Меню
Главная
Случайная статья
Настройки
|
Стрибог (др.-рус. Стрибогъ, Стрыбогъ) — восточнославянский бог, широко интерпретирующийся на основе фразы «вот ветры, внуки Стрибога» из древнерусского произведения XII века «Слово о полку Игореве» как божество ветра. В «Слове» ветер выступает как враждебная сила, что несёт стрелы половцев на древнерусские полки. Жена князя Игоря Святославича, княгиня Ярославна, обращается к ветру и укоряет его, что именно его действия привели к поражению войск Игоря. На этом фоне ряд исследователей считают Стрибога злым божеством бурь и противопоставляют его доброму богу солнца Дажьбогу. Стрибог также присутствовал в киевском пантеоне князя Владимира Святославича, установленного в 980 году. После крещения Руси в 988 идолы пантеона были уничтожены
Интерпретация ветра подверглась критике. Во-первых, часть исследователей сочли странным, чтобы славянский бог помогал половцам. Во-вторых, автор «Слова» был христианином и не мог в XII веке писать, что ветры происходят от языческого божества. Вследствие этого появилась эвгемеристическая интерпретация. Фраза «внуки Стрибога» была объявлена не обращением к ветрам, а обращение к некой военной дружине, чьим предком был Стрибог. Впоследствии эвгемеристическая трактовка сама была подвержена критике
Исходя из контекста «Слова» Стрибог мог быть божеством морей и рек. Произведение содержит аналогичные по структуре фразы, как и «внуки Стрибога», а именно «внук Дажьбога» и «внук Велеса». Автор «Слова» поэтически называет князей солнцами на земле. По этой причине он обозначает их «внуками Дажьбога», божества солнца, то есть указывает на их родство по принципу действия (светить на земле — светить на небе). Аналогичное сравнение по принципу действия может сохранять и фраза «внуки Стрибога»: поток ветра поэтически родственен потоку воды, из чего следует, что Стрибог был именно божеством вод
Идея, что Стрибог — лишь имя бога грозы Перуна, высказывалась в исторической науке, но в дальнейшем полноценной поддержки не получила
Содержание
Имя
Стрибог в др.-рус. Стрибогъ[1][2]. Другие записи теонима: Стрыбогъ, Стриба, Стрибо(в) являются вторичными и искажёнными[3][4]. С другой стороны, лингвист М. Лучиньски отстаивает этимологию, исходя из которой именно запись др.-рус. Стрыбогъ является наиболее приближённой к древнерусскому произношению[5].
Ономастика
Следующие топонимы связаны с именем Стрибога: Стрибожь в Новгородской губернии[1][6][7][8]. Украинская река Стрибозька (Стрибожская) в Киевском воеводстве, Стрибоже озеро, река Стрый (укр. Стрий), топоним Стригород, село Стрыбеж (укр. Стрибiж) в Житомирской области[8][9]. Польская деревня Стрыбога[пол.] близ города Скирневице[1][7][8][10]. Село Стрибож в южной Чехии, зафиксированное в средневековых источниках[11]. Человек по имени Стрыбога (пол. Strzyboga) известен в средневековой Польше[12]. Речка или ручей Стрибоц под польским Тчевом[10], зафиксированная в 1282 году. Возможно, имя Стрибоз упомянутое на латыни в 1122 году из Полабья[13].
Исследователи признали, что ономастика не является случайной, и примеры представляют собой теофорные имена, то есть названия происходят от имени божества[8][9][10]. Существование польских топонимов указывает на вероятный общеславянский культ бога[6][8][10].
