная форма. «Шухеданаме» кажется довольно прогрессивным, потому что в нем есть морфемы во всех лицах, и есть также много примеров морфемы в сочетании с ol- или idi, как это было в староосманском[42]:

«Bunlar xamu grmli v kmlz» («Это все должны увидеть и принять их»)

«Bulay kim yolda y mnzild bir qurbn etml olauz» («Возможно, мы должны принести жертву в пути или дома»)

«(Mn demk dilin gemz idi) v gr nr deml olaydi mun sylrdi» («(Сказать „я“ не сорвалось с его языка), и если ему неизбежно приходилось это говорить, он говорил „мун“»)[42]

Оба текста демонстрируют параллельное использование с -malu другого способа выражения необходимости: сочетание отглагольного существительного -mak + grk + личные указатели. Аналитическая конструкция grk + оптатив/волюнтатив, который распространен в современном азербайджанском, играет незначительную роль в текстах Нишати. Он не существует в «Шухеданаме». В «Тезкире Шейх Сефи» это происходит помимо других методов, но в форме grk kim + оптатив/волюнтатив[43]:

«V frznd grk kim atasnu mzhbind ola» («И сын должен быть в мазхабе своего отца») «Dyici grk kim iidicin aql il fhmi grsn» («Говорящий должен учитывать ум и понимание слушающего»)[43]

Выражение возможности или способности -(y)abil: «Gryim yx maa n ed bilr» («Позвольте мне посмотреть, что ваш шейх может сделать со мной»). Другим методом является использование безличных выражений, таких как olur kim + оптатив/волюнтатив: «Olur kim ol hcct iln anlara dolaub ilrini brhm uralm» («С этим аргументом мы можем подойти к ним и разрушить их дело»). Для обозначения невозможности турецкий -(y)ama и азербайджанский -(y)abilm — появляются бок о бок. Аналогичная ситуация все еще наблюдается в диалектах[43]:

«Szlri yl daqq idi kim qamu kimslr an fhm edmzdilr» («Его слова были настолько тонкими, что никто не мог их понять») «Acb klmtlar sylrsn ki hr gz h kims kimsdn naql ed bilmz» («Ты говоришь такие чудесные слова, которые никто никогда ни от кого не услышит»)[43]

Отглагольные существительные и причастия -mak единственное отглагольное существительное, которое довольно часто используется в текстах. Как и в староосманском, он может присоединять притяжательные суффиксы и все падежи, включая родительный падеж. Падежные суффиксы зависят от родственного глагола; -maga часто используется для заключительных предложений[43]:

«Mrdlrin ksb ylmk buyurd v dilnmk mn edrdi» («Он велел своим мюридам печь хлеб и запретил им просить милостыню»)

«n demg meydnnda qadm basard» («Когда он вступил на поприще ораторского искусства»)

«zin titrdi v cn qorqusndan imgi v ymgi unutd» («Он дрожал и от страха смерти забыл есть и пить»)

«Bir loqma gtrb ssindn aa vermg lin uzatd» («Он взял кусочек и протянул руку за спину, чтобы дать ей»)

«Balamadan mllt v pimnlum yoxdur» («Я не устаю и не сожалею из-за того, что прощаю»)

«dm yedi gn v yedi gec dalar iln yazy gzb an bulmada idi» («Адам семь дней и семь ночей бродил по горам и равнинам, чтобы найти его»)[44]

Хотя конструкции -mak могут выражать придаточные предложения, предложения с конечным глаголом, которые являются доминирующими в этих текстах, встречаются одновременно: «Utanuram kim z nfsm in ayru nst buyuraym v ol-aq daxi kim Klxurnda idim v cftimiz ilr idi z anamdan utanurdum nst» («Мне стыдно просить что-то особенное для себя; и даже когда я был в то время в Келхуране и пара волов работала (на нас), мне было стыдно хотеть чего-то от своей матери»). Заключительное предложение nst dilmg помещено здесь — как и в других примерах — после сказуемого, что является явным свидетельством разговорного языка в этой части легенды про шейха Сефиаддина. Отглагольное существительное, отмеченное притяжательным суффиксом, может функционировать как глава в родительно-притяжательной конструкции. В этих конструкциях он может быть даже образован от переходного глагола, так что родительный элемент функционирует как genitivus obiectivus. Такого рода копия сохранилась до сегодняшнего дня в тебризском диалекте[44].

