Меню

Главная
Случайная статья
Настройки
Чудо
Материал из https://ru.wikipedia.org

Чудо — в обыденной жизни необычное событие, которое выпадает из естественного миропорядка[1]; явление, не следующее из законов природы или из естественных сил и способностей человека[2][3], из-за чего оно вызывает удивление[3], и воспринимаемое в качестве результата вмешательства в ход природных или исторических событий высших духовных сил — Божества или человека, обладающего сверхъестественным способностями[2]; в теистическом мировоззрении событие, происходящее в результате того, что всемогущий Бог-Творец своей волей снимает законы природы, которые были положены этой же волей. Чудо зримо выявляет для человека власть Творца над своим творением, стоящую за миром вещей[1][4].

Победа Божественной воли над природой («Бог идеже хощет, побеждается естества чин»). Символическая форма Откровения[4]. Исторически обращение к чудесам является одним из основных аргументов в пользу определённых форм теизма (аргумент от чудес), причём аргумент обычно заключается в том, что, с точки зрения теистов, рассматриваемое событие лучше всего или только и может быть объяснено как деяние определённого божества[3]. Одними из наиболее известных являются чудеса Иисуса Христа.

Философское обсуждение чудес сосредоточено главным образом на вопросе достоверности некоторых утверждений в священных писаниях[3]. Наука установила естественные причины большого числа «чудес». Предложены различные научные объяснения «чудес».

Содержание

Развитие представлений

Предпосылкой теистической концепции чуда общее представление о «чине естества», о законе природы. Первобытный человек ещё не имел идеи естественной необходимости. Чудом было для него не сфера сверхъестественного в противоположность естественному, а нечто необычное в противоположность обычному. В первобытных представлениях, которые сохранили язычество, магия и низшие уровни бытовой религиозности, чудо составляет событие, хотя и нарушившее привычный ход вещей, но в полной мере посюстороннее, которое можно произвольно вызвать, обратившись к магической технике, а не вымаливать у трансцендентной инстанции[4]. Древние евреи не имели слов для обозначения сверхъестественного, как и для естественного (природного). Все явления возводились к Богу; некоторые из них настолько противоречили воспринимаемому порядку вещей, что считались чудесами. Однако в современной еврейской мысли часто проводится различие между естественным порядком, который воспринимается органами чувств, и сверхъестественным вторжением в этот порядок духовных сил[5].

Первоначально чудо — то, чему «чудятся» — удивляются, например, предметы необычной величины или форм, нерегулярные космические события, такие как солнечное или лунное затмения, выходящие за рамки обычного достижения человеческого мастерства и др. Слова, обозначающие чудо — греч. или , лат. miraculum и производные от него слова в романских и английском языках, нем. Wunder, рус. чудо и диво и др. — этимологически имеют значение «достойное удивления»; греч.  — «достойное, чтобы на него смотрели». Другим смыслом обладает др.-евр. ’wt — знак, «знамение», содержательное возвещение, обращённое к человеку — ср. в греческих и латинских текстах Нового завета слова и signum в контекстах: «Иисус совершил множество знамений». Идея чуда как «знамения» включена в идею Откровения и отделена от какого бы то ни было необычного природного процесса. Откровение, как и чудо суть в теизме представляют собой прорыв из сверхъестественного в сферу естественного, из мира благодати в природный мир. Совершить такое чудо, с точки зрения этого мировоззрения, способен только Бог. Ветхозаветные пророки и христианские «тавматурги» (чудотворцы), вызывая чудо, в отличие от шаманов и мага, совершают это «не от себя» и не при помощи своей силы, а в самоотдаче Всевышнему, в «послушании» ему. Способность творить (вызывать) чудо есть в теистическом мировоззрении является свободным «даром» (греч. ) Бога, чем теизм отличается например, от сублимированного магизма йоги. По этой причине личность «чудотворца» в теизме, лишь позволяющему чуду происходить через себя, является почти безразличной. Здесь важен только акт согласия стать пассивным орудием Всевышнего[4]. Например, православное житие Феодора Эдесского рассказывает о чуде, что произошло по молитве блудницы[6].

Теизм может утверждать, что Сатана и те, кого он считает посланцами последнего (маги, лжепророки, антихрист) тоже способны переступить пределы сферы природного, однако эти действия считают лживой подделкой чудотворства, исходящего от истинного Бога. Поскольку чудо в теизме является символической формой Откровения, то требуется считать, что любое сверхъестественное действие, которое не несёт этого смысла, является пустым лжечудом, шелухой без зерна. В этом смысле не только чудо является критерием Откровения, но и само Откровение есть критерий чуда. Чудо не «доказывает» истинность откровения, а только «удостоверяет» его, подобно тому, как жест удостоверяет слова — чудо предполагает, что подтверждаемая им вера уже имеется (Мф. 13:58; Лк. 16:31)[4].