Этимология
В 1910—1914 году лингвист А. Г. Преображенский разделил имя Стрибог на элемент стри-, родственный рус. простирать, и -богъ, родственный рус. бог и проинтерпретировал теоним как «бог сеющий, распространяющий (семена)» либо как «опрокидывающий, разрушительный бог», считая Стрибога божеством ветров[14]. Позже лингвист Р. О. Якобсон также предложил, что теоним является сложносоставным. Первая часть Stri- — это повелительная форма славянского глагола *sterti «распространять, расширять, рассеивать»[15]. Во второй части содержится слово -bogъ «бог, доля, благо», которое считается иранским заимствованием[16]. Таким образом, имя бога означает «рассеиватель, раздатчик богатств»[15] или «сеющий, распространяющий бог»[6][17]. Исходя из этой этимологии, к Стрибогу будет близко имя другого славянского божества — Дажьбога, построенное схожим образом: в первой части находится повелительное наклонение славянского глагола *dati «дать»[18] и во второй части -bogъ, то есть «дарующий богатства»[6][19]. Имена указывают на параллелизм между этими божествами[20]: Дажьбог давал благо, а Стрибог, дополняя функционально Дажьбога, распространял его[16][21]. Якобсон на основе «Слова о полку Игореве» объявляет Стрибога богом ветра и приводит фразу из Яшт, сказанную от лица зороастрийского язата ветра Вайю в качестве доказательства связи между ветром и функцией распространения: «Меня зовут тот, кто распространяет» (Яшты XV. 46)[к. 1][15]. Исследователь видит в отношениях между Дажьбогом и Стрибогом параллель в ведической паре божеств: Бхагой «дающий» и Аншей «распределяющий», греческой Айсой «доля» и Поросом «распределение»[23]. Данная этимология является одной из самых авторитетных[24], распространённых[25] и популярных[26]. Её поддержали: лингвисты В. Н. Топоров[27], Вяч. Вс. Иванов[6], О. Н. Трубачёв[28], Н. И. Зубов[29], Л. В. Соколова[30], историки А. Гейштор[31], В. Я. Петрухин[32]. Лингвист А. Лома охарактеризовал этимологию Якобсона как одну из возможных[33].
Из-за того, что в имени обоих божеств присутствует иранское по происхождению слово бог, историк З. Р. Диттрих[нидерл.] и славист Ф. Е. Корш сочли Стрибога и Дажьбога заимствованными от иранцев, вероятно, от скифо-сарматского населения[34][35]. На иранском происхождении имени Стрибог настаивает лингвист Ст. Урбаньчик[36][37]. Топоровым высказывается мнение, что имена Дажьбога и Стрибога могли возникнуть как славянские кальки с имён иранских божеств[38], но сам Топоров подмечает, что существование индоиранского выражения *star/stir- bhaga «распространяющий благо» гипотетично. Корень star- в индоиранских религиях рано превратился в узкоспециальный термин для жертвенной практики, а именно стал обозначать расстилание жертвенной соломы, подстилки, обозначающую начало ритуала[39]. Трубачёв не принимает теоним как иранизм и считает имя Стрибога славянским новообразованием[28]. Историк М. А. Васильев отверг иностранное происхождение бога. По его мнению, принадлежность Стрибога к славянскому язычеству бесспорна[40]. Само слово бог необязательно могло быть иранским заимствованием[41].
Лингвисты М. Фасмер и Р. Крегждис отвергли данную этимологию[1][42]. По мнению лингвиста М. Пуканека, этимология Якобсона слабо объясняет связь с ветрами. Элемент -бог скорее отражал значение именно божество, а не богатство[43]. Трубачёв также читает второй компонент в значении бог[44]. По мнению исследователя, это именно теонимы, а не призывные формулы[45]. Топоров отделяет этимологию от интерпретации ветра[46], но вместе с Ивановым трактует элемент -бог именно в значении доля, поскольку такое значение являлось более архаичным[47], но в последующем времени элемент мог одновременно значить как бог, так и доля[48]. Лучиньски признаёт, что этимология является фонетически верной[26], но считает, что разделение теонима на Стри- и -богъ маловероятно из-за колебания гласных [и] и [ы] в гидронимах[13].