«Bugn mni bimi ymg ymgindn mazr dutub balamaq grksiiz» («Сегодня вы должны извинить меня и освободить от съедания приготовленного блюда»)

«n dm Hbli grmdi anu bulmanda chd etdi» («Когда Адам не видел Хабиля, он стремился найти его»)

«Xazrt-i Allah tl-n bndn rzq vermgindn mazl edbilrsn» («Не могли бы вы запретить Господу Богу кормить людей»)[44]

В отличие от современных диалектов, отглагольное существительное -mak все еще играет свою роль в модальных конструкциях, особенно для обозначения воли и необходимости. Помимо -malu встречается конструкция -mak + grk + личные маркеры, что было особенностью среднеазербайджанских источников до XVIII века[45]:

«Bun n etmk grksiiz» («Вы должны съесть это») «lbtt glg xarmk grksn» («Конечно, ты должны снять свою рубашку»)[45]

Безличные фразы имеют, кроме -mak grk, также сочетание с vcib:«Buyurd kim xarm trk etmk vcibdur» («Он сказал, что нужно избегать запретного»). Доминирующим образцом волеизъявления в односубъектных конструкциях является тюркский -mak + ist-[45]:

«z maqmna qaytmk istdi» («Он хотел вернуться к себе домой») «n dost mni yandurmaq istr» («Если друг хочет, чтобы я был сожжен»)[45]

Однако очень ограниченным является иранский тип ist- ki + оптатив для предложений с одним и тем же предметом: «strlr ki an daxi oda salalar» («Они хотят бросить и его в огонь»). Отглагольное существительное -ma отсутствует (за исключением лексикализованных форм); следовательно, конструкции с конечным глаголом занимают его место в случае неодинаковых предметов: «stmnm ki Tardan zg kims mnm imd dxil yly» («Я не хочу, чтобы кто-то, кроме Бога, вмешивался в мои дела»). В отличие от этой ситуации в текстах, современные диалекты вплоть до границ в Ираке — во всех случаях отображает только конструкции, основанные на оптативе[45]. Использование причастия -(y)an очень ограничено, потому что обычным шаблоном для относительных предложений является иранский тип с ki(m) и конечным глаголом. Это встречается в некоторых коротких ограничительных положениях, таких как: «vvlki doan qz soraki olana verr idilr» («Они обычно отдавали девочку, которая родилась первой, более позднему [рожденному] сыну»). Или в чистой номинализованной форме: «V gk iln yer v uan iln yeriyn alamaa ddilr» («И небо, и земля, и полет, и бег превратились в плач»). Точно так же встречается нечасто встречается коверб -yanda. Некоторые примеры в «Шухеданаме» показывают, что -(y)c (-(y)uc) отглагольное существительное также может использоваться для ограничительных относительных предложений[46]:

«Yel saxlayc mlk brhm gldi» («Ангел, который держит ветер, пришел к Ибрахиму») «Ar gtrcilr v krs stnd oturuclar fritlr alama bnyd etdilr» («Ангелы, которые несут трон и которые живут на верхних небесах, начали плакать»)[46]

Бесконечная форма -d, которая значительно сокращена в тебризском диалекте азербайджанского языка и встречается в более неравномерном распределении в некоторых других диалектах, встречается предпочтительно как отглагольное существительное, то есть в предложениях с существительными и безличных относительных предложениях. В предложениях с существительными это может происходить в разных случаях в зависимости от глагола[46]:

«Andan sora smal qurbn oldudur» («После этого состоялось жертвоприношение Исмаила»)

«Muslim bn Aqlu ne ualar iln hd olduna» («О том, как Муслим бен Агиль и его сыновья стали мучениками»)

«Gl yaqn oldur kim Tar iln bilici ola v gldgi il gitdgini bil» («Уверенность в сердце означает, что человек знает Бога, и он приходит и уходит»)

«Olanlarnu gldgindn hi sr gzkmdi» («Не было никаких признаков того, что его сыновья приближаются»)[46]

Как и в случае с -mak, отглагольное существительное — если оно образовано от переходного глагола — в качестве главы притяжательной конструкции родительного падежа может обозначать свой объект родительным падежом: «Qardanu ldrdgin bel balad» («Он готовился убить своего брата»). Иногда отглагольное существительное может функционировать как часть конвербиальной формы в деепричастном предложении[47]:

«Gnhm utandundan srgrdn olubam» («Я был сбит с толку, потому что мне было стыдно за свой грех») «Biz eyx buyurdgi kimi srlar xayta srdk» («Мы загнали коров во двор, как приказал шейх»)[47]