Библия

Библия в значении «чуда» употребляет слова , пеле и , нифлаот (Исх. 3:20, ИбН. 3:5, Пс. 78:11, и т. д.). Особый вид чуда обозначают понятия , отот, , мофетим (переводятся как `знамения`), что имеет значение необычайных, удивительных явлений, демонстрирующих мощь и волю Всевышнего в ситуациях, когда человек нуждается в особых средствах убеждения. Библейские знамения могут подтверждать пророчества. Так, жертвенник в Бет-Эле распадается, подтверждая слова пророка, который проклял его (I Ц. 13:1-6). Более важные знамения Бог дал еврейскому народу в земле Египетской: жезл превращается в змею, доказывая, что Моисей истинно послан Богом (Исх. 4:1—7); Десять казней египетских имели целью принудить фараона выполнить волю Бога и отпустить евреев. Некоторые чудеса в Библии являются более чем знамениями. Например, спасение евреев и гибель войска фараона в водах моря, чудесное появление воды и пищи в пустыне и др. Самарию (II Ц. 6:8-7:20) и Иерусалим (II Ц. 19:35) чудо спасает от осаждающих их вражеских войск. Такие чудеса могут пониматься как прямое Божественное вмешательство, которое происходит в критические моменты истории еврейского народа. Но и здесь присутствует элемент знамения. В Библии нет различения собственно знамений и чудесного Божественного вмешательства в историю человечества. Ещё один вид библейских чудес — те, в которых заметно восхищение действиями чудотворца: повествования о пророке Илие и, в ещё большей мере, о Елисее. Такие рассказы характерны для любой народной формы религии. В Библии они почти во всех случаях отнесены к этим двум ранним устным пророкам[2].

Библия не ставит вопрос о том, нарушают ли чудеса природные законы, к которому обращались теологи и философы позднейших более поздних эпох. В одном месте (Чис. 16:30) чудо описано как «сотворение необычайного» — как нарушение законов природы (см. также Исх. 34:10). В других случаях (Чис. 11:31—33 и др.) чудеса представлены как нечто «естественное», хотя и неожиданное, что, однако, не преуменьшает их чудесности[2].

Библейские повествования о чудесах обычно имеют определённые цели: человеку сообщается, что Бог способен сотворить всё что ему будет угодно, может сделать это в любое время и в любом месте; чудеса в истории случались много раз, и Божественное вмешательство прямо и явно нередко определяло священную историю еврейского народа. Этой интерпретации чуда соответствует и библейское мировоззрение в целом[2].

Иудаизм

Почти универсальное слово для обозначения чудес в талмудической литературе — нес, употребляемое в библейских текстах в значении «знамение». Законоучитель Талмуда не сомневались в подлинности библейских чудес. В теологическом плане они рассматривали чудеса в трёх разных аспектах: как нарушение порядка, который был установлен при создании мира, то есть как недостаточность акта сотворения; в качестве свидетельства истинности религии; «ежедневные чудеса», которые не нарушают порядка мироздания[2].

Законоучителя считали, чудеса предопределены уже в самом акте творения: рабби Йоханан говорил, что Бог, творя мир, поставил морю условие, что ему следует расступиться перед сынами Израиля; рабби Ирмеяху бен Эл‘азар добавляет к этому: «Не только морю, но и всему, что Бог сотворил за шесть дней творения…». Бог велел небу и земле безмолвствовать перед Моисеем, солнцу и луне — остановиться по велению Иисуса Навина, львам — не нанести вреда пророку Даниэлю, небесам — чтобы они раскрылись перед Иезекиилем, рыбе — извергнуть Иону (Быт. Р. 5:45). В другом место эта идея выражена ещё явственней. Когда Бог велит Моисею поднять жезл и разделить Чермное море, тот возражает Всевышнему, что это означало бы нарушить Божий акт творения. Тогда Бог отвечает Моисею: «Ты не читал начала Торы… Я поставил условие в то время», — и только тогда Моисей исполнчет повеление (Исх. Р. 21:6)[2].

В Библии явно сказано, что чудо не является свидетельством религиозной истины (Втор. 13:2—4). Законоучители акцентируют эту мысль, рассказывая, как рабби Эли‘эзер бен Гиркан, ссылаясь на ряд чудес (в том числе `глас Божий` — бат кол), пытался доказать правильность своего галахического решения, однако рабби Иехошуа бен Ханания с презрением отвергает эти доводы: «Тора не на небесах»; рабби Ирмея (Иеремия) говорит: «С тех пор, как дана была Тора с горы Синай, мы не руководствуемся более гласом Божьим, ибо Ты уже написал в Торе на горе Синай (Исх. 23:2): „Следует принимать решение большинства“». Данный стих из Библии нередко трактуют иначе, в основном в переводах. Было принято мнение рабби Иехошуа (БМ. 59б)[2].