Лингвист А. Брюкнер отверг идею, что теоним является иранским, и считал, что он должен быть объяснён на славянской языковой почве[41]. Исследователь делит теоним на корень стриб- и суффикс -огъ из-за чего и возникает случайный элемент -бог, не относящийся к славянскому слову для описания божества, то есть появление имени Стрибога аналогично словообразованию теонима славянского бога Сварога: свар- и -огъ. Корень стриб- находится в группах слов укр. стриб, стрибати, стрибок, стрибнути, обозначающие «прыгать, скакать». На этой основе Брюкнер определяет Стрибога, как божество связанное с прыжками, возможно, с прыжками через огонь на Иван Купалу. Танцующий или прыгающий бог, возможно, был как-то связан с шаманскими танцами. В заключение Брюкнер отмечает, что ничего больше сказать об этом божестве не может[31][49].
Этимология Брюкнера не получила поддержки[50]. Фасмер и Пуканек охарактеризовали этимологию Брюкнера как сомнительную и маловероятную[1][51]. Допущение связи слова рус. стрибать «скакать, прыгать» со Стрибогом, по мнению Трубачёва, не имеет ни малейших оснований[52].
В 2020 году Лучиньски поддержал этимологию Брюкнера и добавил, что схожие к украинским слова также встречаются в юго-западных русских диалектах. Кроме этого, некоторые слова были пропущены при изучении этимологии: диалектное рус. стрыбый «быстрый, стремительный, быстротекущий», рус. стрибать «сверкать (о молнии)», укр. стрибати «бежать, лететь, высоко и далеко прыгать»[53], укр. стрибнути «ринуться»[54]. Праславянской формой этих слов будет глагол *strybati от корня *str- «течь». Первоначальными значениями праславянского глагола были «двигаться с большой скоростью, плавать». Значение «прыгать» является поздним юго-западным развитием. В своей этимологии Лучиньски указывает на балтские когнаты: лит. sraujs «быстрый», латыш. struj «беглый, стремительный, быстрый», что сравнивается с лит. srauj, латыш. strauja «водное течение», и что вероятно при наличии русского стрыбый, аналогично указывает на существовавшего в этом языке корня стриб- для обозначения водного потока. Помимо этого, русское стрибать в значении «сверкать (о молнии)» имеет близкое сходство с хорв. strujiti «течь (о электрическом токе)», что также может относиться как к воде, так и к воздуху[53].
Таким образом, в праславянском теоним выглядел как *Strybogъ «тот, кто течёт, быстро движется». В первой части находится слово *strybъ «водный поток, быстрое движение», произошедшее от глагола *strybati «быстро двигаться, течь» с праславянским корнем *str- «течь, струиться», восходящий к прабалтославянскому *sr- и в конечном итоге к праи.-е. *srew- «течь». Во второй части находиться суффикс -ogъ, не имеющий конкретной функции, образовывая слова со схожим значением. Этимология подтверждается и тем фактом, что после христианизации теоним сохранился в большинстве в своём в гидронимах[55]. Лучиньски отмечает, что при такой этимологии теоним бы выглядел как др.-рус. Стрыбогъ, а не др.-рус. Стрибогъ, и объясняет это явление церковнославянским влиянием, вызвавшим смешением гласных [и] и [ы] при написании, зафиксированное с XI века. Так, украинский гидроним может писаться как Стрий и как Стрый[5].
В 2010 году, Крегждис выдвинул схожую этимологию, восходящую к тому же корню, но исследователь всё же делит теоним на стри- и -богъ и усматривает в первой части метатезу, определённую феноменом табу: Стрибогъ *Сирть-богъ, где сирть — русский архаизм со значением «водоворот, вир, вырь, пучина, водокрут» от праи.-е. *sre- «течь»[56]. Стрибога Крегждис интерпретирует именно как божество ветров, поскольку русское сирть должно было претерпеть следующий семантический сдвиг: «бурление воды» «быстрое течение (то есть вода бурлит)» «буря» «ветер» «вихрь» «бог ветров, бурь». Крегждис, вслед за историком Б. А. Рыбаковым, полагает, что Стрибог изначально был лишь эпитетом Перуна и лишь в позднее время пробредший отдельное воплощение с сыновьями в виде вихрей. Данное мнение основывается на религиозной системе балтов и индийцев, поскольку в этих религиях бог ветров (Вейопатис[лит.], Ваю) не действует автономно, но находится в сопровождении бога гроз (Перкунас, Индра). Теоним Стрибог также можно истолковать как кальку с др.-греч. «бурный Зевс», то есть от имени древнегреческого божества северных ветров[57].