В безглавых относительных предложениях: «Xazrt-i eyx q. s. gndrdgindn n zi taarruf edrdi v n ualar il mrdlrin yedrrdi» («Святой шейх сохранил то, что она послала, ни для себя, ни для своих сыновей и послушников»). Тем не менее, очень редко причастие занимает атрибутивную позицию. Параллельное использование причастия вместе с относительным предложением иранского типа с ki(m) и конечным глаголом, которое является доминирующей моделью в наших текстах, можно ясно увидеть в этом примере: «Ol nstlr kim sn grd sn dvlt il sdtdr mnm anda grdgm nstlri bu lm bzmz» («То, что вы видели, — это ваше богатство и счастье, (но) то, что я видел там, не принадлежит этому миру»). Тексты Нишати в этом отношении довольно далеки от османских, и они напоминают очень раннюю стадию староанатолийского языка. Булут проанализировал релятивизацию в текстах XIII века и заявил, что — например, в «Карнаме» Ахмеда Факиха — использование -d, «по-видимому, ограничено абсолютными RCs и нет примеров отглагольного существительного в -duk, отнесенный к базовому сегменту». Но уже в XIV веке видно достаточно примеров для атрибутивного -d. Количество и функции конвергентов очень ограничены из-за распространенных иранских стратегий объединения предложений. Единственным широко используемым конвербом является -(y)ub в его функции продвижения по дискурсу, но сериализация довольно короткая, и нет длинных цепочек, как в среднеосманском. Как правило, действия имеют одну и ту же тему[47]: «rdk yerindn qalxub bir pr yol varub gn qond» («Утка взлетела со своего места, пролетела часть пути и снова закурила»). Но иногда грамматическое подлежащее может быть другим: «Bs dam Xavvdan ayrlub hr biri bir yana vardlar» («Затем Адам отделился от Хаввы, и каждый из них перешел на другую сторону»). В большинстве случаев, подобных этому, конверб -(y)ub соответствует простому совершенному причастию персидского текста. Отрицание всегда отмечается на конвертере: «V giysilri daxi giymyb giydrmz idi» («А также одежды, которые он не носил и не позволял их носить»)[48].

Современные диалекты также полностью лишены этого конвербента. Некоторые временные конвергенции появляются лишь изредка, как, например -(y)nca. Это обращение, которое также было наиболее частым в староосманском языке, встречается в основном в коротких фразах с такими глаголами, как eid, gr, de. Оно уже приобрело более позднее значение «когда», которое заменило значение «до»: «Trk bunlar grinc Xazrt-i yx qulluna vard» («Когда тюрк увидел это, он пошел на службу к Святому шейху»). Ограничительное значение «до тех пор, пока» может быть сохранено в отрицании: «Dny il xirt ba indrmzlr maqsdlarna yetmyinc») («Они не посвящают себя этому миру или Загробной жизни, пока не достигнут своих целей»). Наречие -(y)anda, которое сегодня характерно для азербайджанского языка, встречается не часто и только в «Тезкире Шейх Сефи». Номинальное происхождение конструкции -(y)anda, все ещё присутствует, так что она может функционировать как отглагольное существительное без указания лица (в обеденное время/обедать). В соответствии с именем «Шухеданаме», в «Тарихи Хатаи» также нет примера в качестве раннего прозаического текста[48].




В отличие от этого, конверб был в основном засвидетельствован в восточной области в поэзии (Физули, Шах Исмаил, поэтические части Китаби Деде Горгуд). Несмотря на свое недавнее значение, этот конверб, очевидно, довольно поздно распространился среди диалектов[49]:

«Xalvtdn xanda gvdsi yl quvvt idi kim» («Когда он выходил из своей клетки, его тело было таким сильным, что») «Yemk knd ol buda adan daxi dtinc ana doldurub sfry xzr etdi» («А во время обеда он, как обычно, наполнил чашку этим блюдом из пшеницы и поставил его на скатерть»)[49]

Очень редко встречающиеся конверсии -(r)ken (когда), -madn (до) -(y)all (с тех пор)[49]:

«radan baxarkn bir it grdm» («Когда я посмотрел издалека, я увидел собаку»)

«Hz at taxla girmdin ayadan db ayalar uzatd» («Как раз перед тем, как его лошадь въехала на пшеничное поле, она упала и задрала ноги»)

«Qrq gndr kim mn hm bu arxadan tahrt alm idm mundan gli bugndgin hm ol taxrtdm» («Прошло сорок дней с тех пор, как я совершил омовение из этого канала, и поэтому я нахожусь в этом очищении с тех пор, как я уехал отсюда, и до сегодняшнего дня»)[49]

Структура сложных предложений — это та область синтаксиса, где персидское влияние на среднеазербайджанский наиболее очевидно. Он сильно имитирует персидские конструкции с прямым ответвлением, которым предшествует переход и которые заканчиваются конечным глаголом, как и тексты Нишати: все типы предложений в той мере, в какой они не просто сопоставляются — обычно объединяются на персидский манер; есть только очень немногие (с исключение -mak) примеры для тюркских методов с конечными глагольными формами. Предложения дополнения, которые часто зависят от таких глаголов, как «говорить», «знать», «видеть» и так далее. Обычно строятся на персидский манер с соединительным ki или kim. Распределение персидского ki по сравнению с тюркским kim кажется произвольным[49]:

«Grdi kim qardalar uyudlar» («Он увидел, что его братья спят»)[49] «Mgr bilmzsn kim bu kin kimdr dedi bali bilrm ki kimdr» («Разве ты не знаешь, кому принадлежит этот урожай? Он сказал: „да, я знаю, кому это принадлежит“»)[50]