Законоучители старались подчеркнуть, что ежедневные чудеса не нарушают природных законов. Эту мысль выражает формула благодарственной молитвы (модим), составляющая часть ежедневной молитвы Амида[2].

Талмуд включает большое число рассказов и легенд о чудесах, которые были сотворены для тех, кто этого достоин (Та‘ан. 21-25 и в других местах), но общепризнанно в этот период мнение, что время чудес осталось в прошлом: вероятно, речь идёт о чудесах, которые были совершены для блага всего еврейского народа. Причина этого, по мнению законоучителей, заключалась в том, что чудеса «совершались ради тех, кто был готов пожертвовать собой для освящения Имени, а мы недостойны того, чтобы чудеса совершались для нас» (Бр. 20а; Та‘ан. 18б; Санх. 94б)[2].

Талмуд запрещает полагаться на чудеса. «Никогда не следует стоять на опасном месте, говоря: „Со мной произойдет чудо“, — так как оно может и не произойти, а если оно и произойдет, то заслуга такого человека уменьшается» (Та‘ан.. 20б). Человек, ради которого совершено чудо, чуда не узнает (Нид. 31а). На месте, где сотворено было чудо ради еврейского народа, следует читать особую бенедикцию (Бр. 9:1, 54а).

Христианство

«Чудо» с лат. miraculum означает «невиданное» или absurdum — «неслыханное». Известная фраза Тертуллиана «Credo guia absurdum» («Верую, ибо абсурдно») не говорит к абсурдности веры, а означает «верую, потому, что неслыханно (чудесно)». В христианстве чудо понимается как явление, суть которого феноменальна и таинственна. Истинное, с точки зрения верующих, чудорассматривается с психологической, с онтологической и философской религиозной позиций. В психологическом отношении чудо производит на душу впечатление потрясения. В онтологическом плане понимается как проявление Божественного всемогущества в обыденной жизни. В качестве явление философско-религиозного явления чудо всегда обладает определённой целью, смыслом и глубоким религиозно-нравственным значением, открывающим людям существо Божией любви и правды[7].

В религии чудом называется такое явление, которое не имеет объяснения не только в настоящее время, но и вообще никогда не может быть объяснено «до конца» лишь с научной точки зрения. Так, святитель Дмитрий Ростовский называл чудом «то, что бывает выше естества»[8].

Евангелие начинается с родословия Иисуса Христа, призванного показать, что Тот, о Ком далее пойдет речь, действительно, во исполнение пророчеств, является «сыном Давида, сыном Авраама» (Мф. 1, 1). Затем сказано, что он «от Духа Святого» (Мф. 1, 18) и о нём свидетельствовали ангелы (Лк. 2, 9—14). Рассказывая о чудесах Иисуса Христа, евангелисты отмечали удивление, вызванное ими у окружающих (Лк. 8, 25; Мк. 6, 51;7, 37). Нравственное значение чуда не ограничено удивлением, чудо является не просто событием, свидетели которого не способны истолковать его через известные законы. Его назначение — пробуждение человека от духовного сна, чувственной жизни, следование духовному призыву. Важность евангельских чудес не столько в самих чудесных событиях, сколько в том, что они свидетельствуют о силе Иисуса и его связи с высшим миром. Высшие силы здесь делаются явными, ощутимыми при непосредственном своём исхождении от источника[9]. Назначение чудес Иисуса, с точки зрения христианского богословия, в доказательстве его божественности, а следовательно — истинности христианской веры[10].

Одним из известных христианских чудес считается схождение Благодатного огня Гробе Господнем в Иерусалиме накануне православной Пасхи. В этот день к храму Гробу Господню собираются тысячи людей из многих стран, включая не только православных, но и инославных и иноверцев. В связи с чудесным характером схождения Благодатного огня подчёркивается регулярность этого события накануне православной Пасхи. Отмечается, что несмотря на введение папой римским Григорием XIII нового календаря, чудесное схождение Огня не последовало католической реформе, а продолжает происходить только по старому стилю, принятому частью православнвх церквей. Другим известным чудом считается Туринская плащаница Иисуса Христа, в которую, по представлениям части верующих, его обвернули при погребении. Многие века плащаница изучалась выдающимися исследователями[11].