Лингвист М. Вей предложил, что Стрибог мог быть божеством неба, восходящим к праиндоевропейскому *Dyus phtr. По мнению Вея, в славянском языке произошло сложение словосочетания с заменой *dyus «бог» на эквивалентное *bhagos, откуда и происходит славянское бог. *Phtr через описанный Веем процесс phtr *ptri- *stri- в конечном итоге пришло к праслав. *strъjь «брат отца»[58], давшее архаичное рус. строй, стрый, укр. стрий, болг. стрый «дядя по отцу»[12][42]. Таким образом, исходное *ptr-bhagos изменилось на *str-bog, а затем на Stribogъ[59]. Этимологию Вея поддержали лингвисты Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов[60], историк Б. А. Рыбаков[42]. Изначально Топоров также поддержал этимологию Вея и, пользуясь трёхфункциональной гипотезой лингвиста Ж. Дюмезиля, классифицировал Стрибога как верховное славянское божество неба первой функции: магико-юридической[61]. Вторую функцию исследователь относил к Перуну, третью — к Волосу. Гейштор отверг такое соотношение, указав на произвольность в выборе. Исходя из сохранившихся источников, Стрибог не мог находиться на месте верховного божества[62]. По комментарию историка М. Теры, если бы Стрибог изначально был бы божеством неба, то сохранял бы свою функцию и положение долгое время после распада праиндоевропейцев, однако это не соответствует его роли в древнерусском пантеоне[59].
Трубачёв отверг этимологию Вея как недостаточно убедительную[1]. Впоследствии от этимологии отказался Топоров, приняв этимологию Якобсона[27][63]. Лингвист Ф. Кортландт возражает, что начальное *str- никак не может быть получена от *phtr. Слово *strъjь имеет когнаты в других индоевропейских языках: лит. strjus «старик», др.ирл. sruith «старый, почтенный», др.-валл. strutiu «старик». Все слова возводятся лингвистом Р. Деркстеном к праи.-е. *stru-io-[60]. Аналогично Крегждис выводит слово стрый из иной этимологии, и указывает и на семантическую проблему: маловероятно, что божество будут звать «дядя»[64].
Лингвист С. Пирхеггер[нем.] возвёл теоним Стрибог к древнеиранскому эпитету зороастрийского божества Ахура Мазды *Srbaa- «возвышенный, прекрасный бог»[1][65]. Пирхеггер счёл, что эпитет Ахура Мазды в итоге стал самостоятельным именем божества[66]. Ещё раньше о связи стри- с индоиранским sr- писал славист А. А. Соболевский[67][68]. Этимологию поддержал Фасмер[1] и историк Г. Ловмянский[69], но последний подметил, что с таким же успехом это имя могло быть прозвищем иного бога, являвшегося объектом культа народности иранского происхождения[66]. Ещё один лингвист, В. В. Мартынов, также высказался в пользу данной версии. Поскольку Дажьбог и Стрибог имеют элемент -бог, то это говорит, что божества были семантически связаны между собой. Исследователь считает, что автор «Слова о полку Игореве» постоянно противопоставляет князей-крамольников, губящих Русь, воинам, её охраняющим. Поэтому, называя дружинников внуками Стрибога, автор «Слова» противопоставляет их тем князьям, которые вели к гибели Русь, называя последних «внуками Дажьбога». Исследователь подкрепляет свой вывод следующей этимологией: для праиранского, на основе, в частности, санскр. ri «хороший, красивый, добрый», Мартынов реконструирует выражение *sri-baya «добрый бог». Для Дажьбога он вводит новую этимологию от иранского du/du-baa «злой бог», и, таким образом, добрый Стрибог был противоположностью злого Дажьбога, что отражает иранский мифологический