За глаголами высказывания всегда следует конечное предложение, представляющее прямую речь. Наиболее распространенной формой введения прямой речи является dedi без ki, но dedi ki(m) также возможен. Высказывания шейхов в «Тезкире Шейх Сефи» вводятся buyurd или buyurd kim[50]:

«Dedi pdihl mnm qatnda in izztsiz olubdur» ("Он сказал: «Слава суверена больше не имеет для меня значения») «Tar-tal dedi kim mnm raxmtm az dgl» («Бог Всевышний сказал: „Моя милость не скудна“»)[50]

Другие глаголы высказывания или обращения в основном связаны с ki(m) или выражаются сочетанием соответствующего конверба -(y)ub с de-[50]:

«Xazrt-i yx q. s. buyurd kim qrq gndr kim mn hm bu arxdan tahrt alm idm» («Святой шейх сказал: „Прошло сорок дней с тех пор, как я также совершил омовение из этого канала“»)

«Xazrt-i yx q. s. sord kim lidki n nstdr» («Святой шейх спросил: „Что это у тебя в руке?“»)

«vz verdi ki y qardaum Ysuf y diri misn y l?» («Он закричал: о мой „Брат Юсуф, ты жив или мертв?“»)

«Ysuf quyn dibindn vz kb dedi y qarda vasiyyt adur» («Юсуф крикнул со дна колодца: „О брат, настало время последней воли“»)[50]

За исключением очень немногих примеров, относительные предложения всегда строятся в соответствии с персидской моделью. Посредником в основном является kim, в некоторых случаях ki. Персидский y-ye irat выражается в тюркском языке катафорическим указательным местоимением ol, чтобы сделать голову определенной: «Ol glk ki z l iln maa giydrmi idiiz baumdan xardlar» («Рубашку, которую ты надел на меня своими собственными руками, они сняли с меня (с моей головы)»). Неопределенные и конкретные главы могут быть обозначены тюркским bir: «Bir qoxulu ymk kim fil-cml dimaa quvvt ver buyurtdum» («Я послал за ароматной едой, которая должна полностью укрепить желудок»). Отношение к голове может быть прояснено повторным указательным (или местным) местоимением в родительном, дательном или винительном падеже[50]:

«Bir yemi bzr kim anu qapu olmaya» («Он напоминает дыню, у которой нет кожуры»)

«Anlaru mydn ba bir mmlktdr kim ulmdan kims oraya varmazlar» («Их основная область — это та, в которую никто из ученых-религиоведов не приезжает»)

«Frznd-i rcmndin imm Zyn l-bidn a. s. kim an arub qualayub dedi» («Он сказал своему достопочтенному сыну, имаму Зейналабдину, которого он позвал и обнял»)[51]

Для безличных относительных предложений используются манекены, такие как kii ki(m), kim(s) kim[51]:

«Kii ki ytd sdq ola» («Тот, кто очень верен») «Bir kims kim muncuqu mtrisi ola aa gvhr satma olmaz» («Тому, кто покупает (стеклянные) бусы, нельзя продавать драгоценности»)[51]

Особенностью этих текстов является то, что относительное предложение часто следует не сразу за его главой, а за глаголом основного предложения, что означает более слабую связь между обоими предложениями: «Bir it grdm kim glb qazanu qradaki xamri yer idi» («Я видел собаку, которая подошла и съела тесто с верхней части миски»). Обобщающие или неопределенные относительные предложения, которые в современном стандартном турецком языке обязательно требуют условного обозначения глагола, в текстах ближе к персидскому, потому что условные обозначения используются редко. Как и в персидском языке, могут встречаться другие модальные формы, а также указательные[51]:

«Hr kim qurbnl qabl olsun, Aqlmiy anu ola» («Чья (когда-либо) жертва будет принята, Аклимия будет его») «Hr kim mandan xabrldr riat xilf etmz» («Кто знает (истинное) значение, не делает ничего, противоречащего Шариату»)[51]

Hr kim может также заменить персидский hr ks ki — возможно, чтобы избежать удвоения hr kim с тюркским конъюнктором kim. Но использование конъюнктора — в основном kim — это обычный случай с hr n/nsn/nst[51]:

«Hr nst kim kliiz istr biriz» («Приготовь всё, что хочешь»)[51] «Hr nsndn kim Tarnun rizs olmaya prhz etsn» («Человек должен воздерживаться от того, что Бог не одобряет»)[52]