К многочисленным чудесам в православии относят и нетление мощей святых, мироточение икон, явление нерукотворенных образов и др.[9]

Вопрос о чуде в православии не сводится к простой оппозиции естественное — сверхъестественное, законы природы — их нарушение. В Евангелии часто отрицается чудо как «причина веры», как доказательство Божьего бытия. Так, о Христе говорится, что в одном месте ему не удалось совершить чудес из-за неверия людей (Мф. 13, 58). Согласно православию, не вера рождается от чуда, но чудо от веры. При таком толковании исключается какое-либо привлечение людей к Богу только путём приведения «сверхъестественных» доводов и доказательств. Принятие Христа, имевшего образ нищего, гонимого, бездомного — как Бога, Спасителя и Учителя начинается не с «доказательств» в виде демонстрации чуда, а по любви, когда человек следует зову своего сердца. Такого приятия искал сам Иисус: «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдайте…» (Ин. 14, 15). Согласно учению, истина э открывается чуткому, любящему сердцу, способному откликнуться и отвориться, чтобы узнать Бога и принять его в себя. Вместе с тем Евангелие описывает множество чудес: чудесные исцеления, воскрешения мёртвых и др. Однако эта «чудесность» христианской веры совместима с отрицанием ею чуда в качестве простого доказательства: Христос творил чудеса не чтобы «доказать» свою Божественность или заставить поверить в себя, а, согласно православному учению, всегда потому, что любил, жалел и сострадал, показывая путь, где в любви становится возможным то, что по-человечески кажется невозможным. Николай Бердяев писал: «Христос Сам был чудом, Его жизнь была чудесной»[12].

В Библии чудеса часто называются «силами». Так, исцеление расслабленного (Мк. 2, 1—12) стала чудом для свидетелей, которые изумлялись ему, но здесь проявилась и божественная сила в отношении человека, который по слову Иисуса «встал, взял постель свою и пошел» перед всеми; для них это было знамение, что среди них пребывает некто великий[13]. Также для автора Евангелия от Иоанна проявление чудес — просто «дела», когда чудесное представляет собой естественную форму делания для Иисуса, в котором заключена полнота Божия, подобно тому, как солнце на небе само по себе чудесно, но вовсе не удивительно, что оно распространяет свет и тепло. Во всех Евангелиях как чудо представлено не столько прославление Иисуса за его дела и учение, сколько его уничижение — Христос славен в своем беспримерном бесславии. В рамках темы страдания в христианстве, отмечается, что оно «приложило идею гармонии к тому, что дотоле признавалось негармоничным», и слова апостола Павла о том, что он «хвалится о кресте» — выражение основы христианской веры и в то же время — указание на «существование в христианстве нового сочетания элементов прекрасного, — сочетания, казавшегося языческому уму самым грубым из парадоксов, — сочетания славы с страданием». Олицетворяет этот новый эстетический идеал сам Христос, соединивший несоединимые славу и поношение. Глубочайшее унижение человеческого достоинства ведёт к величайшей славе Сына человеческого. На пути в Эммаус Иисус сказал своим спутникам: «Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» (Лк. 24, 26)[14].

Утверждается, что Иисус сознавал: подлинное седалище царской власти — в сердце народа, которое возможно подчинить только любовью, а любовь может быть доказана только жертвою. Из этой мысли появляется христианский принцип «кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9, 35). Слава подвига и жертвы ставится выше естественной славы. Царь в совершеннейшем смысле должен властвовать над сердцем, для чего необходимо чтобы он сам стал подчинённым. Иисус стремился к основанию царства, построенного не на физической или интеллектуальной силе, а на силе любви[15].

В Евангелии говорится: «Если не будете как дети, то в Царство Небесное не войдёте; Будьте просты как голуби и мудры как змии» (Мф. 18, 5;10, 16). Преподобный Антоний Великий утверждал, что с помощью простоты святые соединяются умом с Богом. О том же говорил в начале XX века Иоанн Кронштадтский: «В молитве будь как дитя лепечущее». Одна из наиболее важных гносеологических сторон христианства — простоты веры, согласно христианским представлениям делающая человека способным принять внутрь себя Истину. Как действенная в сердце человека, Истина, согласно христианству, не требует объяснения или доказательств. Христиане верят, что многие подвижники, как древние, так и живущие в настоящее время обладали даром чудотворений. Святые чудотворцы, как при земной жизни, так и после неё, совершают чудеса, помогая обращающимися к ним с верой. Они воскрешают умерших, исцеляют больных, по их молитвам происходят чудеса также и над природными стихиями. При этом отмечается их глубокая и одновременно детская вера, только подчёркивающая величие Бога, который внимает возлюбленным чадам настолько, что иногда повелевает остановиться светилам. Такое чудо описано, например, в житии египетского монаха Патермуфия. Отсюда и чудеса Христа, которому подчиняются ветер и волны, являющиеся пророчествами о том, что путём совершенного послушания Божией воли человек может вернуться к святости и бессмертию, восстанов свое господство над природой[16].

Согласно христианским представлениям, величие Бога проявляется в чудесах, которые не имеют естественного объяснения, свидетельствуют о его власти над природой и человеком. По мере обогащения, укрепления и углубления религиозного опыта верующего ему открывается особое видение мира, согласно есть великое чудо, которое в своем происхождении и главных основах необъяснимо, премудро устроенное Богом и покорное ему. В любви человек способен преодолеть свою естественную ограниченность и открыть этот высший закон природы, в котором раскрывается царственное достоинство его духа[16].