дуализм[70]. Имя Стрибога сравнивается с именем древнеиндийской богини Шридеви[англ.] (санскр. r-dv), где санскр. r- «красота, счастье, богатство». Второй элемент имени семантически соответствует славянскому *bogъ. В качестве аргумента в пользу близости имён славянского бога и индийской богини указывается, что на ламаистских иконах последняя часто изображается в сопровождении чёрного ветра[71]. Слово санскр. r- является префиксом в индуизме со значением «святой, священный» перед некоторыми именами божеств, выдающихся личностей или предметов: Шри Рама, Шри Дева (жена Васудевы) или Шри Бхававата[67]. Иранскую этимологию поддержал лингвист В. Блажек, но рассматривает Стрибога в ином контексте. В «Повести временных лет» запись «Стрибога, Симаргла» трактуется учёным как искажённая. В оригинале она должна была выглядеть как церк.-слав. Стрибога см Регла «Стрибога, семя Регла», где под Реглом имеется в виду славянский аналог индийского божества Рудры. Рудра в индуизме был отцом Марутов, что связаны с ветром. Именно такую структуру сохраняет славянский пантеон: бог Регл был отцом бога ветров Стрибога[72].
Крегждис и Пуканек отвергли этимологию из-за отсутствия в *Srbaa- консонантного элемента -t-, что требует эпентетической модификации[18][42]. Так, историк А. И. Иваненко в 2019 году предложил, что этот элемент присутствовал в скифском *S(t)r-baa и, возможно, обозначал бога ветра, что мог сливаться с богом гроз[12]. Крегждис критикует версию Мартынова о дуализме. Идея, что славянское язычество подверглось влиянию зороастризма или манихейства, не доказана, и сама религия славян не представляла собой этический дуализм[англ.]. Мартынов также упоминает богомильство, но Крегждис отмечает, что богомильство было поздним явлением[73]. Пуканек указывает, что иранское словосочинение является лишь эпитетом Ахура Мазды, а не самостоятельным теонимом[18]. Признавая лингвистическую проблему, Тера обращает внимание, что даже при верности этой этимологии она ничего не даёт в плане трактовки божества[65]. Иранист Р. Шмитт[нем.] назвал эту этимологию «бесполезной»[68].
Лингвисты Э. К. Бернекер, Э. Френкель, П. Скок и Пуканек истолковали имя бога как соединение праславянского глагола *strojiti / *striti «устанавливать» в повелительном наклонении и *bogъ, что даёт значение «устроитель добра». Пуканек считает, что лексема *bogь имела в теониме именно значение божество, и поэтому трактует теоним как «бог боевого порядка, строя», что указывает на Стрибога как божество войны, связанное с ветром[1][74]. Фасмер указывает на лингвистическую проблему: от *striti ожидалось *Striibogъ[1]. Хотя Урбаньчик назвал это возражение слабым[68]. Славист И. В. Ягич сближал элемент стри- с лит. styrti, styr «быть жёстким». Эту этимологию поддержал славист Я. Махал, увидевший в Стрибоге божество мороза, создающее ветер («быть жёстким» «замерзать»)[75]. Лингвист В. Пизани предложил в качестве гипотезы, что теоним может происходить от *strigo-bogъ, где *strigo соответствовало бы лат. frigus «холод», что делало бы Стрибога богом зимы[76]. Пуканек высказался против данной интерпретации, не учитывающей, что ветер может быть и летом[75]. Брюкнер охарактеризовал идею о Стрибоге как боге ветра и зимы неудачной, чего нельзя обосновать, исходя из «Слова о полку Игореве»[77]. Брюкнер также выступил против этимологии лингвиста Ф. И. Буслаева, считавшего, что стри- родственно рус. стрела[78]. Фасмер оценил как необоснованную этимологию историка М. П. Погодина, видевшего в Стрибоге божество войны на основе того, что стри- являлось якобы заимствованным из др.