Конъюнктор ki может сочетаться с kims: «Hr kimsdn ki sorar idi h nin vermz idilr» («Кого бы он ни спрашивал, они не подавали никаких признаков»). Использование конъюнктора после местоимения kim, необходимо для замены персидского kas ki, что уменьшает неопределенность и приближает предложение к безличному относительному предложению в смысле «(все), кто»: «Bir kims kim muncuqu mtrisi ola aa gvhr satma olmaz v hr kim kim issi odlar yemi ola v xarrti artm ola aa nbt il rnl verma b-taqrb ola» («Тому, кто покупает (стеклянные) бусы, нельзя продавать драгоценные камни, и бесполезно давать сладкие растения тому, кто ел горячие травы и у кого высокая температура»). В то время как в османском языке обобщающие конструкции с соединителями, такие как hr kim ki, hr n (nsn) ki(m) и подобные, исчезли с XVI века, соответствующие варианты широко используются в современных азербайджанских диалектах, помимо лексических копий с персидского, таких как ks или nfr, и морфологических копий, таких как ya-y iarat[52]. По сравнению с широким сочетанием различных персидских, турецких и смешанных стратегий, которые могут встречаться в староосманских текстах, временные предложения в текстах Нишати предлагают довольно однородную картину, которая близко соответствует персидской модели. Доминирующим шаблоном, выражающим одновременность, является скопированная структура предложений с конечным глаголом, введенная соединителем n. В большинстве случаев это соответствует персидскому тексту, потому что древнеперсидский часто использовал этот простой соединительный элемент с его широкими понятиями, что позволяло ему вводить временные, а также причинные и условные предложения, в то время как современный персидский использует n (или nki) в качестве причинного соединительного элемента, как и современный азербайджанский язык. Структурные копии предложений n также включают в себя другие комбинационные свойства персидской модели: n можно легко комбинировать с координационными соединителями, такими как v и amm, и он может включать в себя два или более действия[52]:

«n u gl mnm slmum aa yetr» («Когда он придет в сознание, передайте ему мое приветствие»)

«Amm n dm xarm ziyrtindn qaytd uaxlar anu qarusna vardlar» («Но когда Адам вернулся из своего священного паломничества, его сыновья приняли его»[52]

«n Nimrdu odi ul urdi v brahm mannqa qoydlar oda salmaa fritlrdn fin qopd» («Когда огонь Нимруда вспыхнул, и они поместили Ибрахима на катапульту, чтобы бросить его в огонь, ангелы подняли плач»)[53]

Ещё одной копируемой особенностью персидской структуры является соединитель n, помещенный не изначально, а после подлежащего временного предложения; как и в староосманском языке, такое использование обычно ограничивается живыми предметами: «kincilr n an mlxaza qldlar sevinb Xazrt-i eyx mbrk ayana db krlr etdilr» («Когда пахари увидели это, они обрадовались и пали к благословенным стопам Святого шейха и поблагодарили его»). Аналогично современному азербайджанскому, который использует ki в качестве временного соединения, помещенного после подлежащего или дополнения глагола (например, тебризский диалект: «ssi ki eiddi» — «когда она услышала голос»), n может стоять перед глаголом: «Ysufu yrgi drdindn xur glb anu ualna v arb-li iln yaluzlna n alad Ysuf quy-n dibindn vz kb dedi» («Когда Яхуда сокрушался о боли в сердце Юсуфа и плакал о своей юности, о своей изоляции и одиночестве, Юсуф закричал со дна колодца»)[53]. Вторым скопированным соединением является hmn ki(m), которое скопировано с персидского hamn ki или hamn ki и первоначально обозначает более четкую одновременность в смысле «в тот момент, когда»:

«Hmn kim xalvt qapusna yetdi ol sr yel oturuub skin old» («В тот момент, когда он добрался до двери клетки, дующий ветер успокоился и стих») «Hmn ki susz ola prdan aa su veriiz» («Когда он почувствует жажду, дайте ему воды из этого сосуда для питья»)[53]

Но чаще всего оно утратило свое значение. Как и n, он может переместиться в позицию предварительного предиката: «V ol xazrt mclisind hmn kim oturduk ngh Badd Xatun daxi glb oturd» («И когда мы сидели в собрании этого святого человека, внезапно вошла Багдад Хатун и села»). Переходный qaan kim, который использовался только в раннем староосманском языке, не играет существенной роли в этих текстах. Один редкий пример из «Тезкире Шейх Сефи»[53]: «V qaan kim kalimat al-Xaqq sylml idi grk pdih grk bg grk qzi is grk lim yl ki kitabu ortasnda yazludur sylrdi» («И каждый раз/когда ему приходилось произносить слово „Бог“ — будь то падишаху, принцам, судьям или ученым. он произносил его так, как это описано в книге»).Грамматикализация началась для ol-a kim, ol vaqt kim, ol gn kim в виде смешанных копий с персидского языка. Нет глобальных сложных копий, подобных vaqti ki, которые распространены в современном азербайджанском языке в Иране[54]:

«Taxlu a ol vaqt kim hz dnn iind maz balanmam idi issi yel sdi» («Во время сбора урожая, когда сердцевина зерна еще не затвердела, поднялся тёплый ветер»)

«Ol a kim Xazrt-i yx q. a. s. Badddan mhid ziyrtindn qaydurd bir gec sfndiyr kndind qond» («(В то время) когда святой шейх вернулся из Багдада из паломничества к местам мучеников, он провел одну ночь в деревне Исфандияр»)