Тайна чуда в христианстве неотделима от тайны свободы, назначения человека, места человека в природе и по отношению к ней. В этом смысле чудо в православии — не нарушение природных законов, но высшее, предельное их исполнение. Сам закон природы раскрывается в качестве необъяснимого в своей глубине и мудрости чуда. Основная отличительная особенность христианского чуда в том, что оно считается плодом любви, а любовь, в свою очередь, самый таинственный и глубокий из всех законов природы[17].

Славянская народная культура

Праслав. *udo, udese; слово родственно др.-рус. кудесъ 'чары, колдовство', рус. кудесник, диал. кудес 'кудесник, проказник, шутник', кудеса 'новогодние игры, развлечения, ряженье', кудесить 'заниматься колдовством, ворожить' и др.; связывается с греч. поэтическим к, к 'магическая сила, мощь' (согласно Е. Бенвенисту). К праславянскому фонду могут принадлежат и формулы наподобие *udo udьno, *veliko udo, ср. в русских былинах чудо чудное, диво дивное, серб. «Jесте ли ми видjели очима чудно чудо?» [Виделили вы своими глазами чудо чудное?], типовой зачин «Боже мили, чуда великога!» [Боже милый, вот чудо великое] (серб.). Чудесное постигается прежде всего зрением (*udo videti, ср. невиданное чудо); чудо юдо, — согласно версии А. Ломы, — из *udo i udo, ср. с.-х. на-удити 'навредить, испортить'[18].

Чудо — один из распространённых мотивов в славянских поверьях и фольклоре, включая сказки, легенды, баллады, заговоры, песен и др.). Народная культура соотносит чудо с понятием сверхъестественного: во всех случаях речь идёт об отклонении от нормы, которое преодолевает границу между реальным и «человеческим» и отсылает к потустороннему — божественному или демоническому. Конкретные виды чудес имеют большое многообразие. К числу чудес могут относиться явления, связанные с небом: солнце «играет» — переливается разными цветами, на небе появляются три солнца, солнце останавливает своё движение, с неба выпадают камни, рыбы и т. п.; связанные с землёй и физическими явлениями: земля разверзается и поглощает грешника, перед праведником отступает река, буря утихает после того, как в море бросили грешника; церковь или город возводятся или рушатся сами по себе; церковь убегает от грешника или перелетает с одного места на другое; двери отворяются сами, свечи самостоятельно зажигаются, колокола сами звонят, яйца сами окрашиваются и т. п.; разнообразные метаморфозы: человека превращается в животное, птицу, змею, звезду, камень, какой-либо предмет, а животные, растения и предметы — в человека; чудесное воскресение мёртвых, излечение больных, чудесное зачатие — причиной чего являются дутьё, плевок, запах цветов, роса, растения, творение человека из дерева, камня и т. п.; необычные способности животных, мертвецов и т. д.[18]

Мотив чуда — составная часть христианского миропонимания и литературы, в которых чудеса считаются проявлениями божественной силы и превосходства Бога над природой (чудесное рождение Иисуса Христа, его чудесные деяния, воскресение и др.). Чудеса широко представлены в средневековой славянской книжности — произведения агиографической литературе (чудо Георгия о змие, чудеса святого Николая, святого Власия и др.), сказания о чудотворных иконах (чудесное появление иконописного образа; иконы, которые не горят в огне, непробиваемы копьём, наказывают осквернителей и одаривают деньгами благочестивых людей и т. п.) и др.[19]

Совершать чудесные действия способны Бог (ср. «Богу все чудеса доступны. Христос являл чудеса, исцелял чудесами», Словарь Даля), святые, высшие силы. Чаще всего эта способность используется для наказания за прегрешения людей или для защиты человека от злых сил и помощи им в их противоборстве против зла и опасностей. Чудо может выступать наказанием за инцест брата с сестрой или в как средство предупредить инцест. Например, в сюжете, когда венчаются брат и сестра, увядает лес, пересыхает вода, вода становится в кровью, Евангелие превращается в камень, падают иконы и т. п.[20]

Народные рассказы и и былички связывают чудо не только с сакральным, но и с бесовским началом; чудом могут именовать мифологического персонажа, имеющего неопределённый вид, привидение, которое пугает людей и заставляет их блуждать: «Чудо на том ручью жило какое-то, свистело да манило, боялись туда ходить в темноте» (вологод.), или какое-то необычное событие, происшествие: «Там чудо случилось, иконка на пеньке явилась»; «Мать и отец рассказывали, что на Двинице чудо было: мужик через реку по воде перешел у Петряево» (вологод.). Зафиксировано большое число рассказов о местах, в которых «чудится», страшити т. п. Широко распространён мотив чуда в этиологических легендах, которые объясняют чудесное происхождение или необычайные свойства каких-то географических объектов. С чудом связывается и фольклорный образ чуди[20].