-в.-нем. strt «спор»[1][6]. Пуканек указывает на проблему, что нет никаких сведений о заимствовании религиозной лексики из древневерхненемецкого языка в древнерусский[75]. В Стрибоге бога войны видел и этнограф Д. К. Зеленин, усмотревший в стри- праславянский глагол *sъtьri «уничтожать», то есть теоним расшифровывается как «уничтожающий, истребляющий бог». Зеленина поддержали литературовед А. С. Орлов и Я. Е. Боровский. Фасмер и Пуканек отвергли этимологию Зеленина как неубедительную[1][75]. Филолог М. И. Касторский считал, что в первой части содержится звукоподражательное слово стри «воздух, ветер». В этой интерпретации его поддержали: фольклорист А. Н. Афанасьев, историки П. М. Строев, С. А. Гедеонов, филологи Ф. И. Буслаев, В. И. Петр, а также Н. С. Тихонравов, сближавший стри с рус. стрела. Этимология опирается на моравское слово стри «воздух, ветер» зафиксированное только в словаре филолога Й. Юнгмана. В качестве поддержки звукоподражания славист Л. Нидерле ссылался на греч. «птичий крик» и греч. «ночной крик птицы», но, по замечанию Пуканека, эти слова не являются звукоподражательными. Известно, что Юнгман придумывал слова для словаря, и слово *стри в действительности было извлечено из теонима Стрибог[6][60][79]. Учёная-филолог Л. Црепаяц[серб.] рассматривает стри- происходящим от праслав. strigti «стричь», опираясь на сербо-хорватскую фразу studeni vihor striae po obrazu «студёный вихрь коснулся щеки (буквально „стриг щёку“)». В этом случае по значению теоним предстаёт как метафора холодного ветра, который режет лицо[80][33]. Лингвист В. Махек сближает стри- с праслав. *strь «тонкий лёд, иней». Переход может быть объяснён как результат контаминации с семантически близким словом *sernь «тонкий лёд»[24].
Исторические источники
Древнерусские источники
Стрибог упоминается в известии 980 года «Повести временных лет» начала XII века, самый ранний список которой читается в составе Лаврентьевской летописи 1377 года[81][82][83]. Фрагмент:
И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот[84]. <…> В год 6491 (983). Пошёл Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю. И пошёл к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими[85][86].
В историографии данное событие известно как языческая реформа или первая религиозная реформа Владимира[87][88]. Одна из точек зрения, рассматривающая реформу, трактует её как переход в монотеизм: по мнению филолога В. Й. Мансикки и историков А. А. Шахматова и Г. Ловмянского, изначально в «Повести временных лет» был только Перун, а позже были добавлены другие боги, чтобы выставить Владимира многобожником[89][90]. Филолог Е. В. Аничков разделял позицию Шахматова, хотя заметил, что «объективных данных для признания этой вставки не имеется»[90]. Историк М. А. Васильев указывает, что существование киевского пантеона зафиксировано параллельными источниками[91]. Другой историк Л. С. Клейн отрицает существование реформы, считая данное событие лишь восстановлением язычества: водружение кумиров состоялось сразу после убийства Ярополка, проявлявшего симпатии к христианству и проводившего прохристианскую политику[92], и вокняжения Владимира. Идол самого Перуна стоял на холме в Киеве уже при князе Игоре[93][94].