«Ol gn kim Xazrt-i yx Saf l-Millt-v-d-Dn- ziyrtin vardum ulu zviysin bimi kirbcdn dzlmi grdm» («Когда я отправился навестить святого шейха Сефиаддина, я увидел его большое убежище, построенное из обожженного кирпича»)[54]

Многофункциональный ki(m) в своей функции разговорного двоеточия, то есть для привлечения внимания к следующему действию, может создавать постпозитивное временное предложение: «Bu szd idk kim grdk bir rdk gldi» («Мы так разговаривали, когда увидели приближающуюся утку»). Персидские временные предложения со значением «до тех пор, пока», которые вводятся t и следуют за основным предложением (на древнеперсидском языке), воспроизводятся по той же структуре[54]:

«Tlbsl bls yalan andlar iln dam aldad t ol aadan ki aa mn etmi idilr ydilr» («Лживый Иблис ввел Адама в заблуждение ложными клятвами, пока они не вкусили от запретного для него дерева») «Ps oq mblaalar qldum t iki quq ol ymg urbsndan tnvl etdi» («Затем я приложил много усилий, пока он не выпил две или три ложки бульона из этого блюда»)[54]

Следуя персидским образцам, заключительные предложения вводятся t с глаголом в оптативе или повелительном наклонении; реже встречается kim. Это доминирующая структура, помимо некоторых разговорных примеров для постпозитива -maga. Заключительные предложения в текстах в основном соответствуют предложениям современного тебризского диалекта, хотя ki там более распространен[55]:

«Yaqub urtin aa grsdyim t bir sat anu iln tsll v tskn tapa» («Я явлюсь ему в образе Якуба, чтобы он мог найти на один час утешение и покой с ним») «Amm quru tmk gtr kim andan tnvl edyim» («Но принеси сухой хлеб, чтобы я мог попробовать его»)[55]

Для причинных предложений существуют две стратегии, обе из которых в основном соответствуют персидскому образцу: предложные предложения, вводные n и постпозитивные предложения, вводные ki или kim[55]:

«Amm n pdihzdlik iln isphil ismi anda vardur glm rz vermz» («Но из-за того, что она носит имя князя и феодала, мое сердце не согласно»)

«Qaaym ki sndn qamaq mmkin olmaz» («Как я могу убежать, потому что бегать от тебя невозможно»)

«V dm an ox sevr idi kim ol bir igit idi grk yzl v salar qara qara iligi kimi» («И Адам очень любил его, потому что он был юношей с красивым лицом и волосами, похожими на годовалого черного ворона»)[55]

Существуют также сложные соединения, такие как zir kim или anu in kim[55]:

«Amm burada sn pdihlu bir p d hsb dgl zr kim munda zg nst grkdr» («Но здесь достоинство вашего государя вообще не имеет значения, потому что здесь необходимы другие вещи») «Mun sylrdi anu in kim mn demkd bir mnlik var» («Он сказал „мун“, потому что в слове „я“ кроется эгоизм»)[55]

Лексика

Тексты Нишати являются довольно точными переводами их персидских оригиналов, по крайней мере, в отношении повествовательных отрывков в «Шухеданаме» и историй «Тезкире Шейх Сефи». Переводчик лишь сократил или просто опустил большинство отрывков более высокого стиля, например, введение к новым главам и разделам «Сафват ас-сафа[азерб.]». Но он мог легко переводить фразу за фразой повествовательные части персидских текстов, которые уже были написаны в своеобразном разговорном стиле. Анализ короткой части «Тезкире Шейх Сефи» показывает, что для существительных и наречий арабо-персидского происхождения словарный запас, заимствованный из оригинала, составляет всего 29,5 %, а 31,5 % были заменены тюркскими словами. Более того, еще 33,4 % арабских или персидских слов персидского оригинала были заменены другими арабскими или персидскими словами. Что касается глаголов, то процент тюркских слов намного выше, но доля арабо-персидских слов, заимствованных в качестве элемента сложных глаголов, и замененных слов арабо-персидского происхождения почти одинакова. Это означает, что переводчик имел в распоряжении свой собственный стабильный и активный лексикон, который был частично тюркским, а частично также арабско-персидского происхождения, отражая интенсивную ситуацию контакта с персидским языком[56].

Сложные глаголы как смешанные копии с одним арабско-персидским элементом, возможно, переняли этот элемент из оригинала и объединили его с тюркским yl- или ql-, реже et-; например, iltims qld, iltift qlmad, irt qld, fat yly для соответствующих персидских глаголов с помощью kardan. Или изменяется весь сложный глагол вместе с арабским элементом, например qabl olacaqdur для mustab yad; или сложный глагол заменяет простой персидский глагол, например taarruf edrdi, fqat etdi для (nam-)dd. Но в большинстве случаев эквивалентом является тюркский глагол[57]. Как правило, замены направлены на лингвистические вариации, потому что часто синонимы встречаются рядом и не всегда со ссылкой на персидский оригинал, например, libs ~ giysi ~ don для персидского ama (платье) или loqma ~ tik для арабо-персидского luqma (кусок)[58].