Славянский народный календарь чудесные природные явления, которые толкуются прогностически и связываются с евангельскими чудесами, приурочены к основным праздникам годового круга, включая Рождество, Богоявление, Благовещение, Пасху, Юрьев день, Троицу, Иванов день, Петров день, Воздвижение и др. К таким чудесам принадлежат явления, когда солнце играет, небо растворяется («открывается»), звёзды сходят на землю (болг.), останавливается текучая вода (в реке, источнике) или воды обращаются (в реке, озере, источнике) в вино, чудесные свойства, приписываемые крещенской воде; земля «растворяется» и открываются клады (золото, деньги) — горящие, светящиеся, сверкающие, играющие, принимающие вид животных (собаки, овцы, телёнка и т. п.); происходит чудесное цветение растений (цветут папоротника, орешник, плакун-трава, иван-да-марья и др.); домашние животные оказываются способны говорить и предсказывать события. Все эти чудеса происходят в некоторое сакральное время — в праздник, ночью, особенно на Крещение и Ивана Купалу[20].

Мотив чуда могли использоваться в качестве охранительного и отвращающего средства. Рассказ о чуде (семилетняя девочка рождает ребёнка, его пеленками закрывает поля и угодья и т. п.) у сербов отгонял градовую тучу — они обращались к ней с заклинанием: «Эй, не иди, чудо, на чудо! У нас чудо большое: здесь девушка родила девушку, девушку девяти лет! Не иди, чудо, на чудо: У нас чудо большое» или: «Беги, чудо, беги! У нас еще большее чудо: девушка родила внебрачное дитя, его рубашечкой нас покрыла, всех нас от напасти заслонила. Иди, иди, чудо, иди в горы, в вершины!». Восточные славяне использовали рассказ о свадьбе брата и сестры как оберег от ходячего покойника или русалки. Если покойный муж приходит к жене, ей советуют усесться на порог и расчесывать свои волосы, ожидая его прихода. На его вопрос: «Что ты делаешь?» следует ответить: «Собираюсь на свадьбу — брат на сестре женится». Покойник будет поражён и скажет: «Где это видано, чтобы брат на сестре женился?» Тогда жена должна ответить: «А где это видано, чтобы человек умер, а потом приходил», — этим она навсегда отвадит покойника[20].

Русские крестьяне при помощи чуда защищали себя от «Смерти» при падеже скота: «В соху впрягают бабу-неродицу (неплодную), управлять сохой дают девке, решившейся не выходить замуж, а вдовы набирают песку и рассевают его по проведенной борозде. Посев песку совершается… при пении следующих стихов: „Вот диво, вот чудо! Девки пашут, бабы песок рассевают. Когда песок взойдет, тогда и Смерть к нам зайдет!“» («Поэтические воззрения славян на природу» А. Н. Афанасьева). В Шумадии, чтобы у скот не лишился молока, брат и сестра связывали свои пояса и держал и их, чтобы скотина перешла через них; при этом они говорили: «Кад се сестра и брат узели, онда се и млеко одузело (украло) од моjе стоке» [«Когда сестра с братом поженятся, тогда у моей скотины молоко отберут (украдут)»][20]. В Полесье с особым почтением и страхом воспринимали праздник «Чудо» — День воспоминания чуда Архистратига Михаила, 6/19.IX. В этот праздник строго соблюдался запрет работать — люди опасались наказания от «Чуда»: рассказывалось, что женщина, которая осмелилась этот день белить хату, ослепла; у человека, что посмел в этот праздник молотить, «отбило руку»; если в этот день посеять, то ничего не вырастит и т. д.[21]

Разнообразные чудовища: полулюди-полуживотные, одноглазые и трёхголовые люди, люди с песьей головой, с железными руками, мифические существа, такие как василиск, мраволев, тигрис, троглодит и т. п. в большинстве случаев попали в славянские народные верования и фольклор из книжной традиции, прежде всего из ряда апокрифов. Духовные стихи и легенды как вершителей чудес (наказания, исцеления и др.) представляют Бога (Христа), Богородицу, святых чудотворцев, которые действуют как непосредственно (подают голос, являются героям и др.) или через посредство сакральных предметов (крестов, икон, мощей, источников). Былины и сказки мотив чуда связывают чаще всего с испытанием героев и с их спасением в каких-либо критических ситуациях. Эти сюжеты могут повествовать о чудесном противнике, чудесном супруге, чудесной задаче; различных превращениях, чудовищах, говорящих зверях и птицах, волшебных предметах и т. п.[22]

Парадоксальность и логическая критика

Символическую форму чуда теизм наделяет смыслом в контексте общего для библейской веры парадокса — личного Абсолюта. Все чудеса, описанные в Ветхом и Новом заветах, структурированы вокруг центрального чуда, символически в них конкретизированного, это чудо — вмешательство бесконечного и безусловного в сферу конечного и случайного, схождение вечного в мир исторически единократного. Важностью обладает не расступление морских вод перед евреями (Исх. 14), а то, что дело этого маленького народа «Бог богов», «от века Сущий» сделал собственным делом; не рождение Христа родился от непорочной Богоматери, не исцеление Иисусом больных, а то, что в пределах его человеческого конечного и уязвимого тела «обитает вся полнота Божества» (Кол. 2:9)[4].