В прошлом обсуждался вопрос о фрагменте текста о «приводе своих сыновей и дочерей», который мог или отражать человеческие жертвоприношения, или лишь указывать на участие в обряде[95]. Современные исследователи рассматривают текст начиная от слов «И приносили» до «и холм тот» и дальше по летописи как переработку стихов псалма 105[англ.] (Пс. 105:35—44)[96][97][98]. Несмотря на это, Васильев всё же считает существование частых человеческих жертвоприношений божествам киевского пантеона историческим фактом[95]. С другой стороны, по мнению историка П. В. Лукина вопрос человеческих жертвоприношений, как и самой реформы, дискуссионен[99], и летописный текст о реформе Владимира является лишь переделкой «Хроники» Георгия Амартола, где упоминается создание шести кумиров божеств с ведущей позицией Бельфегора и одним женским персонажем — Астартой. Материалами для идолов, согласно этой хронике, были золото и серебро, упоминается также осквернённая земля[100]. Лукин приходит к выводу, что рассказ о пантеоне Владимира и человеческих жертвоприношениях является летописной конструкцией, созданной в 70-х годах XI века, а сами имена божеств были взяты из устной традиции, известной летописцу[101].
Дальше летопись рассказывает, как старцы и бояре решили кинуть жребий, чтобы зарезать отрока или девицу в жертву богам[102]. В Киеве жил христианин и варяг Фёдор, имевший сына Иоанна, по тексту летописи «прекрасного лицом и душою», на которого и пал жребий. К Фёдору пришли послы, сказав, что его сына избрали боги и нужно принести его в жертву. Фёдор отверг киевских идолов как богов, указывая, что они сделаны из дерева. Посланцы рассказали обо всём людям, и те, взяв оружие, разнесли двор Фёдора и сказали ему, когда он стоял на сенях с сыном, чтобы тот отдал сына богам. В ответ варяг заявил, что боги могут сами послать кого-то из своего числа, чтобы взять у него сына, после чего люди подсекли сени, и Фёдор и Иоанн погибли[103]. Появление рассказа о варягах в «Повести временных лет» является поздней вставкой, возникшей, вероятно, впервые в Начальном своде 1090-х годов[104]. Сама запись в летописи была сделана на основе, возможно, существовавшего первоначального «Сказания о варягах» — ранней краткой синаксарной записи для памяти местночтимых святых, которая была создана специально с целью прославления первых русских мучеников[105]. В летописном рассказе использовалась уже переработанная и дополненная некоторыми недостоверными деталями версия, но без имён варягов, которые были неизвестны составителю летописного рассказа[106]. Среди ложных сведений — место смерти варягов[107]. Существование человеческих жертвоприношений у славян зафиксировано различными источниками. Поэтому, как писали археологи И. П. Русанова и Б. А. Тимощук, «сведения о человеческих жертвоприношениях у восточных славян <…> вряд ли можно рассматривать как наветы и пропаганду против язычества»[108]. Согласно этим авторам, «в обычае человеческих жертвоприношений у славян нельзя видеть какой-то особой жестокости. Эти жертвы были обусловлены мировоззрением того времени и применялись для пользы и спасения общества»[109]. Человеческие жертвоприношения проводились при определённых обстоятельствах, и наиболее распространёнными являлись бескровные жертвы[110].
После того как Владимир крестил Русь в 988 году[111], он повелел повергнуть идолы: одни изрубить, а другие сжечь[112]. На месте, где стояли идолы, он построил церковь Святого Василия[113]. В 1975 году в ходе раскопок на Старокиевской горе был найден фундамент сооружения. Археолог Б. А. Рыбаков считал это сооружение местом размещения киевского пантеона, утверждая, что в нём «чётко обозначены пять выступов разного размера: один большой — в середине, два меньших — по бокам и два совсем маленьких — около боковых выступов…». Дальнейшие исследователи критически отнеслись к заявлению Рыбакова[114]. Само капище археологами найдено не было[115], как и любые свидетельства человеческих жертвоприношений в Киеве[116].
«Слово о полку Игореве» датировка которого рассматривается от 1185 до мая 1196[117], повествует, что после временной победы князя Игоря Святославича приближается победа половцев, и автор предупреждает об этом через описание природы[118][119][120]:
|
|