В то время как структура сложных глаголов в персидском и тюркском языках схожа, и поэтому ее легко скопировать, она принципиально отличается для именных соединений. Порядок слов персидской конструкции izfa обратный тюркской притяжательной конструкции, где второе существительное (голова) обозначается притяжательным суффиксом третьего лица. По этой причине сложные копии таких персидских конструкций, поскольку они часто встречаются в современном тебризском диалекте, обнаруживают высокую степень иранизации. В османском языке они стали обычным явлением как стилистический прием. Однако тексты Нишати отличаются от обоих: количество копий целых конструкций izfa очень мало и в основном ограничено частями, написанными в более высоком регистре; в историях встречаются некоторые названия, такие как «Xazrt-i yx» или исламские термины, такие как «hl-i byt». В большинстве случаев персидская структура заменяется тюркской[58]:

азерб. Sn ird mydnu

перс. Meydn-i ird-i tu Zirke

(«Ваша область просвещения»)


азерб. tirz mcl

перс. Mal-i itirz Zirke

(«Способность к критике»)

Лексический запас оригинала также может быть выражен тюркской лексикой:

азерб. Bir ulu muml iysi

перс. Shib-i mumala-yi buzurq Zirke

(«Обладатель благородного поведения»)[58]

Тюркская лексика во многих отношениях близка к староанатолийской, включая слой неогузских слов. Несколько примеров таких архаизмов, которые встречаются в разных текстах всего западно-огузского региона: arx (арык), bolay kim (может быть), ri (армия), damu (ад), danuq/danu (свидетель), da (утро), diril- (оживи), sn (здоровый), tmk (хлеб), ggck (красивый), in (очень), it (собака), iy (владелец), nsn, nst (вещь), od (огонь), qaln (плотный), qamu (все), qat (трудный), qatla (время), bir qatla (однажды), qutlu (счастливый)[58], sayru (больной), uma (рай), n (звук), var (есть), yaq (дождь), yaz (степь), yg (лучше), yla (плакать), yrla (петь), yolux (встречаться)[59].

В дополнение к этому, и в отличие от османского языка, азербайджанские особенности лексики очевидны: apar (отнеси), cilav (дождь), rk (хлеб), eikd (на улице), yl (делай), gtrmk (взять, забрать), hnkl (развлечь), hz (ещё), imdi (сейчас), issi (горячий), iyi (запах), knd (деревня), kii (мужчина, человека), z (свой), zg (чужой), qayt (вернись), tap (найди), tik (кусок), ua (ребёнок), var (всё), yaman (плохо), yax (хорошо); включая фонологические и морфологические варианты, такие как: byl, yl (так, такой), dxar (на улице), kimi (как что-то), nyn (почему), nyl (что делать), yeri (идти) и другие. Эти лексемы, однако, не являются стабильными, но часто чередуются с соответствующими османскими словами, как в случае с qayt- ~ dn-, tap- ~ bul-, rk ~ tmk, var ~ qamu ~ btn; иногда можно увидеть даже knd вместо z. Существует также обмен между огузскими и не-огузскими словами, такими как ala- ~ yla-, qapu ~ eik. Вместе с обменом арабо-персидскими и тюркскими словами такие чередования отражают богатый активный словарный запас переводчика, который он мог бы использовать для стилистического разнообразия. Как правило, они могут рассматриваться как признак языка переводчика как идиомы на переходной стадии[59].

Примечания
  1. Lars Johanson, «Writing Systems. In Turkic», p. 402
  2. Lars Johanson[англ.]. Aorist and present tense in West Oghuz languages (англ.) // Journal of Turkish Studies. — 1989. — No. 13. — P. 103.

    In Middle Azeri, the situation is similar to that of Turkish before the development of labial harmony.
  3. Lars Johanson[англ.]. Isfahan — Moscow — Uppsala. On Some Middle Azeri Manuscripts and the Stations Along Their Journey to Uppsala (англ.) // Turcologica Upsaliensia: An Illustrated Collection of Essays. — BRILL, 2020. — P. 167—169. — ISBN 9004435859, 9789004435858.

    The Middle Azeri Language.
    When it comes to the structure of Middle Azeri, we knew very little until recently.
  4. Bernt Brendemoen. The Turkish Dialects of Trabzon: Their Phonology and Historical Development (англ.). — Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 2002. — Vol. I. — P. 254. — ISBN 3-447-04570-1.