Направленность чуда на частное, не к универсуму, а к личностному, особенно ничтожна в рамках любого мировоззрения, которое исходит из всеобщего[4]. Гегель писал: «выпили гости на свадьбе в Кане Галилейской больше или меньше вина, совершенно безразлично»[23]. Результат произошедшего чуда абсолютно несуществен «с точки зрения вечности» («sub specie aeternitatis») — по выражению Спинозы, описываемого как один из самых метких критиков библейской веры в чудо. Если и уверовать, что Иисус исцелил слепорождённого, то явление слепоты сохраняется в мире. Бог нарушает им же сотворённый миропорядок лишь для того, чтобы спасти кого-то единичного, не отменяя всеобщий закон смерти. Сторонники этой точки зрения видят идею чуда как немыслимую, противоречивую и отталкивающую. По их мнению, Бог поступает непоследовательно, нарушая логику им же самим учреждённого им миропорядка; неэффективно, достигая только частного результата. Человек стремится, чтобы Бог творил чудеса для удовлетворения человеческих потребностей, вера в чудеса воспринимается ещё и как грубо корыстная. Такую критику идеи чуда, которая апеллирует от свободы к норме, от единичного к всеобщему и от сферы ближнего к дальнему, «открыли» в одно время с самой идеей: в Книге Иова Вилдад укорял Иова, который посмел возвести собственное страдание до вселенского уровня (Иов. 18:4). В целом смысл теистической идеи чуда стоит в зависимости от двух предпосылок, в случае отрицания которых он теряется: сознательная или неосознанная убеждённость, что конкретное «я» по отношению к всеобщему — не просто часть по отношению к целому, а также вера в символический смысл чуда. Например, несмотря на то, что цель или результат совершённых Иисусом исцелений понимается в первую очередь как здоровье конкретных людей, но эти исцеления описаны как знак, который Бог подаёт всем[4].

Баден Пауэлл[англ.], английский математик и священник Церкви Англии, утверждал, что если Бог — законодатель, то «чудо» нарушало бы законные указы, изданные при сотворении мира. Следовательно, вера в чудеса была бы полностью атеистической[24].

Вопрос реальности

Споры вокруг понятия чуда сосредоточены главным образом на том, должно ли чудо в каком-то смысле противоречить естественному праву или быть его нарушением. Первый аргумент философа Дэвида Юма относительно чуда направлен на доказательство невозможности чуда, второй — на отрицание возможности узнать, произошло ли чудо когда-либо[25]. Американский философ Элберт Хаббард[англ.] (1909) писал: «Чудо — это событие, описанное теми, кому о нём рассказали люди, которые его не видели»[26]. Американский политик и философ Итан Аллен приводит распространённое мнение о чудесах в своей книге «Разум — единственный оракул человека»: «Нет ничего более очевидного, чем тот факт, что в тех частях света, где преобладают знания и наука, чудеса прекратились, но в варварских и невежественных частях мира чудеса всё ещё в моде»[27].

Вопрос о внутреннем смысле идеи чуда не является тождественным вопросу фактической реальности чудесных событий. Протестантский теолог Рудольф Бультман и его школа предложили проект «демифологизации» духовной «вести» — «керигмы» Евангелий, целью которого является, в частности сохранение смысла рассказов о чудотворении Иисуса при отказе от их восприятия их как реальных. Однако, экзегеза, ориентированная на проект Бультман, вынуждена слишком часто игнорировать действительные черты интерпретируемого ею текста. Вопрос осложняет и существенная зависимость привычного ощущения границы «возможного» и «невозможного», каково бы ни было его реальное или мнимое рациональное обоснование, от таких факторов, как этническая и социокультурная принадлежность субъекта. Так, в рамках индийской традиции йоги людям «известно», что йог обладает тривиальными умениями, которые представитель западной культуры сочтёт безусловно невозможными. К убеждениям принадлежит не только вера в чудеса, но и неверие в них. Например, православные и католики обязывались веровать в нетленность мощей многих святых (при этом значение этого чуда для веры в святость могла преувеличиваться — с чем в «Братьях Карамазовых» полемизирует Фёдор Достоевский и что спровоцировало разорительную кампанию поругания мощей, проведённую советской властью), но протестанты, и тем более атеисты, были обязаны воспринимать подобное как плод злонамеренного обмана. Только позднее ставится вопрос о возможности естественного объяснения этого явления, что, однако, не исключает для верующих действия через эти причины промысла Божиего[4].