    One feature characteristic especially of the Srmene — Yomra districts is random vowel realization in the suffix class having rounded vowel, a feature we have linked to similar phenomena in Middle Ottoman transcription texts and Middle Azeri.
  5. 1 2 Heidi Stein. Ajem-Turkic (англ.) // Encyclopaedia of Islam / Edited by: Kate Fleet, Gudrun Krmer, Denis Matringe, John Nawas, Everett Rowson. — 2014. — ISSN 1873-9830. Архивировано 3 февраля 2022 года.
  6. Andrs Rna-Tas. An Introduction to Turkology. Глава "The classification of the Turkic languages" (англ.) // Studia Uralo-Altaica. — Jzsef Attila Tudomnyegyetem Blcsszettudomnyi Kar, 1991. — No. 33. — P. 33. — ISSN 0133-4239.

    Thus the following literary languages are not from the same level as regards the classification:
    Uighur
    Eastern Literary Middle Turkic
    Chwarasmian
    Chagatay (both also called Old zbek in the Soviet Union)
    Volga Turki
    Volga Bulgharian
    Middle Azeri
    Middle Turkmen
    Middle Ottoman
    Cuman
    Mameluk Kipchak…
  8. 1 2 Stein, 2014, p. 203.
  9. Beller-Hann, 1993, p. 114.
  10. Elisabetta Ragagnin, «Azeri», p. 242
  11. 1 2 Heidi Stein. Ajem-Turkic (англ.) // Encyclopaedia of Islam, Three. — Brill, 2014. Архивировано 3 февраля 2022 года.
  12. Ferenc Csirks, «Popular Religiosity and Vernacular Turkic: A Qezelbash Catechism from Safavid Iran», p. 215
  13. Stein, 2014, p. 204.
  14. J. D. Gurney, «Pietro Della Valle: The Limits of Perception», p. 110
  15. dris Abbasov, Gnel Bayramova, «Pietro della Valle. Trk dilinin qrammatikas: Trcm, tdqiq v rh», s. 10
  16. Johanson, 2020, p. 168.
  17. Johanson, 2020, p. 169.
  18. W. Floor, H. Javadi, «The Role of Azerbaijani Turkish in Safavid Iran», p. 9
  19. Johanson, 2020, p. 172.
  20. Stein, 2014, p. 206.
  21. 1 2 3 Stein, 2014, p. 207.
  22. 1 2 Stein, 2014, p. 208.
  23. 1 2 Stein, 2014, p. 209.
  24. Stein, 2014, p. 210.
  25. 1 2 Stein, 2014, p. 211.
  26. 1 2 Stein, 2014, p. 212.
  27. Stein, 2014, p. 213.
  28. Stein, 2014, p. 214.
  29. 1 2 Stein, 2014, p. 215.
  30. 1 2 Stein, 2014, p. 216.
  31. 1 2 Stein, 2014, p. 217.
  32. 1 2 3 Stein, 2014, p. 218.
  33. 1 2 Stein, 2014, p. 219.
  34. 1 2 3 Stein, 2014, p. 220.
  35. 1 2 Stein, 2014, p. 221.
  36. 1 2 Stein, 2014, p. 222.
  37. 1 2 3 Stein, 2014, p. 223.
  38. 1 2 3 Stein, 2014, p. 224.
  39. 1 2 3 Stein, 2014, p. 225.
  40. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 226.
  41. 1 2 3 Stein, 2014, p. 227.
  42. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 228.
  43. 1 2 3 4 5 Stein, 2014, p. 229.
  44. 1 2 3 Stein, 2014, p. 230.
  45. 1 2 3 4 5 Stein, 2014, p. 231.
  46. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 232.
  47. 1 2 3 Stein, 2014, p. 233.
  48. 1 2 Stein, 2014, p. 234.
  49. 1 2 3 4 5 6 Stein, 2014, p. 235.
  50. 1 2 3 4 5 6 Stein, 2014, p. 236.
  51. 1 2 3 4 5 6 7 Stein, 2014, p. 237.
  52. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 238.
  53. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 239.
  54. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 240.
  55. 1 2 3 4 5 6 Stein, 2014, p. 241.
  56. Stein, 2014, p. 242.
  57. Stein, 2014, p. 243.
  58. 1 2 3 4 Stein, 2014, p. 244.
  59. 1 2 Stein, 2014, p. 245.


Литература
  • Heidi Stein. The Turkic language of Niati from Shiraz (16th century) (англ.) // Heidi Stein Turcologica 100. Turkic language in Iran — past and present : collection. — Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2014. — P. 203—270. — ISBN 978-3-447-10247-6. — ISSN 0177-4743.
  • Lars Johanson. Restricted Access Isfahan – Moscow – Uppsala. On Some Middle Azeri Manuscripts and the Stations Along Their Journey to Uppsala (англ.) // Turcologica Upsaliensia: An Illustrated Collection of Essays : collection. — Sweden: Brill, 2020. — P. 167—179. — ISBN 978-9004435704.
  • Ildiko Beller-Hann. The Oghuz split: the emergence of Turc Ajmi as a written idiom // Materiala Turcica. — 1993. — Т. 16.
Downgrade Counter