Новейшая ситуация

Развитие современного мира как обостряет, так и ставит под вопрос социокультурные предпосылки как и положительного, так и отрицательного отношения к возможности того, что ранее и верующие, и противники однозначно называли чудом. В новой культурной ситуации, часто описываемой как «постмодернистская», получил распространение скепсиса и в отношении отрицания. Все более популярными становятся представления не о чуде, а о «паранормальном», что представляет новую опасность для веры в ортодоксально-богословский концепт чуда, который в данном контексте становится размытым. Теизму труднее убедить современных людей не в реальности событий, выходящих за пределы естественного, а в их значимости. Негативно на веру в чудеса влияет множество научных открытий, которые существенно изменили представление о природе. К другим факторам принадлежит современная глобализация, беспрецедентно сблизившая различные религиозные традиции. В послесоборную эпоху Католическая церковь разрешала научно обследовать различные предметы, связанные с представлениями о чудесах, например, была исследована Туринская плащаница. Тем не менее, результаты этих обследований, как положительные, так и отрицательные, продолжают вызывать сомнения и возражения. В новейшем контексте для защитника веры, равно как и для её противника наиболее разумно вернуться к библейскому концепту знака-знамения, который не содержит обязательной импликации преодоления природных законов природы, и дискутировать о смысле этого концепта, связывая его с «демифологизацией» по Бультману[4].

Научные объяснения

Истинное чудо, по определению, является неестественным, внеприродным явлением, что побуждает многих отвергать чудеса как физически невозможные (то есть требующие нарушения установленных законов физики в пределах области их действия) или не поддающиеся подтверждению по самой их природе (поскольку невозможно исключить все возможные физические механизмы). Вторую позицию выражал, например, философ Дэвид Юм[3].

Наука и более простые исследования открыли естественные причины большого числа «чудес»[28]. Сообщение о чуде может передавать ложную или вымышленную информацию. Чудо может быть результатом когнитивной ошибки (например, чрезмерного размышления, поспешных выводов[англ.]) или психологической ошибки (например, галлюцинации) предполагаемого очевидца. Употребление некоторых наркотиков, таких как психоделики (например, экстази), может вызывать эффекты, схожие с религиозными переживаниями[29]. Биолог Ричард Докинз критиковал веру в чудеса, назвав её подрывом принципа бритвы Оккама[30].

Иногда чудесами называют статистически маловероятные события. Например, когда три одноклассника случайно встречаются в другой стране спустя десятилетия после окончания школы, они могут считать это чудом. Однако на Земле каждое мгновение происходит колоссальное количество событий; таким образом, крайне маловероятные совпадения также происходят каждое мгновение. События, которые воспринимаются как невозможные, не являются таковыми — они лишь происходят очень редко и зависят от количества отдельных событий. Британский математик Дж. Э. Литтлвуд предположил, что люди статистически должны ожидать, что с ними будет происходить событие с вероятностью один на миллион, примерно одно в месяц. По его словам, события, кажущиеся чудесными, на самом деле являются обычным явлением[31].

Примечания
  1. 1 2 БРЭ, 2017, с. 639.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Чудо — ЭЕЭ.
  3. 1 2 3 4 5 Stanford Encyclopedia of Philosophy, 2024.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 НФЭ, 2010.
  5. Oxford Reference.
  6. Памятники древней письменности и искусства, т. 59. СПб., 1885, с. 143—147 — цит. по: НФЭ, 2010.
  7. Рынковой, 2010, с. 46.
  8. Рынковой, 2010, с. 46—47.
  9. 1 2 Рынковой, 2010, с. 48.
  10. Рынковой, 2010, с. 48—49.
  11. Рынковой, 2010, с. 47.
  12. Рынковой, 2010, с. 49.
  13. Рынковой, 2010, с. 49—50.
  14. Рынковой, 2010, с. 50.
  15. Рынковой, 2010, с. 50—51.
  16. 1 2 Рынковой, 2010, с. 51.
  17. Рынковой, 2010, с. 51—52.
  18. 1 2 Толстая, 2012, с. 558.
  19. Толстая, 2012, с. 558—559.
  20. 1 2 3 4 5 Толстая, 2012, с. 559.
  21. Толстая, 2012, с. 559—560.
  22. Толстая, 2012, с. 560.
  23. Smtliche Werke, Bd 12, т. 1. Lpz., 1925, S. 249 — цит. по: НФЭ, 2010.
  24. Desmond et Moore, 1991, p. 500.
  25. Sezgl, 2014, p. 1.
  26. Sezgl, 2014, p. 4.
  27. Dichoso, 2015.
  28. Губин, 2004, с. 130—144.
  29. Watts, 1968.
  30. Докинз, 2012.
  31. Littlewood, 1953, pp. 104–105.


Литература
Downgrade Counter